— Так и ехали бы в свою Серую слободу врачеваться, — фыркнула та.
— Туда и поедем. Ты только сейчас чуть раны обработай, как я тебе сказал, чтобы в пути никто не богу душу не отдал.
Прислушается? Не прислушается? По крайней мере, Алексей, пока та трудилась над ранеными, попытался хоть что-то из азов медицинской гигиены ей привить.
Нет, Талица точно от татар не отобьётся. Ну, наскребут они тут вместе с ополчением даже сотню человек. Да что такое сотня, если на приступ хотя бы тысяча полезет? А ведь в Донские степи по правому берегу реки даже не тысяча их пойдёт. Минимум тумен, а то и два, чтобы половцев хана Котяна шугануть до самой Венгрии.
Впрочем, и Елец лишь немногим «круче». Князь местный увёл дружину по призыву Великого Князя к Воронежу, да там с ней и сгинул. Остатки, даже если триста человек вместе с пацанами шестнадцатилетними собрать смогут, и то хорошо.
О чём Евпатий с боярином да молодой княгиней разговаривал, Алексею неведомо. Только и в Ельце они долго не задержались. Вместе с купчиком елецким, давно слышавшим про чудеса из Серой крепости в путь и двинулись. На юг, вдоль Дона.
Рассказы спутников Коловрата народишко очень встревожили. Молодёжь смотрела на них, как на героев, а старики ворчали: типа, панику наводят какими-то неведомыми татарами, разъезды которых в начале зимы повертелись, повертелись в округе, да сгинули. Значит, сроду им ни Елец, ни Талица не нужны были. Вон, хищное Черниговское княжество рядом, давно зуб точит на «отжатые» у него Рязанью городки. Значит, черниговцев опасаться надо, а не «сказочных» татар.
Жалко людей, которым, скорее всего, жить осталось месяца три. Но ничего поделать ни сам Крафт, ни все остатки их дружины, ни даже оружие Серой крепости не сумеют. Судьба у местных такая: пасть в ближайшие месяцы. Может, кроме дюжины парней из двух городков, которых дружинники рассказами про своё геройство во вражеских тылах соблазнили присоединиться к «партизанам».
Контингент — тот ещё. Ни мечом, ни копьём толком владеть не умеют. Разве что, из простого охотничьего лука неплохо стреляют. Но где только взять людей лучше этих? Кто на поле брани не пал, того восточнее Дона татары в полон взяли. Может, кто в Серую слободу пробился, там видно будет.
Зимняя дорога небыстрая, так что боярин времени не терял. Выделил пару самых здоровых ветеранов, которые этих новиков из Талицы да Ельца и принялись натаскивать на стоянках. Прежде всего, копейному бою, поскольку владеть мечом нужно не один месяц учиться. Как Крафт заметил, энтузиазма у пацанов в достатке, стараются повторять то, что их заставляют делать. Но сырой, очень сырой «человеческий материал», даже Евпатий старается не смотреть на эти ежедневные часовые тренировки, чтобы не расстраиваться.
Когда на горизонте показалась смотровая вышка Серой крепости, ёкнуло в душе бывшего бандитского «бригадира». Хоть и зол он до сих пор на Ленку, а ведь ребёнка она от него ждёт. Для себя он давно решил: не извинится, не вернётся к ней. Ребёнку помогать будет, пока жив, но с ней — ничего общего, если она его негодяем считает. А ведь по срокам она со дня на день родить должна, если ещё не родила…
— Что-то не очень ласково нас встречать собрались, — хмыкнул в санях боярин, глядя на запертые ворота Посада и четверых при оружии, стоящих перед ними.
— Да где уж неласково? — расплылся в улыбке Полуницын, сидя в седле. — Сам воевода вместе с Верзилой вышли. Скорее всего, нас с тобой, братан, в бинокль узнали. А то, что ворота закрыты, так порядки у нас такие: пока окончательно не разберутся, что за люди оружные, держать их на запоре.
К «группе по торжественной встрече» он подскакал первым, отпустил повод и широкими шагами подошёл к старым товарищам.
— Жив, чертяка! — чуть не задушил Алексея, облапавший его Зильберштейн.
— А чего с нами могло случиться?
— А то, блин, сам не знаешь по книжкам, что могло!
Тут и ворота распахнулись, и из них попёрли те, кто воевал в дружине, но по ранению отправлен сюда. К сожалению, намного меньше, чем хотелось бы видеть.
Суета с взаимными приветствиями, узнаванием и докладами, кого сколько и в каком состоянии из дружинников скопилось в слободе, затянулась минут на двадцать. В конце концов, Серый взял командование на себя, распорядившись новиков и «попутных» елецких купеческих людей разместить в Посаде, а пришедших вместе с боярином из-за Москвы впустить в крепость и, первым делом, направить на осмотр к доктору.
Только не тут-то было.
— Не до того ему сейчас, — грудью встала на входе в медпункт малявка из числа дочек одной из прибывших в последней партии женщин ХХ века. — Он роды принимает.
— Какие ещё роды? — не сразу понял Беспалых.
— У тёти Лены Устенко, как она узнала, что дядя Лёша вернулся, схватки начались. Еле успели из квартиры до операционной донести.
— Да отомри ты, счастливчик! — с хохотом ткнул кулаком в бок остолбеневшего Крафта Константин. — Вот же повезло человеку! Не только домой живым вернулся из такой передряги, так ему ещё и жена подарок приготовила! Да какой!
6
Прохор не только железом «слободским» да диковинками торговал, но и с кузнецами курскими договаривался, как и велел Минкин. О том, чтобы те летом (не весной, а именно летом, когда откатятся в степи татары) везли в Серую слободу кричное железо и руду. В обмен на добрую тигельную сталь, которую «бодяжил» Борода в своей индукционной печи, подмешивая к кричному железу высоколегированный «металлолом», что завезли в крепость, когда ещё существовала связь с «родным» временем.
Юрец, дорвавшись до металлургии, вообще творил много чего любопытного. Про алюминиевые безделушки-украшения и гарды для сабель и мечей речь уже шла. Но когда он однажды приволок в «штаб» тяжёлый слиток цвета золота, все несколько прихренели. Верзила даже ржать принялся, что Барбарин продал душу дьяволу за секрет философского камня.
— Я так и знал, что вы это за золото примете! — расплылся в улыбке Юрка. — Не, мужики. Это не золото. Золото больше, чем вдвое, тяжелее. Это бронза, только алюминиевая. А здорово на золото похожа, верно? Может нам того, фальшивомонетничеством заняться? Какие-нибудь византийские денежки начать клепать?
— Чтобы озлобить всех вокруг? — хмыкнул Чекист. — А нам это надо?
Но всяческих кулончиков, подвесок и колечек он к поездке Андрона в «столицу» из того слитка наделал. И даже накладки на ножны для кинжала, выкованного из куска троса, отлил. Так что было что Минкину «задарить» князю Курскому. Правда, он сразу предупредил, что то — не золото, а лишь его искусная имитация. Как и торгуемое купцом, прибывшим с ними. И Прошка, продавая «бижутерию», как и было велено, предупреждал покупателей об этом. Но всё равно безделушки, золотые на вид, но по цене серебряных, разлетелись вмиг.
С этой торговлей вообще получилась неприятная история. В открытую слободской товар многие коллеги-купцы покупать не желали, норовя совершить сделку «втихаря», через подставных лиц. Как оказалось, пробежались по купцам да мастеровым людишки Алексея Валаха, грозя жестокими карами всякому, кто осмелится покупать товары из Серой слободы. Пришлось Минкину трясти «заначку» и снова подносить дары Юрию Святославичу, чтобы встретиться с ним.
— Не знал, князь, что сборы с торговли товарами нашей слободы для тебя лишние, — вздохнул он.
За самое чувствительное место решил князюшку потрогать, за его мошну. И, кажется, получилось: тот насторожился.
— Но, раз не нужны тебе они, придётся в следующий раз купцов не в Курск слать, а в Новгород-Северский, Путивль или Переяславль. Дальше это, расходов больше, но там-то точно никто не будет запрещать наши товары покупать…
— Запрещать? Да кто ж осмелился?
— Сказывают курские кузнецы, что отец одного из твоих откупщиков, твой ближний дружинник… Да призови ты их к себе, они и скажут, кто.
Трудно сказать, воспользовался ли Юрий Святославич советом, вызвал ли в детинец купцов или кого из ближних «придворных» послал, но на следующий день после того разговора Валах в сопровождении двух дюжин всадников выехал из города. «На богомолье», как сказали люди. И сразу у Прохора-морвина торговля пошла. Да так, что пришлось ещё пять упряжек с санями нанимать, чтобы зерно, чушки меди и кричного железа, мороженые тушки гусей да овец и прочую снедь можно было увезти на Дон. А ещё — дружинники перестали задираться к Толику Жилину, которого за версту было видно, что он — из «коренных» слобожан.
Задираться-то они задирались, да без особого успеха. Во-первых, люди ХХ века сами по себе крупнее «хроноаборигенов», и, в общем-то, невысокий (около 170 сантиметров) парень, чаще всего, был на пару сантиметров повыше задир. Во-вторых, к деревенским «разборкам» приучен. А в-третьих, и в армии кое-чего из рукопашки «нахватался», и Беспалых своих «боевиков» натаскивал по программе подготовки десантников. Противостояла этому набору, чаще всего, лишь грубая сила. Может, результаты стычек были бы иными, перейди они с «демонстрации молодецкой удали» на обмен ударами оружием, но до такого никто из молодых дружинников не решился. Так что и они, и Жилин, отделались синяками, после чего даже подружились. Те, которые не «ходили под Валахом», числившегося кем-то вроде сотенного командира в курском войске.
Как бы то ни было, но два последние дня пребывания в Курске прошли куда спокойнее, чем пара первых. С князем Андрон больше не виделся, да и не имел горячего желание повидаться. И ехать сюда не собирается. Может, к осени, когда ордынцы в степи угомонятся, гоняя остатки половцев, пошлёт Беспалых или Михаила дать подсказки по обороне города. Но самому ему ехать сюда как-то… не климатит.
В восторге лишь Прохор, расторговавшийся так, что вполне может самостоятельно рвануть сюда ещё до того, как снег сойдёт. Особенно его впечатлило то, как безделушки из алюминиевой бронзы рвут, выкладывая за них полновесное серебро, а не куньи и прочие шкурки. И никакие предупреждения о том, что возвращаться ему придётся в опасное время, на мужика не действуют: всё об одном талдычит, как он в следующий приезд озолотится.