зволить не могла. Еще одно дело — она оказалась очень ревностной богомолкой. Когда миссис слишком состарилась, чтобы посещать церковь, то настояла, чтобы ее место заняла Алиса. Своего рода «мальчик для битья». Но были у нее и свои привязанности. Она обожала внука Роджера. И у нее был близкий друг, но об этом позже. Как вы знаете, после войны наблюдалась острая нехватка жилья и масса проблем с прислугой. Миссис Примьеро была умной старой женщиной, и она думала о том, как можно использовать одно для решения другого. На территории «Дома мира» стоял каретный сарай, и под крышей его было что-то вроде сеновала. Вместо кареты сарай приютил вышеупомянутый «даймлер». После смерти доктора ездить на нем было некому: нет нужды говорить, что миссис Примьеро за руль не села бы, Алиса тоже не умела водить машину. Имелось немного драгоценного бензина, но его хватило бы только на то, чтобы съездить за покупками да раз в неделю прокатить парочку своих «дорогих» но окрестным дорогам.
— Значит, Алиса все-таки была больше подругой? — вставил Верден.
Уэксфорд с важностью произнес:
— Служанка может сопровождать леди, если та собирается выехать. Как бы то ни было, миссис Примьеро поместила в «Кроникл» Кингсмаркхема объявление о молодом крепком мужчине, желающем работать в саду, следить за автомобилем, водить его и исполнять другие поручения за квартиру и три фунта в неделю.
— Три фунта? — Верден не курил, не был прожигателем жизни, но по опыту еженедельных покупок своей жены знал, сколь короток путь трех фунтов.
— Ну, в те дни фунт стоил несколько дороже, Майк, — заступился Уэксфорд. — У миссис Примьеро был крашеный чердак, поделенный на три комнаты и снабжавшийся водой. Не «Долфин-сквер», но, боже мой, Майк, в сорок седьмом люди были рады и комнате! Она получила много откликов на свое приглашение, но по какой-то причине — бог знает по какой — взяла Пейнтера. На суде Алиса сказала, что, по ее соображениям, этой причиной стало наличие у него жены и маленькой дочери, которые должны были держать его в узде. Конечно, все зависит от того, что под этим подразумевать, не так ли?
Верден отодвинул кресло от солнечных лучей.
— Миссис Примьеро пользовалась и услугами его жены?
— Нет, только Пейнтера. Понимаете, у нее был маленький ребенок. Когда они въехали, младенцу исполнилось только два годика. Если бы ей привелось работать в доме, то пришлось бы брать малышку с собой, а на это миссис Примьеро никогда не пошла бы. Что же касается отношений между ней и Пейнтерами, то тут лежала огромная пропасть; мне кажется, что за все время их пребывания там едва ли миссис Примьеро перекинулась с миссис Пейнтер хотя бы несколькими словами, а маленькую девочку — ее звали Терезой — и в глаза не видела.
— Она кажется не очень приятной женщиной, — задумчиво сказал Верден.
— Она была типичной для своего возраста и класса, — терпеливо поправил Уэксфорд. — Не забывайте, что она была дочерью владельца поместья в те времена, когда владельцы поместий еще кое-что значили. Для нее миссис Пейнтер являлась только женой арендатора. При этом не сомневаюсь, если бы миссис Пейнтер заболела, то она послала бы ей миску супа и одеяла. К тому же миссис Пейнтер держалась очень замкнуто. Она была очень хорошенькой, очень тихой, но требовала к себе в некотором роде чрезвычайного уважения. Она немного боялась Пейнтера, что нетрудно понять: она — такая маленькая, а он — такое громоздкое неповоротливое животное. Когда я после убийства разговаривал с ней, то заметил синяки на руке, слишком много синяков для обычных хозяйственных несчастий. Об заклад побился бы, что он занимался рукоприкладством.
— Значит, фактически, — сказал Берден, — они жили совершенно отдельными союзами: миссис Примьеро со служанкой в «Доме мира», семья Пейнтер — в домике в конце сада.
— Не знаю насчет «конца сада», каретный сарай находится примерно в ста футах от задней двери большого дома. Пейнтер заходил в дом, только чтобы принести уголь и получить распоряжения.
— А-а! Насколько я помню, — сказал Берден, — там были какие-то сложности с углем. Не было ли это более или менее сутью всего дела?
— Пейнтеру полагалось, — продолжал Уэксфорд, — наколоть дрова и натаскать уголь. После Алиса уносила его. Ему полагалось принести ведро угля в полдень — они никогда не разводили огонь до этого — и еще раз в шесть тридцать вечера. И еще, он никогда не возражал против работ по саду и автомобилю. Он ими занимался, — хотя и с частыми промашками, — но всегда жаловался на то, что полуденная возня с углем выпадает на его обеденное время, а в зимнее время он не любил выходить по вечерам. Нельзя ли приносить сразу два ведра в одиннадцать утра? Но миссис Примьеро возражала. Она говорила, что не намерена превращать свою гостиную в привокзальный двор.
Берден улыбнулся. Его усталость почти рассосалась, позавтракав, побрившись и приняв внизу душ, он станет новым человеком. Он взглянул на свои часы, потом на Хай-стрит, где в кафе «Карусель» уже поднимали жалюзи.
— Я, пожалуй, справился бы с чашечкой кофе.
— Две головы сошлись на одной мысли. Откопайте кого-нибудь и пошлите.
Уэксфорд встал, потянулся, поправил галстук и пригладил волосы, слишком редкие, чтобы прийти в беспорядок. Принесли кофе в озокеритовых чашках с пластмассовыми ложечками и маленькими пакетиками сахара.
— Так-то лучше, — сказал Уэксфорд. — Хотите, чтобы я продолжил?
Берден кивнул.
— К сентябрю пятидесятого Пейнтер работал у миссис Примьеро уже три года. Договор о работе выполнялся прекрасно, за исключением жалоб Пейнтера на сложности с углем и его постоянных просьб о прибавке.
— Полагаю, он считал, что она купается в деньгах?
— Конечно, он не мог знать, сколько у нее на счете в банке, сколько у нее акций или тому подобное. С другой стороны, ни для кого не было секретом, что она держит деньги в доме.
— Имеете в виду, в сейфе?
— Ни за что в жизни. Вы же знаете этих старых дев. Часть денег, набитых в бумажные мешки, хранилась в ящиках стола, часть — в старых дамских сумках.
Проявив чудеса памяти, Верден вдруг сказал:
— И в одной их этих сумок было целых двести фунтов?
— Да, — угрюмо признал Уэксфорд. — Однако что бы миссис Примьеро ни была в состоянии себе позволить, она отказалась поднять зарплату Пейнтеру. Если ему не нравится договор, он может уходить, но это означает, что он лишается квартиры. Очень старая женщина, миссис Примьеро была весьма чувствительна к холоду, поэтому топить начинали в сентябре. Пейнтер считал, что в этом нет необходимости, и раздраженно ворчал по этому поводу…
Зазвонил телефон, и Уэксфорд замолк. Он сам взял трубку:
— Да… да… хорошо…
Верден не понял, кто это мог быть. Он допил кофе с некоторым отвращением, потому что ободок озокеритовой чашки слегка отсырел. Уэксфорд положил трубку.
— Жена, — пояснил он. — Я умер? Или забыл, что у меня есть собственный дом? Она замотана домашней работой и не может найти чековую книжку. — Он поискал в кармане и хмыкнул: — Неудивительно. Придется вернуть уворованное. — И неожиданно мягко добавил: — Пойду домой, вздремну. Почему бы и вам не сделать того же?
— Не люблю оставаться в подвешенном состоянии, — проворчал Верден. — Теперь понятно, что чувствуют мои дети, когда я прерываю вечернюю сказку на середине.
Уэксфорд стал собирать вещи в кейс.
— Если оставить в стороне подробности, — добавил он, — осталось немногое. Я говорил вам, что все было просто. Это случилось в воскресенье, 24 сентября, холодным, сырым вечером. Миссис Примьеро послала Алису в церковь. Она ушла примерно в четверть седьмого, а Пейнтер должен был принести уголь в половине седьмого вечера. Все прошло прекрасно, и он отбыл с двумя сотнями фунтов прибытка.
— Хотелось бы услышать подробности, — настаивал Верден.
Уэксфорд был уже у дверей.
— Продолжение в следующий раз, — ухмыльнулся он. — Вы не можете сказать, что я оставил вас в неопределенности. — Ухмылка его погасла, и лицо посуровело. — Миссис Примьеро была найдена в семь вечера. Она лежала в гостиной на полу у камина в большой луже крови. Кровь была на стенах, на ее кресле, а в сердце воткнут окровавленный колун.
Глава 2
Когда будет судиться, да выйдет виновным…
Дети его да: будут сиротами, и жена его — вдовою.
Псалом 108
Дремота, предписанная Уэксфордом, была бы хороша в пасмурный день, но не в это утро, когда небо такое голубое и безоблачное, а солнце обещает к полудню тропическую жару. К тому же Берден вспомнил, что не расстилал постель вот уже трое суток. Лучше уж принять душ и побриться.
После завтрака из двух яиц и пары тоненьких ломтиков любимой ветчины он стал думать, что же делать дальше. У него в запасе час. Он вел машину на север по Хай-стрит, опустив все стекла, мимо магазинов, через мост Кингсбрук, мимо «Оливы и голубки» и выехал на дорогу к Стоуэртону. За исключением нескольких новых домов, супермаркета на месте прежнего полицейского участка и настойчивых дорожных знаков, ничего не изменилось здесь за шестнадцать лет. Те же лужайки, те же высокие, отягощенные июльской листвой деревья и небольшие коттеджи, которые Алиса Флауэр видела, когда ездила на «даймлере» в город за покупками. Хотя транспортный поток, подумал он, в те времена был, наверное, потише. Майк тормознул и, сдерживаясь, только поднял брови при виде юнца, проскочившего на велосипеде всего в нескольких дюймах от него.
Узкая дорога, на которой когда-то располагался «Дом мира», должна была быть где-то здесь. Подробности, которыми его поддразнивал Уэксфорд, всплывали в его собственной памяти. Уверен ли он, что читал об остановке автобуса и телефонной будке в конце дорожки? Существует ли еще та лужайка, которую, как Берден, помнится, читал, отчаявшийся Пейнтер пересек, чтобы спрятать узел окровавленной одежды?
Теперь здесь стояла телефонная будка. Он включил сигнал левого поворота и медленно свернул на узкую дорогу. Сначала шла щебенка, перешедшая потом в