и личную ответственность.
Он вытащил из планшета картонную папку, в которой оказалось личное дело капитана запаса Хлынова. Старцев с Васильковым с интересом пролистали ее, несколько задержавшись на старой, пожелтевшей фотографии размером пять на шесть сантиметров.
— Вроде он, — неуверенно сощурил глаза Иван.
— Моложе лет на пять-шесть, — согласился Васильков. — А так… и овал лица тот же, и ямка на подбородке. Волосы потемнее и лежат по-другому.
— Ну, это дело моды. И молодости, — вставил Егоров. — Что там по машине? Как он ее приволок в Москву?
Бойко нехотя продолжил доклад:
— По наводке военкома отправились мы в Трофейный комитет при ГКО[11].
— Который в Главном управлении тыла? — встрепенулся Васильков.
— Точно. Оттуда нас пульнули в Центральную комиссию по сбору трофейного вооружения и имущества. Там по нашему запросу ничего не нашли и посоветовали обратиться в Центральную комиссию по сбору черных и цветных металлов в прифронтовой зоне.
— Неужто и такая имеется? — подивился Старцев.
— Так точно. Председательствует в ней товарищ Шверник — милейший человек. Он-то и помог нам разобраться.
— Так-так. И что же вы разузнали?
— В общем, до того как «Хорьх» был переведен в разряд металлолома, он несколько дней находился в ведении полковника Кононова, командира стрелковой дивизии из состава 2‑го Украинского фронта. Дивизия на тот момент стояла в Венгрии, восточнее Будапешта. Как он попал к Кононову, выяснить не удалось. Зато есть информация, что в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое февраля 1945 года автомобиль был угнан неизвестными лицами прямо от штаба дивизии.
— Постой-постой, — нахмурился Иван Харитонович. — Угнан неизвестными лицами, а потом вдруг превратился в металлолом? Что же, его нашли разбитым, что ли?
Бойко развел руками:
— История об этом умалчивает. Пойми, Иван, они же не контрразведчики, их интересует материальная сторона вопроса. Пропал, а потом всплыл уже на железнодорожной станции венгерского города Веспрем. Мы смотрели по карте — это в тех же краях, где дислоцировалась дивизия Кононова. Причем «Хорьх» был отсортирован комендантом железнодорожной станции как не подлежащий восстановлению.
— Это мы с Сашей слышали от Хлынова. Значит, и здесь он не покривил душой. Все сходится до мелочей.
— Да, выходит, капитан действительно выпросил у коменданта груду металла, — наконец-то дал заднюю вечно сомневающийся Олесь.
Завозившийся на стуле Егоров поторопил:
— Короче, мы с Бойко сработали вхолостую. Теперь твоя очередь, Ваня. Вещай. Мы сгораем от нетерпения.
Иван поставил на подоконник пустую кружку, вытянул из пачки папиросу, дунул в мундштук, закурил. И начал подробно рассказывать о последнем убийстве в Михалковском тупике…
Глава одиннадцатая
Венгрия, район озера Балатон 16 февраля 1945 года
Зимы в Венгрии мягкие, туманные и малоснежные. Раз в несколько лет случаются кратковременные морозы под минус двадцать, озеро Балатон при этом полностью покрывается льдом. В сорок пятом наступавшим советским войскам повезло: зима была мягкой, столбик термометра даже ночью оставался возле нуля.
Вдоль пустынного северного берега живописного озера Балатон, по хорошей асфальтовой дороге мчался «Хорьх». С момента дерзкого угона от штаба советской дивизии прошло полтора часа. За это время автомобиль преодолел около семидесяти километров. Мощный мотор позволял развивать скорость до ста двадцати километров в час, но до выезда на асфальтовую трассу его водитель выбирал пустые проселки, а иногда и бездорожье, старательно избегая густонаселенных районов.
При подъезде к Балатону выбора не оставалось: здесь на запад вела только одна дорога — ровная, закатанная перед войной хорошим асфальтом.
Солнце давно поднялось над горизонтом, красиво освещая покрытый инеем лес, тонкие серо-зеленые льдины в темной воде озера и дорогу, ведущую в сторону австрийской границы.
За рулем «Хорьха» сидел мужчина лет тридцати пяти в несколько странной одежде. Темный в полоску двубортный пиджак, надетый поверх светлой рубашки. Брюки от немецкой унтер-офицерской формы, которые военнослужащие обычно заправляют в сапоги. Но вместо сапог на ногах были темные гражданские ботинки.
В кабине автомобиля мужчина находился один, справа на сиденье лежали автомат и несколько запасных магазинов. Машиной он управлял уверенно, словно делал это не первый год. Однако, подъезжая к озеру, занервничал. Не так давно он бывал в этих местах и помнил, что впереди ждет развилка. Главная трасса по-прежнему будет петлять, повторяя плавные изгибы береговой линии, то приближаясь, то отдаляясь от воды или разрезая надвое прибрежные деревеньки. А второстепенная дорога резко вильнет вправо и потянется вдоль глухого леса, покуда не упрется в венгерский город Веспрем.
Северный берег Балатона советские войска недавно освободили от немцев. Мужчина понимал, что наиболее важные объекты, такие как мосты, железнодорожные переезды, перекрестки дорог, въезды и выезды из городов, контролируются постами и военными патрулями. Это были азы военного дела, которыми он неплохо владел. Оттого и вглядывался вперед, побаиваясь встречи с представителями Красной Армии или ее союзниками.
Насчет дорожной развилки он угадал: ее действительно охранял пост из шести солдат, одного сержанта и одного офицера. Только это были не представители Советского Союза, а бойцы 1‑й Болгарской армии, находившейся в оперативном подчинении 3‑го Украинского фронта.
Завидев далеко впереди фигурки солдат, мужчина опустил стекло в левой дверце, взял автомат, передернул затвор и, высунув ствол в открытое окошко, увеличил скорость до максимальной…
— …А в нашем доме электричество появилось только перед Второй мировой войной, в 1938 году, — опираясь локтями на опущенный над дорожным полотном шлагбаум, признался двадцатилетний редник — рядовой по имени Христо.
— Постой, как в тридцать восьмом? — переспросил басом здоровяк Захари. Он был намного старше, носил черные пышные усы и погоны подофицера[12]. — Ты же из Анхиалоса?
— Нет, я из Помория, из квартала Старый Град. Просто Анхиалос уж десять лет как переименован и зовется Поморием.
— Да бог с ним, с названием! Мне привычнее называть твой город на старый лад. Я бывал в нем до войны много раз и видел, что там давно проведен ток! Поэтому не морочь мне голову!
Поправив сползающий с плеча ремень винтовки, Христо улыбнулся:
— Ты прав, в городе ток давно. По вечерам над магазинами горят электрические вывески, а на нескольких улицах установили фонари необычной формы, во многих домах светятся окна. Только мой дед Самуил считал, что ток очень вреден для детей и не разрешал проводить его в дом. Осенью тридцать восьмого дед умер, и после его похорон мы оформили в общине подключение…
Неспешная беседа двух болгарских солдат прервалась предупредительным возгласом третьего бойца — Живко. Тот прогуливался вдали от шлагбаума и первым заметил приближавшийся с северо-востока автомобиль.
— Внимание! — крикнул он. — Вижу автомобиль! Кто-то едет в нашу сторону!
Вдоль северного берега Балатона, где ютились мелкие деревеньки, и в мирные годы легковые автомобили проезжали довольно редко. В основном здесь курсировали повозки, запряженные одной или двумя лошадьми. Дважды в неделю проходили рейсовые автобусы, ближе к осени появлялись грузовики столичных транспортных компаний, перевозившие сено, фураж, зерно, дрова или скот. Зимой движение ослабевало, весной возобновлялось. В военное время гражданского транспорта не стало, зато трассой часто пользовались военные, перевозя живую силу, раненых, боеприпасы, топливо или буксируя артиллерийские орудия.
— Легковой! Гражданский! — продолжал кричать Живко.
Немногочисленный болгарский пост очнулся от сонного безделья, пришел в движение. Капитан торопливо поднимался от берега к дороге, застегивая на ходу шинель. Фельдфебель развернул полотнище небольшого красного флажка и махал им, приказывая водителю остановиться. Рядовые бойцы спешили к опущенному шлагбауму…
«Хорьх» набрал максимальную скорость и мчался к посту, за которым начиналась дорожная развилка. Сидевшему за рулем мужчине в странной комбинированной одежде нужно было ехать прямо вдоль берега — мимо череды небольших деревенек и подступавших вплотную к дороге густых лесов. Поворот направо на Веспрем его не интересовал.
Он видел, как впереди засуетились вооруженные винтовками солдаты, как один из них настойчиво махал ему красным флажком, а другие выстроились вдоль трассы и торопливо готовили к бою оружие.
Но не было в этом мире ничего, что могло бы заставить его выполнить приказ и остановиться. Правая стопа все сильнее вдавливала в пол педаль акселератора. Одна ладонь сжимала руль, другая рукоятку «MP‑40», ствол которого лежал на нижнем обрезе дверного окошка.
На спусковой крючок мужчина нажал, когда солдаты окончательно поняли, что останавливаться автомобиль не намерен, и когда он влетел на территорию поста.
Весь магазин, все тридцать два патрона, водитель выпустил одной длинной очередью. Кабина быстро наполнилась пороховой гарью, стреляные гильзы со звоном ударялись в лобовое стекло и приборную панель и сыпались вниз.
Кто-то из солдат вскинул винтовку, оставаясь возле шлагбаума; кто-то орудовал затвором, отбегая подальше от дороги. Тех, что были справа, мужчина не доставал. Зато троих, оказавшихся слева от «Хорьха», он расстрелял с удивительным хладнокровием.
Затем, не убирая с колен автомата, вцепился в руль обеими руками и протаранил горизонтально лежащий шлагбаум.
Удар вышел знатным. Обломки разлетелись веером во все стороны. Это были куски тонкого сухого древесного ствола, служившего шлагбаумом. Осколки автомобильных фар, элементы решетки радиатора и еще бог знает что.