Но на самом деле все просто. Например, жила себе на Кавказе изумительная змейка – кавказская гадюка, или гадюка Казнакова. На мой взгляд, одна из самых красивых и ярких змей: бархатно-черное тело и широкий черный узор, изящным зигзагом тянущийся через всю спину. «Черное на черном! – воскликнете вы, – масло масляное, так не бывает!» Точно, не просто черное на черном. Узор на спине оторочен широкой каймой насыщенного апельсинового, желтого или красного цвета и потому выделяется. Апельсиновый на черном бархате – как вам?
У ученых было много образцов этой змеи, они знали места, в которых она живет, и были вполне себе довольны до тех пор, пока самые пытливые не заметили, что очень странно расположен ареал распространения этих змей – часть из них обитает прямо вдоль моря, не поднимаясь в горы, часть, наоборот, высоко, почти у ледников Кавказского хребта, некоторые облюбовали небольшие участки в лесу и никогда из него не высовываются. А между этими обитаемыми островками гадюки Казнакова нет, будто и не было никогда. Стали изучать и сравнивать. И оказалось, что вовсе это не одна кавказская гадюка, а целых четыре вида, просто, если не очень всматриваться, похожие друг на друга. И увеличился список змей сразу на трех гадюк. Да еще по поводу многих животных ученые спорят, являются они другим видом или нет. Кто-то говорит, что да, и дает новое название, кто-то утверждает, что нет, и немедленно пишет опровержительную статью, это название отменяя. И такое происходит чуть ли не ежедневно со множеством видов, поэтому никто не может сказать точно, сколько же сегодня на самом деле змей, будь то ядовитых или нет. Но доподлинно известно, что лишь весьма небольшое число из этих примерно 3700 видов по-настоящему опасны для человека.
Я думаю, вы знаете, как даются названия новым видам животных. Но на всякий случай вкратце опишу процесс. Название всегда состоит из двух слов. Первое – принадлежность к роду, который зачастую включает множество видов. Примерно как фамилия у людей. А второе – персональное имя, которое подбирается ученым, описывающим новое для науки существо. Очень часто оно может отражать характерные особенности, к примеру, Bitis nasicornis, где Bitis – род африканских шумящих гадюк (чрезвычайно опасные, нужно сказать, гадюки, но к ним еще вернемся), а nasicornis («нос и рог») четко указывает на выросты на носу – шумящая гадюка-носорог.
Иногда видовое название указывает на места обитания животного: Naja siamensis – кобра сиамская. А порой животное называют в честь первооткрывателя, ученого или даже члена семьи. Кстати, именно так была названа кавказская гадюка – Vipera kaznakovi, гадюка Казнакова. Получила она свое имя в начале XX века, когда директор Кавказского музея в Тифлисе Александр Казнаков отправил ученым несколько змей необычайной красоты, оказавшихся неизвестными тогда науке и получивших его имя. Гадюка Казнакова очень редка и найти ее очень сложно, особенно теперь, когда практически все места ее обитания оказались уничтоженными – черноморское побережье слишком активно обживается. Но местные жители ее очень боятся, хоть, по правде говоря, никогда ее и не видели и знают змею лишь по названию. Но, встречая любую змею, неизменно принимают ее за гадюку и готовы до хрипоты доказывать свою правоту. Ходит множество ужасных рассказов о ее ядовитости и агрессивности, и принимаются всяческие забавные меры, чтобы, выбираясь в горы за грибами, не оказаться жертвой гадюки.
Много лет назад мои друзья отправились на поиски этой редкой змеи, надеясь, что им повезет. Проведя в горах несколько дней, не принесших успеха, они вышли к крошечному, в несколько домишек, поселку. Увидев копавшуюся в огороде бабку, они решили расспросить ее о местах, где чаще всего попадаются змеи. Бабка уверенно ответила, что змей тут полно везде, куда ни ступи. Но больше всего гадюки Казнакова, просто мочи нет! «Черт бы побрал этого Казнакова, распустил своих змей, а нам теперь с ними живи!» – в сердцах заключила она. Так что научные названия подчас вводят людей, не понимающих их принцип, в заблуждение.
Это проблемы, с которыми постоянно приходится сталкиваться людям, увлеченным змеями. Невероятный интерес обывателей к этим животным, помноженный на какой-то мистический ужас, часто превращается в ненависть, нередко обращенную и против сторонников змей. Но стоит начать работать в природе, и этот интерес помогает, да еще как! Знали бы вы, каким уважением пользуется змеелов в полевых условиях! В Средней Азии или Закавказье я всегда чувствовал себя намного лучше, чем… ну даже хоть тот же трубочист в Таллинне, встреча с которым считается самым лучшим событием, приносящим удачу! И не только в Средней Азии – даже на нашем черноморском побережье в самые сложные годы 90-х близость к змеям создавала вокруг подобие силового поля, абсолютно непроницаемого для мгновенно возникающих тогда неприятностей. Именно убежденность людей в абсолютной ядовитости всех змей и невероятной опасности общения с ними позволяла нам работать практически в любых точках.
С одной стороны, нас мгновенно причисляли к разряду высших существ, наделенных абсолютным бесстрашием, а с другой – относили к героическим спасителям, способным выловить в округе всех столь опасных существ и избавить людей от неминуемой гибели. Выглядело это довольно забавно, но и пользы приносило немало: в любом горном ауле тебя всегда с радостью кормили и указывали на самые змеиные места в округе.
Другое дело, что места эти зачастую вовсе не были так обильно заселены змеями, как обычно рассказывали. Множество раз мне приходилось отправляться к такому змеиному скоплению в какое-нибудь ущелье с развалинами старой глинобитной хижины и после долгих поисков с трудом обнаружить там одну-единственную гюрзу, мирно живущую под обрушившейся стеной. А после уточняющих расспросов выяснять, что место это, благодаря обильным зарослям дикого инжира, часто посещается, и женщины, собирающие ягоды, порой видят змею.
– В прошлом году соседка вот видела. Два года назад я сама перепугалась, да так, что и ведро с инжиром рассыпала, – туркменка просто содрогается от воспоминаний пережитого ужаса. – А в этом году за племянницей змея погналась, та еле убежала. Вот сколько там змей, все время их видим!
– Ну да, ну да, – разочарованно киваю. – Вот ее все время и встречали. Одна она там жила. Просто вы бродите к этому инжиру постоянно мимо ее любимого камня, на котором она греется, вот и сталкиваетесь.
Мало кто вообще способен не только различать змей, но хотя бы трезво оценивать их размер. Человек, увидевший рептилию в природе, чаще всего пугается так, что она кажется ему абсолютно не такой, как на самом деле. Я думаю, каждый из вас слышал рассказы о двухметровых гадюках. Толстых, как нога, и опасных, будто мифические драконы. При этом люди, рассказывающие подобную чушь, настолько сами в этом убеждены, что невольно заражают своих слушателей верой в такую ерунду. Страх – великий мистификатор, превращающий полуметровую змейку толщиной в палец в чудовищного монстра, да так ловко, что вы и сами порой не в силах увидеть этой подмены. Впрочем, иной раз подобные истории имеют совсем другие корни. Иногда кому-то выгодно существование чудовищных змей, невероятно опасных для незадачливых путников.
В начале 80-х нас, студентов-ветеринаров, отправили в стройотряд. Вопреки громкому названию, строить нам ничего не пришлось. Нас бросили на поля астраханских помидоров. Астрахань! Для советских ребятишек, почти никуда в своей жизни не выбиравшихся, – настоящие экзотические места! Южные страны, таинственные и незнакомые, где помидоры, представьте себе, растут не в парниках, а просто на полях, где вокруг почти настоящая пустыня, к столовой вечерами прибегают ушастые ежики, лопоухие, будто лемуры, а вокруг фонарей ночами мечутся тысячи бабочек и прилетают здоровенные жуки-водолюбы!
Я словно в рай попал – выйдя из стройотрядовского поезда, пущенного вне обычного расписания и потому отогнанного на запасные пути, я мгновенно усмотрел проворную тень, метнувшуюся по шпалам в вечерних сумерках, и, схватив ее, впервые в жизни увидел настоящую зеленую жабу! Прекрасную, как тропические амфибии: кремово-желтую, с темно-зелеными пятнами, украшенными ярко-красными точками.
Наш лагерь находился прямо в пустыне, до ближайшего поселка было несколько километров, зато помидорные поля начинались совсем неподалеку и тянулись до горизонта. Под одним из дощатых бараков, в которых нас поселили, жило семейство ушастых ежиков. Каждое утро мама-ежиха выводила десяток крошечных отпрысков на солнышко, и они мирно дремали, свернувшись в невысокой пожухлой травке. Чуть в стороне шла сохранившаяся полоса низеньких барханчиков, где я проводил все свободное время, рассматривая многочисленных ящерок и надеясь встретить змей. Со змеями было сложно. На барханчиках они никак не попадались. Изредка мы видели лишь водяных ужей, которых местные страшно боялись, называя их смертельно ядовитыми шахматными змеями. Ужи встречались на берегах арыков, из которых поливались поля и где массово квакали озерные лягушки, беззастенчиво властвующие на границе мутной воды и суши. Обычно они лежали в воде, выставив морду на поверхность, и настороженно озирались, не желая стать жертвами людского невежества и получить по голове камнем. Мне никак не удавалось поймать хотя бы одного – стоило приблизиться к змее на несколько метров, как та ныряла и проворно уплывала по арыку. Мои товарищи, несмотря на ветеринарное будущее, которое сами для себя избрали, никак не соглашались мне помочь. Еще бы, ветеринария в те годы подразумевала контакт с коровами и овцами, а вовсе не коллективную ловлю змей в астраханских водоемах. Любителей дикой живности среди моих однокашников не оказалось, поэтому бегать за ужами мне приходилось в одиночку и обычно тщетно – слишком они оказались проворными.
Лишь один раз я смог поймать легендарную «шахматку», когда та выбрала слишком мелкую воду, по которой я сумел догнать и, торжествуя, схватить змею. В тот же момент уж обвил мои руки и без предупреждения выпустил струю омерзительно пахнущей жидкости, размашисто растирая ее хвостом. Запах был такой, словно на меня стошнило работягу со с