– Как ты? – В глазах ее была искренняя доброта, когда она сняла мой капюшон и стала оглядывать мои увечья. Я стояла, прикованная к месту, и просто не могла ее остановить. Эстель улыбнулась. – Похоже, все хорошо заживает.
Я сглотнула ком в горле.
– Все хорошо, спасибо. Просто замечательно.
– Неужели? – Она с сомнением вскинула бровь и смерила суровым взглядом Рида. Он, похоже, был рад видеть ее еще меньше, чем она его. Эстель скривила губы. – А вы как поживаете? Всё под синим мундиром прячетесь?
Отважно было с ее стороны прилюдно высмеивать шассера. Посетители окружили нас, глядя с неодобрением. Рид нахмурился и крепче вцепился в мои дрожащие пальцы.
– Пойдем, Лу.
Я вздрогнула, услышав свое имя. Сердце у меня екнуло, но было поздно.
– Лу? – Эстель напряглась всем телом и медленно округлила глаза, новым взглядом осмотрев меня. – То есть… Луиза?
– Приятно было снова тебя видеть! – Прежде чем она успела ответить, я потащила Рида к выходу. Он не сопротивлялся, хотя я буквально чувствовала спиной все его невысказанные вопросы.
Мы стали пробиваться через толпу возле театра. Когда мне не удавалось пройти, вперед выходил Рид. То ли дело было в его высоком росте, то ли в синем мундире, но отчего-то люди расступались и поднимали шляпы. Карета ждала нас в паре домов от театра, но дорогу преграждала очередь, и я повела Рида в обратную сторону, подальше от театра и так быстро, как только могла в своем платье.
Когда мы наконец вышли из толпы, Рид повел меня по безлюдному переулку.
– Что это было?
Я нервно засмеялась, подпрыгивая на носках. Нужно было идти дальше.
– Да ничего, я просто… – Что-то мелькнуло у него за спиной, и у меня внутри все сжалось – из тени вышла Эстель.
– Поверить не могу, что это ты, – выдохнула она шепотом и с благоговением на меня посмотрела. – В прошлый раз я не узнала тебя. Ты так… изменилась.
Это верно. Помимо увечий, мои волосы стали длиннее и светлее, чем были, когда она знала меня, а кожа потемнела и покрылась веснушками – слишком много дней я провела на солнце.
– Вы знакомы? – спросил Рид, хмурясь.
– Разумеется, нет, – быстро сказала я. – Просто… просто виделись в театре. Пойдем, Рид. – Я повернулась к нему, и он успокаивающе приобнял меня за талию и едва заметно заслонил меня собой.
Эстель широко распахнула глаза.
– Ты не можешь уйти! Только не сейчас, ведь…
– Может, – твердо сказал Рид. Он явно не понимал, что происходит, но желание защитить меня, видимо, довлело над растерянностью. Равно как и неприязнь к Эстель. Он ласково касался рукой моей поясницы, уводя меня прочь. – Доброго вам вечера, мадемуазель.
Эстель даже глазом не моргнула. Лишь слегка щелкнула себя по запястью, будто шлепнув назойливую муху, и магазинная вывеска у нас над головами сорвалась с петель и ударила Рида в затылок. Резкий запах колдовства разлился по аллее, а Рид упал на колени и ослабевшей рукой потянулся за балисардой.
– Нет! – Я схватила Рида за мундир, пытаясь поднять его на ноги, хоть как-то прикрыть его своим телом – но Эстель изогнула пальцы прежде, чем мы успели дать отпор.
Вывеска ударила Рида снова, и он рухнул вперед. Ударившись о стену с тошнотворным хрустом, он упал наземь и застыл неподвижно.
Из моего горла вырвался рык, и я встала между ним и Эстель, вскинув руки.
– Не стоит все усложнять, Луиза. – Эстель шагнула ближе. В глазах ее сверкал фанатичный блеск, а мои мысли захлестнула паника. Где-то на краю моего зрения плясало золото, но я не могла сосредоточиться на узоре – да и вообще ни на чем. Весь мир будто затих в ожидании.
Кроме…
Рид пошевелился у меня за спиной.
– Я с тобой не пойду. – Я попятилась, поднимая руки перед собой, чтобы привлечь ее взгляд. – Пожалуйста, прекрати.
– Разве ты не понимаешь? Это подлинная честь…
Рядом мелькнула синева.
Эстель не успела вовремя среагировать – Рид врезался в нее, раскинув руки. В некий короткий миг это даже походило на странные объятия. Затем Рид развернул ее так, что спиной Эстель уперлась ему в грудь, заломил ей руки и сдавил горло локтем. Я в ужасе смотрела, как Эстель пытается бороться. Ее лицо медленно багровело.
– Помоги… мне… – Она в ужасе билась в руках Рида, ища взглядом мои глаза. – Прошу…
Я не двинулась с места.
Все было кончено меньше чем минуту спустя. В последний раз дернувшись, Эстель обмякла в руках Рида, и его хватка ослабла.
– Она… мертва? – спросила я.
– Нет. – Лицо Рида было бледно, а руки дрожали. Он бросил Эстель на землю. А когда наконец посмотрел на меня, я испугалась свирепости в его взгляде. – Чего эта тварь от тебя хотела?
Не в силах выдержать этот взгляд, я отвела глаза – от него, от Эстель, от всей этой кошмарной сцены – и посмотрела на звезды. Сегодня они были тусклыми. Не желали для меня светить. Осуждали меня.
После долгого мгновения я заставила себя ответить ему. Слезы обожгли мои щеки.
– Моей смерти.
Еще одно долгое мгновение Рид смотрел на меня, а потом взвалил безвольное тело Эстель себе на плечи.
– Что ты с ней сделаешь? – спросила я испуганно.
– Это ведьминское отродье. – Он пошел вперед по улице, не оглядываясь и не обращая внимания на встревоженные взгляды прохожих. – Оно будет гореть на костре, а после – в аду.
Ведьмоубийца
По пути назад, в Башню, Рид в упор не желал разговаривать со мной. Я старалась не отставать, хотя каждый шаг как ножом резал по сердцу.
Ведьмоубийца, ведьмоубийца, ведьмоубийца.
Я не могла смотреть на Эстель, не могла видеть, как ее голова безвольно болтается у Рида за спиной, как колышутся ее кукурузно-шелковые волосы.
Ведьмоубийца.
Когда Рид ворвался в Башню, стражники изумились лишь на миг, а затем быстро взялись за дело. Я их ненавидела. Ненавидела за то, что они всю жизнь готовились именно к этому. С горящими от предвкушения глазами они вручили Риду металлический шприц.
Инъекция.
В глазах у меня затуманилось, к горлу подкатила тошнота.
– Отцы давно надеялись испытать это на ведьме. – Шассер, что стоял ближе всего к Риду, с нетерпением приник поближе. – Сегодня их счастливый день.
Рид не колебался. Он перекинул Эстель вперед и с грубой силой вонзил острие ей в горло. Кровь окропила ее плечо и испачкала белое платье.
Казалось, в тот миг ровно то же происходило и с моей душой.
Эстель камнем выпала из рук Рида. Никто не стал ее подхватывать, и она лицом вниз рухнула на булыжник. Совершенно недвижная. Ее грудь еле-еле вздымалась. Второй шассер довольно хохотнул и толкнул ее в щеку ботинком. Она все так же не двигалась с места.
– Полагаю, вот и ответ на наш вопрос. Священники будут довольны.
Далее последовали оковы – тяжелые, ржавые, окровавленные. Шассеры надели их Эстель на запястья и лодыжки, а потом за волосы подняли ее и потащили к лестнице. С каждым их шагом по ступеням цепи звякали, а Эстель исчезала из виду – вниз, вниз, вниз, в самые недра ада.
Рид шел за ними и не смотрел на меня.
И в этот самый миг, оставленная наедине с пустым шприцем и кровью Эстель – единственными напоминаниями о том, что я натворила, – я по-настоящему себя возненавидела.
Ведьмоубийца.
Я горько разрыдалась.
Будто почуяв мое предательство, солнце не пожелало следующим утром восходить как следует. Небо оставалось темным и зловещим, и весь мир накрыло одеялом из черных и серых туч. Вдалеке грохотал гром. Я смотрела на улицу из окна своей спальни стеклянными, покрасневшими глазами.
Архиепископ времени даром терять не стал и распахнул двери церкви, чтобы возопить о грехах Эстель в небеса. Он вывел ее наружу в цепях и бросил на землю к своим ногам. Толпа бранилась и кидала в Эстель грязь и камни. Она лихорадочно оглядывалась по сторонам, будто искала кого-то.
Меня.
Словно почувствовав мой взгляд, Эстель вскинула голову, и наши глаза встретились. Мне незачем было слышать ее голос – я видела, что говорят ее губы, видела, как сама ее душа источает яд.
Ведьмоубийца.
Это было величайшим бесчестием.
Рид стоял впереди толпы. Ветер бешено раздувал ему волосы. Всего за ночь шассеры соорудили помост. На вершине его, глядя в небо, высился грубо вытесанный деревянный столб, о который уже бились первые ледяные капли дождя.
К этому столбу они и привязали мою сестру. На ней все еще было хоровое одеяние – простое белое платье до лодыжек, только в пятнах крови и следах чего-то еще, чем ее пытали в темнице. Вчера вечером она пела и танцевала в Солей-и-Лун. Теперь же она готовилась встретить смерть.
И виновна в этом была я.
Я струсила, испугалась, не пожелала встретить смерть сама, чтобы спасти Эстель. Спасти свой народ, целые сотни ведьм. Я схватилась за горло, прямо возле шрама, и задохнулась от слез.
Ансель неуютно пошевелился рядом со мной.
– В первый раз всегда тяжело смотреть, – сказал он напряженно. – Ты не обязана это видеть.
– Нет, обязана. – Мое дыхание сбилось, когда Ансель подошел и встал рядом с башенкой, которую я соорудила из мебели. Слезы струились по моим щекам и уже образовали на подоконнике лужицу. – Это я виновата.
– Она же ведьма, – проговорил Ансель мягко.
– Никто не заслуживает такой смерти, – выпалила я яростно, и Ансель изумился моим словам.
– Ведьмы – заслуживают.
– Скажи мне, Ансель. – Я обернулась к нему, чувствуя приступ внезапного отчаяния – мне очень, очень хотелось, чтобы он понял. – Ты когда-нибудь встречал ведьму?
– Нет, конечно.
– А вот и встречал. Они везде. По всему городу. Женщина, которая подлатала твой мундир, могла быть ведьмой, или горничная внизу, которая краснеет каждый раз, когда ты на нее смотришь. Твоя собственная мать могла быть ведьмой, а ты и не узнал бы никогда.
Ансель затряс головой, вытаращив глаза.
– Не все ведьмы злые, Ансель. Некоторые – добрые и хорошие.