Я тоже отшвырнул шпагу и одним прыжком приблизился к нему, схватив его за руку.
— Майкл! Ты что, обезумел, приятель?
Остальные, казалось, были недалеки от этого. Грохнул пистолетный выстрел. Затем второй. Я посмотрел в упор в налитые кровью бешеные глаза Майкла и не отводил взгляд, пока безумие не улетучилось из них. Он стряхнул с себя мою ладонь и поднял руку вверх:
— Постойте, ребята! Прекратите драку — шкипер прав!
Он подобрал свой тесак и вместе со мной бросился в гущу свалки, разнимая дерущихся. Сэр Ричард, хоть и запыхавшийся, все еще легко парировал выпады и удары Эмбера. Наше вмешательство прекратило побоище.
— Стыдитесь! — сказал я им. — Вы моряки или сварливые бабы? И время ли сейчас впадать в истерику? Поберегите-ка свое оружие для туземцев!
— Допросите их, мистер Пенрит, — хмуро сказал Майкл, внешне снова совершенно спокойный, кивая на Харди и двух других. — Им должно быть кое-что известно обо всем этом.
Все трое клялись в своей невиновности, однако то, как они отводили глаза, заставило меня усомниться в их искренности, и я посильнее нажал на них. Наконец Харди, который был легко ранен в предплечье, рассказал мне все, что знал. А знал он не много.
Он и трое других, отобранных Запевалой Сэмом, — один из которых погиб в лесу от стрелы туземца, — были не в ладах с ним еще со времени нападения Фуншальского Пита за возражения против захвата судна и высадки нас на необитаемый остров. Во всяком случае, так утверждал Харди, а у меня не было причин сомневаться в его искренности. С тех пор, по его словам, команда перестала им доверять. Они допускали, что Сэм замыслил какой-то заговор и остался на борту с определенной целью, но все трое в один голос отрицали, будто заранее знали о его намерениях. Харди, правда, упомянул, что Сэм в последнее время всячески ублажал их и уверял, что на борту все благополучно, очевидно опасаясь, как бы они не доложили мне о брожении среди матросов. В качестве доказательства своего личного расположения к ним он даже выбрал всех четверых представителями команды для поездки на остров.
Насколько их версия отвечала действительности и основывалась ли их позиция на чувстве долга или на элементарной трусости, судить было трудно. Но больше нам ничего не удалось из них выудить. Будущее покажет, насколько они были искренни и откровенны. А пока не вызывало сомнений лишь то, что услышанные нами на поляне в лесу выстрелы были направлены не против туземцев, а против своих же товарищей-моряков, в основном против людей Майкла. Очевидно, Запевала Сэм, напав на них исподтишка, захватил судно, а те двое, которых мы оставили сторожить лодку, будучи заодно с заговорщиками, преспокойно уплыли, оставив нас на берегу. Они, несомненно, слышали наши выстрелы и надеялись, что островитяне расправятся с нами после того, как «Золотая Надежда» покинет воды залива.
Настал черед разволноваться сэру Ричарду.
— Фрэнк! — воскликнул он. — Они захватили с собой Фрэнка!
— Парню ничего не угрожает, — пробурчал Харди.
— Почему ты так думаешь? — потребовал я ответа, почувствовав в его словах некий скрытый смысл. Однако ничего больше мне не удалось от него добиться, кроме утверждения, что Фрэнк поддерживает дружеские отношения с Сэмом и остальной командой. Возложив наши надежды на этот шаткий, хоть и несомненный факт, мы немного успокоились.
Рано или поздно «Золотая Надежда» должна будет возвратиться за кладом, и тут-то мы могли рассчитывать захватить их врасплох. Оставив на судне одного или двух вахтенных, остальные наверняка высадятся на берег прежде всего потому, что никто из них не доверит другому в столь важном деле, как поиски клада. Нас они едва ли станут опасаться, будучи уверенными в исходе нашей стычки с туземцами; зато для противодействия островитянам мятежникам придется мобилизовать все свои наличные силы, которых оставалось не так уж много: по нашим подсчетам, не более двадцати человек. Укрывшись в кустах на берегу и выждав подходящий момент, мы могли надеяться вернуть себе судно и выручить Фрэнка. Слабенькая надежда, но кроме нее у нас больше ничего не оставалось. А тут еще эта шхуна. Если и она явилась за сокровищем, то почему уплыла в открытое море? Непонятно.
— Возможно, они подошли достаточно близко и тоже слышали выстрелы, — предположил сэр Ричард. — На карте указана еще одна якорная стоянка, и они, не желая рисковать, могли предпочесть ее. А могли даже высадить поисковую группу, которую мы не заметили…
Справиться с этой загадкой было нам не под силу. Поверив еще раз древнему утверждению, что утро вечера мудренее, мы решили дождаться рассвета и обсудить все наши проблемы при свете дня. Уложив рядом на берегу подальше от границы прилива тела трех погибших моряков, мы занялись насущными проблемами оставшихся в живых. Часть матросов отправилась за хворостом, другие развели костер, остальные принялись собирать моллюсков, гроздьями висевших на подводных корнях мангровых деревьев, и охотиться за крабами, во множестве водившимися на мелководье. Дон тоже внес свою лепту в общую трапезу, притащив откуда-то довольно крупную ящерицу отталкивающего вида с сине-черной кожей и отвратительными белыми бородавчатыми наростами. Матросы, однако, с энтузиазмом отнеслись к добыче, отрезав для себя мясистые лапы и хвост, а остальное оставив Дону. Мы же с сэром Ричардом довольствовались запеченными в золе моллюсками, которые оказались вполне съедобными и даже недурными на вкус, хотя от них исходил чересчур сильный запах йода.
Подкрепившись, мы бросили жребий, разделив между собой короткие вахты, чтобы немного вздремнуть до утра, но тут Дон вдруг снова залаял и бросился к воде. Решив было, что волна выбросила на берег очередного мертвеца, мы последовали за собакой и остановились у кромки прилива, в недоумении глядя на приближающуюся к нам тень. Из-за крайней оконечности мыса, направляясь к берегу, выплывала большая шлюпка, скорее баркас. Два человека сидели на веслах, а двое — у руля, причем один поддерживал другого, обнимая за плечи. Даже на таком расстоянии и при неверном лунном свете мне показалось, что я узнал рулевого. И сэр Ричард тоже. До меня донеслось восклицание, сорвавшееся с его губ.
Шлюпка двигалась медленно; усталые гребцы с трудом ворочали веслами, держа курс на огонь нашего костра. Наконец шлюпка вышла на мелководье, днище ее прошуршало по гальке, и она остановилась. Люди даже не пытались выйти из нее, а сидели неподвижно, опустив головы и руки, обессиленные и измученные, словно гребцы после длительной гонки на приз. Рулевой опустил сидевшего рядом с ним человека на дно шлюпки и встал во весь рост; складки длинного черного плаща облегали его высокую фигуру. Я заметил, как сверкнули его глаза, когда он нас окликнул:
— Вы позволите мне сойти на берег, сэр Ричард?
Это был Саймон Левисон.
Глава девятнадцатая. ИСПОВЕДЬ САЙМОНА
… Под дружеским овалом
знакомого лица
вы встретились с оскалом
личины подлеца.
И, справившись с испугом, —
коль честь вам дорога —
вы назовете другом
вчерашнего врага…
Невозмутимая наглость этого человека была ошеломляющей. Впоследствии, когда я ближе познакомился с основными чертами его характера, я стал в большей мере относить ее на счет расчетливого мужества и самообладания. Но тогда я просто остолбенел, и лишь резкое движение рядом со мной, когда сэр Ричард выхватил пистолет, привело меня в чувство. Однако, прежде чем он успел навести оружие на цель, длинный плащ Саймона распахнулся и из-под него сверкнула сталь пистолетного дула.
— Я такой же хороший стрелок, как и вы, сэр Ричард, — сказал Саймон. — Но полноте, сэр, время ли сейчас устраивать дуэли? В вашем желании убить меня имеются две стороны. Так что извольте, сэр, выслушать сперва мою исповедь и после этого принимайте решение.
Разумеется, было бы опрометчиво убивать сейчас носителя столь ценной для нас информации. Усталость гребцов (баркас был рассчитан по меньшей мере на шесть пар весел), раненый на борту — все это свидетельствовало о какой-то тайне. Слава Богу, мне не понадобилось удерживать сэра Ричарда, который сам сумел взять себя в руки.
— Выходите на берег, Левисон, — сказал он. — Мы выслушаем, что вы хотите сказать.
Гребцы понемногу пришли в себя, и с помощью наших людей баркас был вытащен на берег. Раненого со всеми предосторожностями подняли и усадили поближе к огню. Он был одет в тонкого сукна камзол особого покроя, принятого среди морских офицеров, шкиперов и капитанов, и смерть, казалось, уже простерла над ним свою костлявую длань. Один из гребцов — молодой юноша, почти мальчик, — происходил из того же племени, что и Саймон, а второй был крепким загорелым моряком с лысой головой, наспех перевязанной окровавленной тряпкой.
Горячая волна воспоминаний внезапно нахлынула на меня, парализовав сознание и волю. Я вспомнил мерзкую ухмылку Симпкинса, плюнувшего на меня сквозь открытый люк желоба вербовщика, дезертирство команды в Плимуте, обломок ножа в нактоузе судового компаса, нападение Фуншальского Пита, мертвых матросов — и жгучая, неодолимая ненависть охватила меня при виде стоящего передо мной «делового партнера» сэра Ричарда. Я едва удержался, чтобы не броситься на него и не вцепиться ему в горло. Саймон молча взглянул на меня со своей неизменной печально-иронической улыбкой.
— Глоток холодной воды нам всем не помешал бы, — спокойно произнес он.
Матросы принесли им воды из ручья. Человек в капитанском камзоле уже не мог глотать. Когда я поднес ему кружку к губам, челюсть отвисла, и я молча спустил его на песок.
Саймон, наблюдавший за моими действиями, подошел к умершему и встал рядом с ним на колени.
— Значит, они все же убили вас, Томпсон? — проговорил он, взяв его за руку и пытаясь прощупать пульс. — Еще одна единица к общему счету!
Он отпустил мертвеца и поднялся с колен — строгая и полная достоинства фигура. В нем чувствовалась сила, недооценивать которую я не мог, несмотря на всю мою неприязнь к этому человеку. В сущности, мне до сих пор даже не удалось обнаружить в нем недостаток, в разной степени присущий всем нам, — поклонение Золотому Тельцу, — столь развитый в его народе, благодаря, вероятно, многовековому угнетению.