— Самое шустрое суденышко из всех, встречавшихся мне на морях, — заявил Майкл. — И самое фигуристое! Ах, как великолепно оно идет!
Шхуна не шла — она бежала, неслась, перелетала с волны на волну, причем каждый дюйм ее парусины честно служил своему назначению. Ночь была темная, если не считать звезд, но мы не зажигали огней. Линия прибрежных рифов ярким фосфорическим сиянием светилась во мраке, и мы, обогнув ее, пошли вдоль ее границы, пользуясь ночным бризом, длинными галсами уходя в море и возвращаясь назад. Даже ночью мы не прекращали поисков. Охотничий азарт охватил нас всех до такой степени, что мы ощущали нетерпеливое покалывание в кончиках пальцев. Толпа туземцев высыпала на палубу, поблескивая в темноте остро отточенными наконечниками копий, переговариваясь на своем щебечущем птичьем языке, настороженно, как и мы, ожидая встречи.
— Отличное судно, мистер Левисон, — сказал я, испытывая потребность поделиться с кем-нибудь своими чувствами.
— Однако вы обогнали его, — резонно возразил он, хоть и понимал, как и я, что главная заслуга в этом принадлежала не мне, а покойному капитану Томпсону.
Сэр Ричард угрюмо сидел в каюте. Мушманго и второй вождь некоторое время составляли ему компанию, но вскоре присоединились к нам на юте, прислушиваясь к разбойничьему посвисту ветра в такелаже, к глухому говору невидимых в темноте людей, к шипению воды у бортов, ощущая под ногами трепещущую, словно живое существо, палубу красавицы-шхуны.
Наступил день, а мы все еще продолжали ходить зигзагами взад и вперед, подобно охотничьему псу, ищущему потерянный след. Ветер не менялся, и мы час за часом выдерживали крейсерскую скорость в одиннадцать узлов, а то и больше. Солнце медленно поползло вниз, в сторону синих горных вершин, и на восточном горизонте начали постепенно сгущаться сумерки в виде прозрачной туманной дымки, легкой и переменчивой.
Майкл первым заметил дрожащую искру у горизонта, пробившуюся сквозь полумрак, то затухающую, то разгорающуюся более ярко.
— Горящее судно! — закричал он. — Клянусь Святым Причастием, а вот и баркентина!
Действительно, вынырнув из тумана, нам навстречу медленно шла «Золотая Надежда». Настигнув свою жертву и предав ее огню, она сама в сражении сильно пострадала. В подзорную трубу были видны ее полураспущенные, мешком свисающие на реях паруса, у которых картечь и ядра перерубили шкоты и сезени. По мере приближения баркентины стали заметны зияющие дыры в ее фоке и гроте, пробитые ядрами. На фок-мачте полоскалась по ветру черная тряпка пиратского флага.
— Они идут нам навстречу, дурачье, — сказал Майкл. — Они уверены, что мы вышли сопровождать их до стоянки!
— Так оно и есть, — согласился я. — Майкл, всем матросам придется заняться пушками. Я встану за штурвал. Мы должны подойти к баркентине как можно ближе и взять ее на абордаж. Нам нельзя преждевременно раскрывать свои карты, иначе они не подпустят нас к себе, а их орудийного и мушкетного огня нам просто не выдержать.
— Верно, вся хитрость в том, чтобы взять ее на абордаж. Нужно попытаться проломить ее корпус, но так, чтобы не потопить. Главное — сойтись в рукопашную. Мы отправим их всех на завтрак акулам!
— Орудия заряжены? — спросил я.
— Мы поперчим их картечью и шрапнелью. В носовую пушку забит двойной заряд. Эмбер, поставь несколько черномазых на подноску ядер и пороха. Да проследи, чтобы порты легко открывались!
Я обернулся к Мушманго.
— Прикажи своим людям хорошо укрыться, спрятаться, понимаешь? — сказал я. — У нас мало мушкетов. Нам надо подойти к ним вплотную и стрелять лишь тогда, когда каждый выстрел точно попадет в цель. А до тех пор пусть они думают, будто мы их союзники, понял?
Вождь стоял, опершись на свою обнаженную саблю, с воинственным выражением на светло-шоколадном лице.
— Моя понимал, — сказал он. — Ты их обманывать, верно? Они думать, ты — Друг, пока ты им не отрезал голова. Очень хорошо! — и он принялся энергично распоряжаться, отдавая приказы своим людям.
Сэр Ричард поднялся наверх. Было очевидно, что он либо нашел доступ к запасам туземного вина на борту, либо позаботился о создании собственного резервного фонда в каюте.
— Кажется, наконец-то мы их выследили, мистер Пенрит? — спросил он, икая.
— Не пройдет и часа, как начнется бой, сэр Ричард, — ответил я. — Я позову вас, когда настанет время.
— Что такое? Вы меня позовете? — деланно возмутился сэр Ричард. — Думаете, я пьян? Хотите отстранить меня от сражения? На том корабле находится мой племянник, сударь! И я буду первым, кто окажется у них на борту!
Не было смысла вступать с ним в пререкания, особенно в том настроении, в котором он пребывал. Я все свое внимание уделял штурвалу и не мог тратить время на уговоры. Саймон успокоил его и отвел вниз.
Баркентина с развевающимся на мачте черным флагом приближалась, и «Сокол» несся по предзакатному морю к ней навстречу.
Глава двадцать вторая. НА АБОРДАЖ!
… Разбит был бушприт и расколот руль
в один из горячих дней,
и было в бортах картечи и пуль
больше, чем ржавых гвоздей!
Майкл явился на ют с донесением. Он повязал лицо красным платком, чтобы скрыть бороду; второй платок на голове прикрывал его черную шевелюру. Золотые серьги болтались в его ушах, горбатый нос хищно раздувался — все показывало, что он предвкушает скорую битву. Могучие руки его, обвитые толстыми канатами вен, были обнажены; тяжелый палаш свисал у его бедра. На поясе, между широким кожаным ремнем и шелковой перевязью красовался целый небольшой арсенал из ножей и пистолетов.
Не довольствуясь этим, он заткнул еще пару пистолетов в хитроумно завязанные узлы своего шейного платка. Глаза его горели, устремленные куда-то в глубь себя; этот человек был явно одержим дракой. Он был идеальным бойцом, настоящим викингом, и не удивительно, подумал я, что Девис семь дней и ночей сражался с тяжело вооруженными испанскими кораблями и победил, имея за собой таких парней, как Черный Майкл.
Это был тип, который выкристаллизовался в британском горниле из римлян, норманнов и саксов, сплавленных в единое целое; тип, который способен был пронести Львиный Штандарт[69] по всем морям и пустыням и, однажды водрузив его, стал бы сражаться за него до последнего вздоха. Истинный воин, бесстрашный бульдог, он не знал поражений, потому что, пока в нем теплилась хоть искра сознания, его не покидала уверенность в победе. Глядя на стоявшего передо мной вчерашнего буканьера, энергичного, умелого и решительного, я верил, что и моему духу присущи подобные свойства.
— Мы должны держать их в заблуждении до последнего момента, — сказал я Майклу. — У них по девять пушек с каждого борта против наших пяти, да и калибр покрупнее. То же касается и бакового орудия. Пусть все, кто не может сойти за их сообщников, уберутся с палубы и не высовываются наружу. Стоит пиратам только увидеть голого туземца с копьем, и они тут же откроют огонь. Высота их бортов дает им все преимущества.
И в самом деле, баркентина имела множество преимуществ перед «Соколом». Прежде всего, она была двухпалубным судном, и пушки ее, расположенные на нижней палубе, были защищены не только с бортов, но и сверху толстым палубным настилом. На борту ее находилось не менее полусотни пиратов, а если прежняя команда «Сокола» была подобрана согласно требованиям Симпкинса, то она состояла из «надежных людей, знающих морское дело и умеющих постоять за себя». Благодаря высоте надводных бортов баркентины, пираты могли вымести палубу «Сокола» картечью и шрапнелью, точно метлой, к тому же плотная толпа наших меднокожих союзников представляла собой отличную цель для их мушкетных залпов.
— У них подняты абордажные сетки, — проворчал Майкл.
— Наши тоже нам не понадобятся, — ответил я. — Нельзя пускать их к себе на палубу.
— Верно, надо покончить с ними как можно скорее. Мешкать нам некогда. Взгляните на солнце — и на вашего темнокожего братца!
Он понизил голос, указывая на Мушманго. Тот стоял, с тревогой глядя на закатное солнце, слишком низко опустившееся над отдаленными вершинами горной цепи.
— Если битва затянется, — продолжал Майкл, — то с наступлением темноты черномазые побегут. Днем они дерутся как сущие дьяволы, но верят, что ночью без защиты жреца с его заклинаниями душу человека похищают демоны мрака.
— День кончится лишь через час, — возразил я. — И сумерки продлятся долго, поскольку солнце садится не в море, а за вершины гор.
— Это нам на руку, — согласился Майкл. — Хотелось бы знать, умеют ли островитяне метко бросать камни? У нас не так много пороха и ядер, зато большой запас ручных гранат.
— Раздай их всем, — приказал я. — Объясни, как поджигать фитиль и что произойдет, если вовремя не швырнуть гранату в цель. Постой-ка, мне кажется, на баркентине подняли какие-то сигналы. Можешь их разобрать?
«Золотая Надежда» находилась от нас на расстоянии полумили. Ветер, поутихший к вечеру, благоприятствовал нам, потому что «Сокол» чутко повиновался малейшему его дуновению, чего, судя по моему прежнему опыту, никак нельзя было ожидать от грузной и неповоротливой баркентины. На носу ее грохнул орудийный выстрел, и ядро шлепнулось у нас по курсу, взметнув фонтанчик брызг; на клотике фок-мачты появилось несколько сигнальных флагов.
— Черт их разберет, — в сердцах выругался Майкл. — Какая-то тарабарщина! Наверное, условный код.
— Отвечайте выстрелом из пушки, — распорядился я. — Надо отвлечь их внимание и заморочить им голову, раз мы не можем ответить на их сигнал.
Вдоль фальшборта, скорчившись, словно сельди в бочонке, лежали туземцы. Лучи заходящего солнца, почти полого падавшие на гладкие доски палубы, высвечивали круглые белки их выпученных глаз и пророчески окрашивали в красный цвет наконечники их копий.
При звуках пушечных выстрелов Саймон и сэр Ричард появились на корме. Мушманго притаился за штурвалом, нервно проводя пальцами по острию своей кривой турецкой сабли. Второй вождь находился на носу вместе с туземцами. Канониры заняли свои места. Краем глаза я уловил сверкание искры осторожно раздуваемого запального фитиля для гранат. Расстояние между судами постепенно сокращалось.