Знак Потрошителя — страница 23 из 43

«Рука слишком маленькая, – мелькнула мысль. – И что-то в ней неправильно…» Но сил не хватило, Потрошитель оттолкнул ее и вырвался.

Настя упала на колени прямо в покрытую тонкой корочкой льда лужу, пыталась дышать, ничего не видя, ничего не чувствуя, кроме резкой боли в горле.

– За ним! Уйдет! – прозвучал над головой знакомый голос.

– Не уйдет, здесь тупик, – возразил второй человек.

Следом раздался топот. Те, кто спас ее, пробежали мимо, пытаясь догнать Потрошителя. По стенам домов скакали желтые пятна света от ручных фонарей. Прозвучали один за другим два выстрела.

Настя не знала, сколько сидела в луже, выравнивая дыхание, со свистом вырывавшееся из травмированной гортани. Во рту стоял привкус крови, горло разрывал кашель, перед глазами до сих пор висела обморочная пелена. Наконец ее взяли под мышки, вытащили из ледяной воды, от которой уже начинали неметь колени. Вздернули, поставили на ноги:

– Жива? Идти сможешь?

Перед ней стоял сердитый и встревоженный Данилка. Рядом переминался Сенкевич, подсвечивая ему фонарем.

– Как ты здесь оказался? – прошипела Настя. Голос был безнадежно сорван.

– Принес тебе обед, увидел открытое окно, выглянул, успел увидеть, как ты отъезжала в кебе. Собрались вот с Вадимом – и за тобой.

– Да уж, милая леди, весь вечер наблюдали за вашими эволюциями, – поддержал Сенкевич. – Вы просто мастерица отыскивать приключения на свою ж… ж… жизнь, в общем.

– Под конец мы тебя упустили, – неохотно сознался Дан. – Когда ты по переулкам пошла.

– В сквозном потеряли, – добавил Сенкевич. – Только благодаря Машеньке тебя и нашли. Да еще потом выстрел услыхали.

Он указал на едва заметное белое пятно возле стены. Призрачная девушка доброжелательно помахала Насте рукой. Сенкевич ласково улыбнулся:

– Говорил же: надо взять Сэра Генри, он бы вынюхал.

– Да нас бы первый патрульный задержал с такой псиной! – возмутился Дан, осматривая Настю.

– Позвольте мне, дорогой друг, – церемонно вмешался Сенкевич. Подсвечивая себе фонарем, он оглядел горло Насти. – Травма серьезная, но жить будете, милая леди. Более подробный осмотр обещаю дома.

– Так поехали уже. – Дан подставил Насте плечо. – Держись и ковыляй потихоньку. Поправишься, сожру тебя за эту идиотскую выходку.

– Какой «поехали»? – с трудом просипела Настя. – А Потрошитель?

– Ушел, – развел руками Сенкевич. – Как сквозь землю провалился.

– Вернее, ушла, – поправил Дан. – Я рассмотрел. Это была женщина.

Сенкевич

Картофельная кожура тонкой стружкой быстро сбегала из-под ножа. На сковороде шкворчал бекон. Сенкевич, перетянувшись передником кухарки, готовил ужин.

Настя вот уже сутки лежала в своей комнате. У девушки было серьезно травмировано горло – она полностью лишилась голоса, с трудом глотала, питалась только куриным бульоном и чаем. Сенкевич, осмотрев ее, с чистой совестью прописал постельный режим, покой и полоскания травяными настоями. Платонов присовокупил собственное назначение – домашний арест. Правда, Настя больше и не рвалась в героини. Спокойно лежала в постели с книжкой.

Готовить теперь стало некому, Платонов разве что яичницу был в состоянии пожарить, и Сенкевичу пришлось оккупировать кухню. Повар из него вышел гораздо лучше, чем из Насти. На обед он сварил вполне приличный борщ, правда, из баранины – свинины у мясника почему-то не оказалось. Сейчас готовился побаловать себя и капитана настоящей жареной картошкой с мясом и луком, а не остонадоевшими унылыми chips.

Под потолком висела призрачная девушка, которую Сенкевич от нечего делать нарек Машенькой. Чудовищный Сэр Генри разлегся посреди кухни, заняв почти половину помещения, и с удовольствием принюхивался к аппетитным запахам.

Сенкевич вывалил картошку на большую чугунную сковороду, помешал, посыпал солью, с удовольствием втянул носом аппетитный аромат. Перехватив ручку полотенцем, снял тяжелую посудину с плиты. Пробормотал:

– Ну вот, другое дело… – И собрался уже звать Платонова на подмогу, чтоб хоть стол накрыл, тунеядец. Но тут его хлопоты прервала трель дверного звонка.

С некоторых пор Сенкевич стал подозрительно относиться к вечерним посетителям. Чаще всего это было чревато осмотром очередного трупа. А сегодня он был уверен: за дверью находятся полицейские. Ведь Потрошитель, а точнее, Потрошительница, не справившись с Настей, наверняка должна была отправиться на поиски новой жертвы.

Так и вышло: на крыльце стоял хмурый констебль.

– Доктор Уотсон? – осведомился он. – Я от инспектора Лестрейда, с сообщением для вас и мистера Холмса. Новое убийство в Ист-Энде. Экипаж ждет.

Сожалея о картошке, которую придется разогревать, Сенкевич кивнул и отправился в свою комнату. По пути вызвал Платонова. Вскоре они уже сидели в полицейской карете, над которой прозрачным знаменем реяла Машенька. Сэра Генри с собой не взяли, капитан приказал ему охранять Настю – то ли от покушения, то ли от очередной эскапады. Так или иначе, пес улегся возле двери, демонстрируя решимость никого не впускать и не выпускать.

Констебль оказался неразговорчив: сидел тихо, смотрел прямо перед собой. Когда Сенкевич попытался выяснить, отвечает ли новое убийство почерку Потрошителя, лицо у констебля стало такое, словно он увидел призрак. Сенкевич даже бросил взгляд на Машеньку, которая маячила за окном, – не в ней ли причина, вдруг полицейский обладает какими-нибудь мистическими способностями или фантом решил явиться и ему? Но констебль в окно не глядел. Опустив глаза, буркнул:

– Сами скоро увидите… – Из чего можно было заключить, что Потрошитель опять проявил фантазию и сумел поразить умы полицейских.

Экипаж остановился возле дома, показавшегося Сенкевичу знакомым. Платонов тоже насторожился, толкнул его локтем и шепнул:

– Здесь…

Вчера они бегали вокруг этого серого здания за дамочкой, едва не убившей Настю, но так и не смогли ее поймать. Констебль потянул обшарпанную дверь, и они вошли в грязный, воняющий кошками и несвежей едой подъезд. Поднялись на второй этаж, прошагали по длинному коридору.

Констебль, задержавшись перед дверью, выкрашенной синей облупившейся краской, угрюмо спросил:

– Готовы, джентльмены?

Поймав удивленный взгляд Платонова, добавил:

– Так Потрошитель еще не резвился.

Дан с Сенкевичем молча кивнули, и полицейский толкнул дверь. Картина, представшая их глазам, была способна привести в шок даже самого опытного сыскаря или судмедэксперта. В маленькой комнатке находились три человека: инспектор Лестрейд, полицейский врач и фотограф с неуклюжим штативом, на котором громоздился огромный фотоаппарат. Лестрейд рассеянно махнул пришедшим.

Сначала Сенкевичу показалось, что стены комнаты оклеены сюрреалистическими обоями безумной расцветки. Мгновение спустя он понял: это кровавые потеки. Они покрывали стены до середины. Кто-то, вымазав руки в крови, проводил пальцами по поверхности стены. Ржавые полосы складывались в абстрактные рисунки, узоры, надвигались одна на другую, пересекались, образовывая знаки бесконечности. Машенька, влетев невидимой тенью, безмолвно зарыдала.

В комнате стоял тяжелый запах освежеванного мяса. Сенкевич перевел взгляд на кровать, где лежала жертва, и издал тихий горловой звук: такого он еще не видел.

– Твою мать, – едва слышно прошептал Платонов. – Твою ж мать…

Постельное белье полностью пропиталось кровью, оно еще не высохло и сохраняло багровый цвет, сливаясь с лицом женщины. Потому что лица как такового не было. Убийца срезал с него кожу, обнажив лицевые мышцы. Горло несчастной было перерезано, на месте грудей зияли раны. Живот вскрыли длинным разрезом снизу до самой диафрагмы. Руки покрывали горизонтальные раны – Потрошитель резал их, буквально как хозяйка – колбасу. Правое бедро белело костью – убийца почти полностью снял с него мышцы.

– Остальное на столе, – пробормотал полицейский. – Простите, джентльмены…

Констебль выскочил за дверь. Сенкевич его очень хорошо понимал: сам боролся с приступами тошноты. Подошел к столу, где были аккуратно разложены внутренние органы женщины. Убийца расположил их в том порядке, в каком они должны находиться в человеческом теле. Матка. Печень. Почки. Спутанный комок – кишечник. Венчали инсталляцию два жалких комочка плоти – то, что было грудями жертвы. Картина была обрамлена тонкими полосами мяса, срезанного с бедра.

Машенька, заливаясь слезами, подлетела к мертвой, опустилась возле ее ног, замерла воплощением скорби.

– Это настоящий дьявол, джентльмены, – сказал Лестрейд. – Не представляю человека, способного сделать такое.

– Убитую опознали? – изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид, спросил Платонов.

– Да. Квартирная хозяйка сказала, это ее жилица, некая Мэри Келли. Снимала эту комнату, чтобы водить гостей.

– Потрошитель вышел на новый уровень? – Платонов приподнял бровь. – Раньше он охотился исключительно на уличных проституток. Сколько ей лет?

Лестрейд выглядел озадаченным:

– Двадцать пять.

– Тем более не похоже на нашего убийцу, – пробормотал Сенкевич. – Возможно, подражатель…

– Исключено, – возразил Платонов. – Вы представляете себе, что может найтись еще один безумец с таким же отличным знанием анатомии, да еще и склонный глумиться над телом жертвы? Нет, судя по почерку, это точно Потрошитель.

Сенкевич припомнил фильм с Джонни Депом: действительно, убийство молодой проститутки уверенно приписывалось Потрошителю. По фильму оно было последним, как и говорила Настя. Жестокий маньяк из Лондонских подворотен на этом прекратил свою кровавую карьеру.

– Квартирная хозяйка что-нибудь слышала? – спросил Дан.

Лестрейд сделал приглашающий жест. Они прошли в конец коридора, где жила владелица дома. Молодая привлекательная женщина в скромном платье, округлив голубые глаза, старалась как можно подробнее отвечать на вопросы полиции. Но толку от этого было мало. Ночью она спала и не слышала ничего подозрительного. Опрос жильцов тоже результатов не дал. Нашлись такие, которые в предположительное время убийства бодрствовали, но и они не могли припомнить ни криков, ни шума, ни каких-либо других звуков.