– Благодарю, Лестрейд, – кивнул Дан, прижимая полотенце к порезу на шее. – Он левша и ярко выраженный психопат… Да вы сами видели.
– Это я должен благодарить вас, Холмс, – слегка поклонился полицейский. – Не будь вашей знаменитой дедукции, мы еще нескоро вышли бы на Космински. Впрочем, не будь нас, вполне вероятно, ваша дедукция сегодня перестала бы существовать.
Он тоненько рассмеялся, довольный своей шуткой. Продолжил:
– Не волнуйтесь, Холмс, у нас он заговорит.
– Я и не хотеть молчать! – Космински забился в руках державших его полицейских. – Я ненавижу их, ненавижу! Грязные, похотливые продажные суки!
– Ну вот, видите, – заметил инспектор. – Убийца уже готов сделать признание.
– Я не убийца! Убийцы – они! Шлюхи! – продолжал бесноваться поляк. – Их всех надо уничтожить! Уничтожить! Они ломают жизни! Настоящие убийцы – шлюхи!
Космински содрогнулся, выгнулся и забился в припадке. На губах выступила пена, глаза закатились так, что были видны только опутанные красной сеткой лопнувших сосудов белки.
– Да он еще и эпилептик, – брезгливо сказал Лестрейд. – А возможно, талантливый актер, изображает припадок, чтобы отправили в лечебницу для душевнобольных. Нет, со мной такой номер не пройдет. Знаете, Холмс, – понизив голос, доверительно добавил он, – я все же рад тому, что убийцей оказался не подданный королевы Виктории, а приезжий из Польши. Отрадно знать, что истинный британец не способен на такое зверство.
Настя тихо фыркнула над его пафосом, а Дан вспомнил музей орудий убийств в Скотленд-Ярде и промолчал, только вежливо кивнул.
– Что ж, еще раз спасибо за помощь, – улыбнулся Лестрейд. – Холмс… миссис Хадсон…
Он развернулся и вышел. За ним последовали констебли. Настя наконец смогла заняться Даном.
– Как ты? Сильно он тебя? Покажи!
– Ерунда. Царапина, – поморщился друг, отнимая полотенце от шеи.
Действительно, бритва лишь неглубоко разрезала кожу, однако ранка все еще кровила.
– Поехали домой, я тебе ее промою и заклею, – предложила Настя. – В этой грязи можно столбняк подхватить или заражение крови.
– Да уж, неизвестно, кого он вчера этой бритвой резал, – усмехнулся Дан.
– Господи! – Настя всплеснула руками. – Вдруг там трупный яд? Поехали скорее!
– Да прекрати паниковать, – увещевал друг. – Какой трупный яд, если он живую женщину резал?
– Все равно. Может, она больная какая. Пошли скорее за кебом! – Настя шагнула к порогу, вдруг остановилась и добавила: – А тебе не кажется, Данилка, что вышло слишком легко и просто? Очень уж гладко все закончилось. Так не бывает…
Сенкевич
Целую неделю он выходил из дома только для того, чтобы навестить пациентов. Остальное время проводил в лаборатории, с интересом разбираясь в исследованиях Уотсона. Он с трудом подавлял либидо неугомонного доктора, который так и рвался навестить уайтчепелских проституток. Уотсон не желал себе ни в чем отказывать, тем более что убийца был схвачен и сидел в тюрьме в ожидании окончания следствия. Сенкевич же считал, что в ближайшие дни лучше затаиться и не раздражать полицию.
Так что он предоставил Уотсону возиться с пробирками, делать бесплодные попытки оживления механической куклы, которую доктор сам собрал, и ездить к пациентам. Периодически подавлял личность Уотсона и тогда садился разбирать его бумаги.
Этой ночью Сенкевич задержался в лаборатории. Когда в дверь позвонили, на часах было уже три. Дан с Настей давно спали. «Скорее всего, кто-то из пациентов прислал за доктором», – подумал Сенкевич и пошел отпирать дверь.
На пороге стоял констебль с горящим фонарем.
– Я к мистеру Шерлоку Холмсу, – переминаясь с ноги на ногу, сказал он. – Был приказ известить в случае чего…
Сенкевич не стал переспрашивать – и так было ясно. Взгляд констебля, странно испуганный для взрослого, повидавшего виды мужчины, подтвердил его догадку.
– Через десять минут будем, – пообещал Сенкевич, и отправился будить Дана.
Вскоре они на кебе выехали в сторону Ист-Энда. Настю, несмотря на все протесты, оставили дома.
Новая жертва была обнаружена в темном переулке, неподалеку от рынка Спайтелфилд. Рядом с телом стояли два констебля, подсвечивали фонарями доктору. Неподалеку нервно прохаживался инспектор Лестрейд.
– Наконец-то! – воскликнул он, завидев Дана. – Доброй ночи, Холмс. Впрочем, не такая уж она и добрая. Итак, вы ошиблись: Космински не убийца.
– Что здесь? – Дан склонился над трупом.
– Позвольте мне, – вмешался Сенкевич.
– Да, действительно. Доктор Уотсон опытный врач, когда-то был военным хирургом.
Сенкевич кивнул молодому врачу, который, казалось, находился на грани обморока. И было от чего. Лицо несчастной женщины было изрезано до неузнаваемости. На горле зияла рана от уха до уха. Непристойно задранные юбки открывали покрытые ранами бедра и лобок, распаханную брюшину. Но самое жуткое было не это. Рядом с трупом исходил паром окровавленный вонючий комок – внутренности проститутки.
После дождливого, неприветливого августа сентябрь тоже выдался промозглым. Но эта ночь была ясной, хоть и прохладной. Женщина в невзрачном сереньком платье и столь же непрезентабельной накидке поверх него прохаживалась туда-сюда под фонарем на Корт-стрит. Выношенные чулки и старые туфли на тонкой подошве не грели, приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть.
Каждый раз, когда мимо проходили мужчины, она лихо подбоченивалась, поправляла изношенную желтую шляпку, жалко украшенную бумажным цветком, и заученно игривым тоном произносила:
– Джентльмены желают развлечься? Всего четыре пенни с каждого.
Но сегодня не везло: подвыпившие в трактире грузчики прошли мимо. Компания возвращавшихся с вечерней смены рыночных возчиков тоже не обратила никакого внимания на кокетливые призывы. Женщина вздохнула, но заметила, что к ней приближается хорошо одетый молодой человек. Она снова уперла руку в бок, приосанилась:
– Джентльмен желает развлечься?..
– Никогда не видел ничего подобного, – слабым голосом произнес дежурный доктор. – Он просто выпотрошил человека, как… как свинью…
Сенкевич слегка оттеснил слабонервного врача, присел на корточки, коснулся сначала шеи, потом рук женщины. Они были еще теплыми – значит, и в этот раз убийца разминулся со свидетелями на каких-нибудь полчаса.
– Да, вне всяких сомнений, тот же почерк. Только на этот раз наш убийца проявил еще больше фантазии.
– Пинцет? – предложил Дан.
– Спасибо, у меня свой.
Мужчина подошел, остановился под фонарем, и стало видно, что он совсем юн – скорее всего, студент, подгулявший в одном из злачных мест. Критически осмотрев лицо проститутки, пренебрежительно бросил:
– Слишком стара. – И отошел, посвистывая.
Она всякого навидалась и наслушалась, но тут почему-то стало обидно.
– Ступай к мамочке, сопляк! У тебя небось еще инструмент не вырос, – выкрикнула женщина в удаляющуюся спину и разразилась хриплым издевательским смехом.
Вскоре натужный хохот перешел в кашель. Она согнулась пополам, торопливо достала грязный платок, прижала к губам. Когда приступ прошел, взглянула: на ткани остались кровавые пятна.
Прошло не меньше двух часов. Улицы опустели: даже самые отчаянные гуляки и завсегдатаи трактиров уже мирно спали. Женщина обессиленно прислонилась к фонарю. Сегодня ничего заработать не удалось, надо возвращаться в ночлежку – благо, пенни на это она предусмотрительно отложила. А вот ни ужина, ни завтрака у нее не будет.
На глаза выступили слезы. Ей сорок семь, а нищета и тяжелая болезнь не красят. Ни семьи, ни родных, ни друга. Никого, кто мог бы согреть, помочь, поддержать. Только и есть в ее жизни, что трактиры, ночлежки, холодные улицы да темные переулки, на которых ее впопыхах, торопливо имеет за несколько пенни любой пьяный ублюдок. К чему все это и за что ей такие мучения?
– Господи, – унылым шепотом взмолилась она, – закончил бы ты со мной, что ли…
Кто знает, может, случившееся дальше стало ответом на отчаянный вопль ее души?
Сенкевич, стараясь не дышать, поворошил груду внутренностей. Потрошитель потрудился на совесть – полностью освободил брюшину жертвы. Длинные, перепутанные трубки кишок. Дряблая печень – покойница злоупотребляла алкоголем и нерегулярно ела. Похожая на черную фасолину почка… Он долго разбирал кровавый ком, потом наконец произнес:
– Второй почки нет.
– Уверены, Уотсон? – хладнокровно отозвался Дан. – Значит, убийца забрал ее с собой в качестве сувенира.
Один из констеблей издал странный горловой звук и поспешно отбежал в сторону. Было слышно, как его рвет. Лестрейд помрачнел еще сильнее:
– Только этого нам не хватало. Что скажете, Холмс?
Из всех присутствующих один Сенкевич понимал: Холмса здесь нет, Платонов может полагаться лишь на собственные сыскарские способности да на знания о Потрошителе, почерпнутые из книг. Капитан не подкачал, продемонстрировал проницательность, которую от него и ждали.
– Скоро почка найдется, – сказал он, разглядывая изуродованное лицо женщины. – Как я уже говорил, убийца забрал ее в качестве сувенира. Или, если угодно, охотничьего трофея. А охотничьими трофеями принято хвастаться.
Лестрейд ничего не ответил на такое самоуверенное заявление, только с сомнением посмотрел на Платонова. Тот невозмутимо продолжил:
– Мы имеем дело с классическим психопатом. Несомненно, он получает наслаждение от убийства. Эротическое наслаждение. Уколы ножом в интимное место жертв – имитация акта любви. Он совершает преступления в состоянии крайнего возбуждения, и момент смерти женщины дает ему желанное удовлетворение. Но этого убийце недостаточно.
– Господь всемогущий! – воскликнул Лестрейд. – Чего же ему еще может быть нужно?
– Славы, джентльмены. – Платонов поднялся с корточек. – Все маньяки ищут славы. Желают, чтобы публика ужасалась и одновременно восхищалась ими. Чтобы их деяния остались в веках. Не сомневаюсь, так и будет. А еще этот человек в глубине души хочет, чтобы его поймали.