В 1603 году, покидая своего знакомого ювелира Густенхофера, алхимик Александр Сетон, известный также под псевдонимом «Космополит», оставил тому немного «красного порошка». С помощью зернышка такого порошка Густенхофер обратил в золото (по слухам) фунт свинца.
Серо-красный порошок описывается у Сетона и в других случаях, например, при делании золота во Франкфурте-на-Майне. Использовали ртуть, получили, что любопытно — смесь золота и серебра, из которых очевидец позже сделал запонку для куртки.
«Красноватый порошок» использовался всякий раз в весьма незначительных количествах. Сетон носил в кармане небольшую коробочку с ним. В 1633 году у ювелира Лондорфа с помощью этого порошка он демонстрировал превращение сурьмы в золото. При этом долю порошка завернули в бумагу и бросили в расплавленное вещество.
Нередко вместо бумаги применяли воск, мотивируя тем, что «пары металла» могут повлиять на порошок раньше времени и он будет не способен действовать. Порошок закатывали в шарик воска и кидали в тигель.
В 1618 году с внешним видом «Магистериума» познакомился один из известнейших ученых того времени Иоганн Батист ван Гельмонт. Явившийся к нему загадочный незнакомец высыпал несколько гран порошка на лист бумаги и положил на стол. Ван Гельмонт описывает это так: «Я видел и держал в руках Философский камень. Это был порошок шафранного цвета, очень тяжелый, и он блестел, как осколки стекла».
В 1666 году очередная «коробочка с порошком» объявилась в эпизоде с врачом герцога Оранского Гельвецием (Иоганн Фридрих Швейцер). К Гельвецию также явился незнакомец с предложением продемонстрировать свойства волшебного снадобья, против существования которого Гельвеций горячо возражал: «Разговор продолжался в том же духе, причем каждый стремился заставить разговориться собеседника, при этом не сказав ничего. Наконец незнакомец спросил, узнает ли Гельвеций Философский камень, если увидит его.
— Я читал, — ответил Гельвеций, — множество трактатов таких известных адептов, как Парацельс, Василий Валентин и Космополит, а также историю ван Гельмонта. Но я не стал бы утверждать, что узнаю Философское вещество, если мне его покажут.
Тогда незнакомец достал из нагрудного кармана небольшую коробочку красного дерева, открыл ее и показал Гельвецию порошок цвета тусклой серы (примерно охристо-желтый. — А. А.).
— Вы видите этот порошок, сэр? — спросил он. — Здесь достаточно Философского камня для того, чтобы превратить сорок тысяч фунтов свинца в золото.
Он позволил доктору подержать коробочку и потрогать порошок кончиками пальцев, рассказывая о его лечебных свойствах. Затем он спрятал коробочку снова в карман…» После долгих уговоров Гельвецию удалось вытребовать буквально крупицу демонстрируемого вещества, а затем он, согласно легенде, превратил в золото солидный кусок свинца.
Философ Беренгар Пизанский из Италии (XVII век) также был «осчастливлен» неким неизвестным, преподнесшим ему кусочек Философского камня, точнее немного порошка. Согласно описанию Беренгара, он в тигле из ртути приготовил золото. Порошок имел запах «морской соли», а по цвету напоминал дикий мак, т. е. был красно-алого цвета.
Изобретатель саксонского фарфора Иоганн-Фридрих Бетгер (1682–1719) в бесшабашной своей юности, в 1701 году, будучи учеником аптекаря, встретил Ласкара — странствующего алхимика. Они познакомились, и, уезжая, Ласкар предоставил юноше немного алхимического порошка. Проделав первый опыт, Бетгер превратил в золото две унции ртути. Затем он показал «трансмутацию» хозяину-аптекарю и двум его приятелям-священникам.
На свет опять появилась знаменитая «коробочка с порошком», на сей раз из кармана молодого Бетгера. В расплавленное серебро кинули частицу Философского камня. Серебро удачно «обратилось» в золото. Гости утверждали, что закатанное в воск вещество было порошком, напоминавшим мельчайшие осколки стекла огненно-красного цвета.
Бетгер, увлекся тем легким образом жизни, который ему обеспечил отпущенный порошок. Тот, однако, быстро кончился, и в 1703 году «алхимик» влез в крупные долги. Случайно про это узнал сам Ласкар и решил выручить недотепу.
Предлагая свой план спасения Бетгера, он показывал общему их знакомому, доктору Пашу, мешок весом в добрые шесть фунтов, полный ярко-красного порошка. По уверениям Ласкара, каждая крупинка такого порошка способна была обратить в золото кусок исходного металла, весящий в 4000 раз больше, чем она сама. Для подтверждения своих слов он тут же «превратил» в золото фунт ртути.
В 1707 году Ласкар объявился в Амстердаме. Здесь на глазах советника Диппеля на медную тарелку, накаливаемую на огне, бросили несколько зерен «белого порошка», и накаленный центр стал серебряного цвета. Затем в центр бросили несколько зернышек «красного порошка», и центр тарелки обратился в золото.
В 1715 году в Гамбурге после беседы алхимика-любителя барона фон Кройца с Ласкаром барон обнаружил на кресле коробочку, разумеется, с пресловутым «порошком». Порошок, вне всякого сомнения, был «красным порошком».
Примерно в 1730 году Ласкар, объявившись в очередной раз, вручил небольшую порцию порошка офицеру Шмольцу фон Дирбаху. Случайно прослышав об этом, вышеупомянутый советник Диппель пожелал познакомиться поближе с порошком. «Поскольку советник был химиком, — пишет Жак Саду в книге «Алхимики и золото», — он смог очень подробно исследовать порошок адепта. Он рассмотрел его в микроскоп и убедился, что тот состоит из очень большого числа мелких красно-оранжевых кристаллов. Однако попытки получить детальный анализ оказались безуспешными.
Тогда Диппель произвел ряд трансмутаций для того, чтобы определить истинную силу порошка, и пришел к выводу, что одна часть порошка могла бы превратить по меньшей мере 600 частей любого металла в золото».
Еще одним характерным признаком «алхимического порошка» была, как правило, его тяжесть. Алхимик Сефельд как-то пригласил работника химической лавки к себе, обещая несколько интересных экспериментов. «Ассистент с благодарностью согласился и пришел к незнакомцу в тот же вечер. Он обнаружил, что его клиент живет в полной нищете (последнее обстоятельство жизни «золотоделателей» всегда просто поражает и наводит на туманные подозрения, с «золотом» ли, и впрямь, мы имеем дело? — А. А.).
На жалком соломенном тюфяке, служившем постелью, лежала коробочка, которую хозяин вручил гостю. Тот обнаружил, что коробочка удивительно тяжела для своих размеров — «такой же кусок свинца весил бы значительно меньше», — подумал молодой человек…»
Итак, вновь объявилась все та же заветная многообещающая «коробочка». Из нее молодому химику досталось всего лишь несколько зернышек. Вернувшись к себе, он, как было рекомендовано, расплавил серебряную ложку, бросил в тигель порошок, завернутый в бумагу. Металл начал бурно кипеть странными красными пузырями. Из белого металла он вдруг стал желтым, а судя по проверкам кислотами и пробирным камнем, «обратился» в золото…
Так ли все было воочию, разумеется, сказать ныне уже невозможно. Любая деталь тех странных обстоятельств могла сыграть на руку и мошеннику, и карьеристу, и самозванцу, и сумасшедшему с манией величия, и странствующему «вербовщику» в ряды тайной организации, который не считался с ценой растрачиваемого золота, «замаскированного», например, под свинец или олово. Поэтому, надо помнить — в ряде случаев порошок мог быть, фактически, просто неким «отвлекающим объектом». Но — всегда ли так было?
СТРАННЫЕ ТЕКСТЫ АЛХИМИКОВ
Весьма сложные сами по себе религиозные, астрологические и магические представления старых эпох алхимиками усложнялись еще более. Почти полное отсутствие системы, структуры, классификации приводили к тому, что большинство применяемых реактивов каждый алхимик производил сам для себя, переоткрывая все как бы заново. Уже одно это вносило необычайную сумятицу в неимоверно пестрые алхимические тексты.
Суеверные представления о Добре и Зле, Свете и Тьме, Божественном и Дьявольском вели к тому, что в алхимических «реакциях» могли мирно соседствовать золото и фекалии, порошок из алмазов и моча, жемчуг и человеческая сперма. Усиливая «Злое Зло» еще более «Злейшим Злом», например в приготовлении ядов, алхимики могли смешать самые «злые», т. е. наиболее отвратные и опасные вещества.
Формула «Зло1 × Зло2 × Зло3 х…» и т. д., как считалось, несомненно могла дать только «Зло». Про какие-либо возможные реакции нейтрализации, («Зла Злом»), обмена и тому подобного никто и не думал, да и не знал. Все вершилось на уровне туманных понятий.
Алхимики работали почти вслепую. Чаще всего они не имели чистых веществ, а лишь некие сильно загрязненные смеси и комплексы, которые предварительно всячески очищали, затрачивая время и средства. Алхимик занимался не точной наукой, а именно «варкой», как повар на кухне. Ситуация здесь в чем-то сходна с переходом от общей селекции к точной генетике, которая проявилась лишь после появления опытов И. Менделя с «чистыми» линиями гороха и других растений с «элементами».
Удивительные явления превращения окрашенного в бесцветное, летучего в твердое, «исчезновение» твердого в жидком, появление «из ничего» новых, подчас драгоценных веществ, таинственные и непредвиденные вспышки, взрывы — все это очаровывало, привлекало, манило, но и было одновременно понятным лишь наполовину, а чаще вообще непонятным.
Непредсказуемость, во многом, собственных действий привила алхимикам особую психологию — они стремились зашифровать каждое свое новое открытие. Это были их гордость и их страх, потому что открытое часто так и оставалось «открывателю» непонятным. А то, что непонятно, и изложить невозможно.
Усложняло алхимические тексты еще одно обстоятельство: не так уж редко алхимик «не мог» полностью открыть тайну. Это он объяснял разными причинами. Первая состояла в том, что за полное раскрытие тайны накажет Бог. Вторая — секрет может попасть в руки «недостойных» людей. Третий — секрет будет использован «неподобающим» образом.