Майя еще задолго до эпохальных плаваний Колумба заимствовали у обитателей островов Вест-Индии такую удобную в тропиках вещь, как подвесной гамак, а карибы и араваки, в свою очередь, получили с материка знаменитую ритуальную игру в каучуковый мяч, называвшуюся у ацтеков «тлачтли».
Столь скудный набор материальных свидетельств, доказывающих пребывание майяских мореходов на Антилах, может объясняться, еще и тем, что майяские торговцы были не слишком заинтересованы в плаваниях на восток — к «диким» обитателям островов Вест-Индии.
Другое дело — южный маршрут — в богатые золотом и какао области Центральной Америки, где находятся сейчас латиноамериканские страны: Никарануа, Коста-Рика и Панама.
Множество золотых предметов и статуэток, изготовленных в провинциях Кокле и Верагуас — на западе и юге Панамы, было обнаружено при исследованиях в «Колодце Жертв» в Чичен-Ице, на полуострове Юкатан. Это — прямое доказательство интенсивных торговых связей майя с жителями самых южных областей Центральной Америки. Выше уже говорилось о том, что торговцы майя совершали регулярные морские рейсы вплоть до южного побережья Гондурасского залива. Но если принять во внимание обилие золотых и бронзовых предметов из Коста-Рики и Панамы на майяской территории и находки вещей майя в южных странах, то, видимо, мы не слишком погрешим против истины, продлив морские маршруты юкатанских торговых караванов до панамского побережья.
Привозная майяская керамика I тыс. н. э. обнаружена археологами в Никарагуа и Коста-Рике. На севере Атлантического побережья Коста-Рики, в местечке Ла-Фортуна, найден сланцевый диск с иероглифами майя, а в Эль-Чапарроне — нефритовая подвеска с резной фигурой майяского божества. По определению ученых, первый из названных предметов относится к 300–500 годам н. э. и происходит из района Тикаля (Петен, Сев. Гватемала), второй же по стилю скорее напоминает изделия горных майя из Каминальгуйю I тыс. н. э. (Гватемала). Конечно, эти вещи могли попасть в Коста-Рику и сухопутными путями через торговцев-посредников. Однако нельзя до конца исключить возможность и прямых морских сообщений майя с южными областями Центральной Америки.
Но, как показали дальнейшие события, и эти сравнительно далекие от Юкатана страны не были еще конечным пунктом, «Ультима-Туле», морских походов предприимчивых майяских купцов. Их прочные и легкие ладьи бесстрашно бороздили океанские просторы в поисках новых земель и богатств, уходя все дальше и дальше на юг и юго-запад. Правда, ни в исторических анналах, ни в археологических находках до сих пор никаких доказательств этой многовековой майяской одиссеи найти не удавалось. Голубые воды Атлантики надежно хранили свою тайну. И если бы не одно случайное открытие, сделанное всего лишь несколько лет назад, то мы, вероятно, так никогда бы и не узнали об истинных пределах известных майяским мореплавателям земель.
«ЗВУЧАТ ЛИШЬ ПИСЬМЕНА…»
В 1970 году сквозь лабиринты коралловых пещер на острове Бонайре, затерявшемся в южной части Карибского моря, медленно пробирался человек с фонарем в руке. В одной из пещер, осветив скрытые в полумраке стены, он неожиданно увидел какие-то странные знаки. Что это? Культовые рисунки местных аравакских племен? Или же следы давнего пребывания на острове отчаянных средневековых пиратов? И вдруг громкий возглас изумления огласил вековое молчание пещеры. Случилось почти невероятное! Здесь, на каком-то забытом богом маленьком карибском островке у самого побережья Венесуэлы и на удалении — свыше 2000 километров по прямой от Юкатана, отчетливо виделись нанесенные красновато-коричневой краской на стене пещеры иероглифы древних майя! Нет, ошибки быть не могло! Профессор Чарльз Лэкомб из Флоридского университета в г. Майами (США) уже давно и не без успеха сам занимался майяскими письменами и хорошо разбирался в подобного рода вещах. А это означало, что мореходы майя действительно побывали когда-то на острове Бонайре за тысячу километров к востоку от своих обычных торговых маршрутов. И не только побывали, но и оставили после себя своеобразные «автографы» — пространные надписи, состоящие из типичных иероглифов майяского календаря.
Из старых работ конца XIX века Ч. Лэкомбу было известно, что в некоторых пещерах острова есть «индейские письмена». Он и ожидал найти здесь символические изображения и ритуальные знаки араваков. Бонайре — небольшой островок, имеющий около 38 км в длину и 8 км в ширину. Он входит в состав Голландской Вест-Индии (Антилл) и расположен всего в 96 км к северу от побережья Венесуэлы, вдали от земель, посещавшихся когда-то древними майя. Голландские археологи, обследовавшие эти места в 1890 году, сняли копии с некоторых пещерных рисунков и опубликовали их, приписав индейскому племени кайкетиос аравкской группы и определив их возраст не старше чем в 500 лет. Так и продолжалось до тех пор, пока на остров не приехал посмотреть на «индейские письмена» профессор Ч. Лэкомб. «Когда я, — вспоминает ученый, — впервые увидел на стене пещеры иероглиф «Ламат», служивший у майя для обозначения одного из 20 дней недели, то просто не поверил своим глазам». Однако надписи были здесь, перед ним, во всей своей осязаемой реальности. И им следовало дать какое-то разумное объяснение. Было очевидно, что местные индейцы-араваки, с их довольно примитивной культурой, не могли сами создать развитую систему иероглифической письменности и календаря, да к тому же как две капли воды похожую на майяскую. Следовательно, остается предполагать, что надписи из пещер острова Бонайре — следы пребывания там мореплавателей из страны майя, сознательно или по воле случая попавших в эту часть Атлантики.
И хотя ближайшая к Бонайре территория, населенная индейцами майя, находится лишь на побережье Гондураса, вряд ли приходится сомневаться в том, что влияние самобытной и яркой цивилизации майя распространялось далеко за пределы ее фактических границ: от южных областей современных США на севере до Панамы и Колумбии на юге. Большинство специалистов по культуре майя признают, что в принципе майяские моряки и торговцы вполне могли совершать плавания на запад — на Антильские острова и на юг, вдоль карибского побережья, в Никарагуа, Коста-Рику и Панаму. Если это так, то нет ничего удивительного и в том, что отдельные лодки или ладьи майяских мореходов могли уноситься ветрами и течениями далеко в сторону от обычных торговых маршрутов и попадать даже к берегам Венесуэлы. Иероглифические надписи майя были найдены впоследствии и на других близлежащих от Бонайре островах — Кюрасао и Аруба. И все же многое еще остается неясным. Настоящие исследования пещерных письмен еще только начинаются: прежде всего нужны широкие археологические раскопки; далее следует определить точный возраст самих иероглифов, установив по их внешнему облику и стилю ту возможную область или центр на территории майя, откуда они, вероятно, происходят. Но главное уже сделано. Вопреки традиционному мнению о культуре древних майя как культуре сугубо «сухопутной», не имеющей развитых традиций мореплавания, открытия на острове Бонайре красноречиво говорят об огромных достижениях майяских мореходов в освоении далеких островов и земель, затерявшихся в голубых просторах Атлантики.
Р. К. Баландин[6]
УХОДЯЩИЕ ЗА ГОРИЗОНТ?
К читателям
Продолжаем публиковать материал, предоставленный нам Р. К. Баландиным. В этой части читателей ждет рассказ о золотом веке пиратства, о загадочном, легендарном Фрэнсисе Дрейке, о благородном Мейнуэринге и других неординарных личностях и увлекательных событиях.
«ПО МОРЯМ,ПО ОКЕАНАМ…»
Нам на просторе горе — не горе!
Пуля в пистолете, тесак за ремнем.
Были бы воля, ветер и море,
Все остальное и так заберем!
ЗОЛОТОЙ ВЕК ПИРАТСТВА
Великие географические открытия ознаменовали завершение средневековья и начало Нового времени. Следует еще упомянуть книгопечатание, распространение образования, внедрение новой техники (в частности, механических часов, механизмов и простых машин).
Для мореплавания важнейшее значение имели успехи астрономии и географии: определение окружности Земли, составление глобусов, показывающих — впрочем, весьма приблизительно — расположение Европы, Африки и Азии, но без Тихого океана, который еще не был известен европейцам. Размеры Земли преуменьшались, а потому Колумб надеялся сравнительно быстро добраться из Испании в Китай.
Из Китая через арабских мореплавателей компас попал в Европу и в XIII веке уже вошел в употребление. Появилась возможность совершать дальние переходы в открытом море в любую погоду. Обучение морскому делу в некоторых государствах было хорошо организовано. Наилучшую школу создал португальский принц Генрих в середине XV века. И хотя сам он плавал мало, ему дали прозвище Мореплаватель. Благодаря его стараниям португальские моряки прошли вдоль всего западного побережья Африки, открыли мыс Доброй Надежды, а Васко да Гама в конце XV века этим путем достиг Индии, вернувшись на родину с триумфом и ценным грузом.
Предприятие Христофора Колумба было государственным, рассчитанным на захват и эксплуатацию новых земель, установление прямых торговых маршрутов в Индию или Китай. Испанская корона назначала Колумба «главным адмиралом Моря-океана, а также бессменным вице-королем и правителем всех островов и материковых земель», которые будут им открыты. Эти привилегии распространятся и на его потомков. Ему обещали десятую часть прибыли от торговли с открытыми им странами. К тому же он верил в свое предназначение как христианского миссионера, который обратит в истинную веру дикарей перед неминуемым концом света (любители круглых цифр тогда называли дату — 1500 год).
Христофор Колумб
Его первое путешествие на кораблях «Санта-Мария», «Нинья» и «Пинта» продолжалось с 3 августа по 12 октября 1492 года и закончилось высадкой на одном из островов Багамского архипелага. Участников экспедиции интересовали золото и драгоценные камни аборигенов. Открытие Нового Света ознаменовало важный этап в развитии глобальной цивилизации — переход к океанским масштабам. Но появление новых торговых путей с интенсивным потоком товаров не осталось, конечно же, без внимания со стороны пиратов. Они тоже стали «глобалистами», пересекая океаны и совершая «кругосветки.
В первой половине XVI века Кортес покорил Мексику, а Писарро — государство инков. Крушение этих великих цивилизаций и последующее их разграбление имели целый ряд последствий. Из Нового Света вывозили многие тонны золота и серебра. За один лишь XVI век количество драгоценных металлов в странах Западной Европы возросло в 5 раз! Началась жесточайшая золотая лихорадка. Тысячи авантюристов устремились на поиски легендарного Эльдорадо, стремясь разбогатеть любыми способами, включая преступные. Этим отчасти объясняется наступление золотого века пиратства.
В наилучшем положении оказались испанцы, ставшие первооткрывателями и практически сразу же первограбителями Нового Света. Их галионы, отяжеленные драгоценными грузами, возвращались на родину и… подрывали ее экономику. Так сказывались «нетрудовые доходы» на состоянии государства. Ведь золото — условная ценность. Никакого практического применения, если исключить предметы роскоши, оно не имело. Оно не является жизненно необходимым человеку, в отличие от пиши, одежды, оружия, инструментов, приборов. Оно имеет смысл и ценность как общий эквивалент товаров, как валюта и как форма накопления капитала.
Хлынувший в Европу поток «благородных» минералов существенно обесценил их. Соответственно подорожала промышленная и сельскохозяйственная продукция. При избытке золота Испания не имела особой нужды в развитии производства. Она жила в значительной мере за счет ограбления других стран и народов. Стремясь утвердить свое паразитическое положение, она попыталась провозгласить монополию на обладание Новым Светом. Папа Александр VI, к которому обратился король Испании, лишь частично согласился с таким толкованием прав на «Божьи земли», приняв во внимание и присутствие там португальцев.
Решение папы Римского подкреплялось его авторитетом в Западной Европе, еще не испытавшей потрясений религиозных войн, реформации. Не менее вескими аргументами являлись морское могущество Испании и ее роль оплота католицизма. И как только опоры оказались подорваны (конкуренцией со стороны других морских держав и появлением протестантизма), начался раздел Нового Света.
Открытие огромных неведомых земель и обширнейших акваторий, политические неурядицы, религиозный кризис, распространение знаний и свободомыслия, не говоря уже о социально-экономических перестройках, породивших массы обездоленных людей, — все это в совокупности определило ту общую обстановку в мире, которая как нельзя лучше подходила именно для морского разбоя. И он, естественно, расцвел пышным цветом в разных морях и странах, но прежде всего на великих океанских путях, связывавших Европу с Новым Светом, Южной и Восточной Азией.
Издавна всех разбойников — сухопутных и морских — привлекало золото. Этот символ богатства и власти (именно — символ, ибо на необитаемом острове или среди бескорыстных людей этот блекло-желтый металл ничего не значит) привлекал, завораживал, притягивал, как магнит, души людей мятущихся, не имеющих высоких нравственных идеалов. А ведь едва ли не все пираты были такими.
Во времена феодализма золото олицетворяло роскошь, некое излишество, без которого вполне сносно существовали и доблестные рыцари, и даже короли. Более существенной для них была проблема оружия, одежды и питания. Тем более что приходилось содержать многочисленную родню, слуг, дружину, придворных. Вот и вынужден был иной король странствовать по собственным владениям, как бесприютный бомж, чтобы вассалы заботились о его дворе и делились своими доходами.
Все существенно изменилось с широким распространением торговли и денег, имеющих золотой эквивалент. Финансовый капитал становился незримым и негласным владыкой мира.
…Скупой рыцарь в одной из маленьких трагедий Пушкина наслаждался призраками славы, власти, богатства. Они воплотились в сундуках с драгоценностями, запрятанных в глухом подземелье. Но там, где царит капитал, а с его помощью осуществляется активный товарообмен, где за деньги можно покупать человеческий труд, «рабсилу», — в таком мире поистине «люди гибнут за металл». Захватнические войны королей и ненасытная хищная алчность финансистов и торговцев были вполне под стать пиратству. Перефразируя Пушкина, можно сказать: «Пиратский век, пиратские сердца!»
«БЕРЕГОВЫЕ БРАТЬЯ»
Реальные и мнимые богатства Нового Света привлекали сюда тысячи авантюристов, едва ли не самых отчаянных представителей разных стран и народов.
В этой волне находились и переселенцы. готовые начать за океаном честную трудовую жизнь на диких неосвоенных землях. Немало среди них было французов, гонимых за «еретическую» протестантскую веру гугенотов. Многим из них пришлось и здесь сталкиваться с притеснениями и грабежами — обычными спутниками захватнических войн.
Испанцы разрушали дома и сжигали посевы переселенцев. Обездоленные люди вынужденно становились бродягами, пополняя ряды морских разбойников.
Известно, с каким коварством и жестокостью расправлялись конкистадоры с местным населением Америки. Не менее зверски поступали они и с жителями Старого Света. Вот, например, выдержка из донесения венецианского посланника: «Испанцы захватили в Вест-Индии два английских корабля. Они отрубили членам команды руки, ноги, отрезали носы и уши, намазали искалеченных людей медом и привязали их к деревьям, чтобы мухи и другие насекомые подвергали их еще большим мучениям». Правда, писалось это в Лондоне со слов потерпевшей стороны. Возможно, истязания были ответом на жестокости англичан.
Пиратское «береговое братство» объединяло людей по признаку более существенному, чем национальный: по взаимным интересам, принципу жизни. В него входили, помимо прочих, дезертиры из армии и флота, беглые каторжники и рабы, индейцы.
Базами для братства пиратов служили острова Карибского моря, малонаселенные или безлюдные, но обильные плодами и дичью, не говоря уже об устрицах, рыбе, черепахах. На крупных кораблях пираты выходили в открытое море, на небольших маневренных плоскодонках или каноэ поджидали добычу близ берегов, в проливах, заливах, устьях рек.
Одним из удачливых пиратов был француз Жан Анго. Он имел несколько судов, которые контролировали район Азорских островов. В 1521 году он захватил три испанские каравеллы, возвращавшиеся с добычей на родину. На следующий год «улов» разбойников оказался весьма обильным. На одном из взятых на абордаж испанских кораблей оказались богатства, отправленные Кортесом испанскому королю. Размер добычи, по вполне понятным причинам, не обнародовался, но был, вероятнее всего, рекордным: многие тонны золота и серебра.
Пиратам достались и ценности информационные: навигационные секретные карты маршрутов испанских караванов к Карибским островам. Теперь можно было основательно планировать и осуществлять нападения как на испанские суда, так и на города.
В 1555 году «береговые братья» под началом Жака де Сода и Франсуа Леклерка разграбили поселки на Гаити (Эспаньоле) и в Пуэрто-Рико. Следующим стал город Сантьяго-де-Куба. А затем захватили Гавану и, опустошив богатые дома и церкви, благополучно вернулись на базу. Застигнутые врасплох жители не оказали серьезного сопротивления разбойникам, и город был сожжен.
Грабежи в открытом море осуществлялись обычно под прикрытием каперских свидетельств. Порой пиратами становились честные негоцианты. Англичанин Роберт Ренеджер, например, перевозил на своем судне товары. В испанском порту они были конфискованы (возможно, на законном основании; детали происшествия неизвестны). Обнищавший капитан решил компенсировать потерю. Собрав эскадру из четырех кораблей, он стал поджидать в море добычу.
Им встретился испанский галион «Сан-Сальвадор» с драгоценностями. Ренеджер конфисковал собственность Испании, возместив свои убытки и выплатив «премиальные» команде. Значительную часть серебра и золота он отправил в британскую казну. Такой «идейный» грабеж был отмечен выдачей Ренеджеру каперской грамоты как капитану английского флота. Вернувшись в родной Саутгемптон, он получил должность таможенного инспектора.
Испанцы противопоставили стихийным нападениям «джентльменов удачи» продуманную стратегию морских перевозок. Их корабли следовали из Перу и Мексики на Кубу. У берегов Гаваны они объединялись в группы и под военным конвоем уходили в открытое море, держа курс на родину.
Получив в свое распоряжение секретные карты с указанием этих маршрутов, пираты стали курсировать вдоль трассы (на почтительном расстоянии), высматривая отбившиеся от общей группы суда. Капитаны смелых и хорошо вооруженных команд испанских галионов слишком часто не обращали должного внимания на небольшие пиратские корабли, малокалиберные пушки которых подчас не могли пробить мощный борт. А крупные орудия галиона были способны разнести вдребезги врага.
Корсары умело использовали беспечность капитанов и плохую маневренность этих крупных судов. Пиратские лодки медленно шли на сближение с талионом, держа на палубе минимум людей, а затем резко атаковали. В случае запоздалого залпа испанские ядра пролетали над палубой корсаров, которая находилась ниже орудийных портов.
Пираты бросались на абордаж, не обращая внимания на количество противостоящих им солдат. В тесном пространстве корабля опытные, дружные, отчаянные разбойники имели значительное преимущество и редко терпели поражение.
Оставаться «вольным пиратом» было выгодно, хотя и опасно. За каперское свидетельство надо было выплачивать в казну оговоренную долю добычи. Во Франции она обычно составляла десятую часть. В отличие от «береговых братьев» каперы находились на государственной службе.
Испанский солдат. Рисунок Тициана. XVI в.
Например, французский король Франциск I, противодействуя обогащению Испании, охотно выдавал охранные грамоты и предоставлял каперам убежища в портах своей страны. В обмен на это морские «государственные разбойники» обязались, придя в порт, оставаться на местах до прихода королевского инспектора. Он осматривал и регистрировал добычу, отделяя от нее десятую долю в пользу казны. Оставшееся добро распределялось таким образом: треть — судовладельцам, треть — на организацию следующего похода и ремонт судна и треть — в личное распоряжение команды.
После того как французская армия потерпела поражение от испанцев, Франциску I пришлось запретить выдачу каперских свидетельств. В результате ряды свободных от государственных обязательств «береговых братьев» пополнились новыми кадрами.
Жесткие правила дележа захваченных ценностей (иногда — до половины причиталось государству и судовладельцам) толкали пиратов на простую хитрость: утаивать часть сокровищ на необитаемых островах. В некоторых случаях пираты, взятые в плен или арестованные, пытались (порой успешно) покупать помилование ценой выдачи местонахождения своих сокровищ. Но чаще всего рассчитывать на снисходительность властей не приходилось, и казненный разбойник уносил в могилу тайну своих кладов.
Впрочем, немногие из моряков-разбойников накапливали сокровища: заботиться о завтрашнем дне было не в их правилах. Награбленное добро чаще всего растрачивалось так же быстро, как и приобреталось. «Береговые братья» создавали вокруг себя особую среду, состоящую из разных слоев общества. В целом это была, безусловно, паразитическая «экосистема». Ее «экономический базис» составляли богатства, которые извлекали грабительским путем из колоний или зависимых стран государственные или частные организации. Пиратское братство силой вырывало из этого потока более или менее крупную долю. В дележе ее принимали участие — явно, тайно или косвенно — представители едва ли не всех социальных слоев: от побирушек на паперти до королей. Субсидировали многие пиратские акции крупные купцы и государственные чиновники. Доходы от каперства заметно обогащали казну некоторых стран.
Звонкую монету пираты просаживали в игорных домах, кабаках и борделях. Реализовывали награбленные товары и ценности перекупщики, доходы которых, по-видимому, были колоссальны. Не исключено, что при этом наживались крупные фирмы, действующие через посредников. По-видимому, в становлении нового капиталистического порядка пиратство играло заметную роль.
КРУГОСВЕТНЫЙ ПИРАТ
Дрейк вышел из бедной семьи деревенского священника, был юнгой, неудачно пытался стать торговцем и через пиратство перешел на высокую государственную службу, имея возможность влиять на политику государств!
Точный год рождения Фрэнсиса Дрейка неизвестен (тоже характерный факт). Приблизительная дата — 1540 год. После него родилось еще 11 братьев и сестер. Переехав из Девоншира в Кент, семейство за скудностью средств к существованию обитало в брошенном на берегу дырявом корабле.
На судьбе юного Фрэнсиса сказалось дальнее родство с Хоукинсом — капитаном, пиратом, работорговцем. Хоукинс осенью 1562 года на трех кораблях направился к побережью Африки, ограбил несколько португальских судов и в числе добычи захватил около 300 черных невольников. Доставив их на Гаити, получил в обмен сахар, жемчуг и другие товары. Вернувшись на родину, он подготовил более крупную экспедицию, которая тоже прошла удачно.
В третий раз, осенью 1567 года, он снарядил уже 6 судов. Пройдя к побережью Гвинеи, устроил облаву на негров. Рабов добыл немного: наученные горьким опытом. аборигены скрывались или отчаянно защищались (в одной из стычек Хоукинс был ранен). Пришельцы умело воспользовались распрями местных племен, поддержали одну сторону, а противников обратили в рабов. Перед отплытием в Америку Хоукинс поручил молодому Фрэнсису Дрейку командование небольшим кораблем «Юдифь».
Правда, губернатор города Рио-де-ла-Ача запретил торговлю живым товаром. Хоукинс настолько огорчился, что приказал штурмовать город. Когда англичане опустошили порт, губернатор резко одумался; продажа рабов прошла быстро, без помех и с немалой выгодой для англичан.
На обратном пути эскадру Хоукинса основательно потрепал шторм. Пришлось сделать вынужденный заход в порт Веракрус. А там оказалась чертова дюжина испанских военных кораблей! Началось сражение.
Это боевое крещение стало для Дрейка одновременно и успехом, и позором. Он быстро оценил обстановку и вывел свою почти непораженную «Юдифь» из боя. Решение было разумное, ибо не представлялось никакой надежды противостоять испанцам.
За то, что он оставил в беде товарищей, адмирал Хоукинс сделал ему суровый выговор. За то, что сумел сохранить корабль и экипаж, по-прежнему оставил капитаном.
Дрейк никогда не терял самообладания и трезвого расчета, несмотря на вспыльчивый, буйный нрав. В 1572 году на двух кораблях он организовал нападение на испанский городок на Атлантическом побережье Америки. Операция прошла успешно, но вдруг начался ливень, затруднивший погрузку награбленных ценностей. В добавок был подмочен порох. В рукопашной схватке небольшая группа пиратов не могла противостоять превосходящим силам горожан. Раненый в ногу Дрейк дал сигнал к отступлению.
Он решил испытать счастье на противоположном тихоокеанском берегу Америки. Отряд двинулся в путь по суше и встретил испанский караван, шедший им навстречу с грузом «колониальных товаров», преимущественно драгоценных металлов. Дрейк не побрезговал обычным «сухопутным» разбоем, разграбил караван, и, отягощенные добычей, англичане вернулись вновь на Атлантическое побережье. Здесь они захватили испанские корабли и благополучно достигли родных берегов.
Другая группа под командованием Джона Оксенхема, перетащив через возвышенность разобранный одномачтовый бот, вышла в Тихий океан. Им выпала сомнительная честь стать первыми английскими пиратами в этих краях. Но их вольный промысел продлился недолго. Испанская эскадра напала на них: одних убили, других взяли в плен, а Оксенхема вздернули на рее.
Дрейк считал целесообразным сделать свое бандитское предприятие акционерным. Предложил влиятельным лицам, включая королеву Елизавету, финансировать его поход в Тихий океан. Судя по тому, что он был удостоен аудиенции у Ее Величества. она проявила к его предложению серьезный интерес. Дрейк вложил почти все свои немалые средства в подготовку похода. В его распоряжении было два крупных и три небольших тщательно снаряженных корабля и 164 человека отборных молодцов.
Дрейк продумал все до мелочей. Но одно он был бессилен преодолеть — недостаток информации. Испанцы и португальцы, составляя карты Южной Америки, держали их в строгом секрете. Но пирату повезло. Им повстречались два португальских корабля. Захватили их без потерь. Трудней оказалось заставить португальского штурмана прокладывать курс эскадры. Под угрозой смерти он вынужден был подчиниться.
Они достигли Патагонии и сделали остановку. отдыхая и ремонтируя корабли. Наладили дружеские отношения с аборигенами. «Они оказались добродушными людьми, — писал хроникер экспедиции священник Флетчер, — и проявили столько жалостливого участия к нам, сколько мы никогда не встречали и среди христиан. Они тащили нам пищу и казались счастливы нам угодить».
Иначе сложились отношения Дрейка с экипажем. Ему донесли о недовольстве некоторых офицеров предстоящей экспедиции, о действительном маршруте которой большинство узнало уже в пути. Для острастки он учинил показательный суд над своим другом Дсути, который был признан виновным и обезглавлен на берегу. Полвека назад здесь же аналогичную казнь совершили по приказу Магеллана. Тогда на кораблях был реальный бунт с человеческими жертвами; великий мореплаватель ограничился убийством двух и изгнанием еще двух бунтовщиков. А в команде Дрейка, по-видимому, никакого организованного заговора не было, только критика командира. Но и эти вольности капитан считал совершенно недопустимыми. Как знать, возможно, ему действительно удалось укрепить дисциплину, пролив кровь товарища.
В опасных извивах Магелланова пролива они лавировали больше двух недель. Выйдя в океан, двинулись на север, в теплые края. Но тут сказала свое веское слово природная стихия. «Не успели мы выйти в это море (иными называемое Тихим, а для нас оказавшееся Бешеным), как началась такая неистовая буря, какой мы еще не испытывали… Мы не видели солнечного света, а ночью — ни луны, ни звезд; и эти потемки продолжались целых 52 дня, пока длилась буря. Недалеко были видны по временам горы, и они вызывали ужас, потому что ветер гнал нас к ним на верную гибель…»
Один корабль пропал без вести, другой был отнесен к югу, скрылся от бури в Магеллановом проливе, а позже взял курс на Англию. По пути команда обогатилась за счет нескольких торговых судов. Но и привезенная добыча не избавила капитана Уинтера от суда и смертного приговора, который не был приведен в исполнение сначала благодаря отсрочке, а по возвращении Дрейка по его ходатайству.
Итак, оставшийся в распоряжении Дрейка корабль «Золотая Лань» был отброшен штормом на 5° к югу. Но нет худа без добра. Дрейк смог вторично убедиться, что южнее Магелланова пролива находится не легендарная неведомая Южная земля, а остров. Правда, англичане не обогнули его и не доказали своего открытия. Кроме того, вскоре после Магеллана, в 1526 году, подобное наблюдение сделал португалец Осес. И все-таки судьба распорядилась так, что широкий пролив, разделяющий Южную Америку и Антарктиду, носит имя пирата Дрейка.
Одинокая «Золотая Лань» двинулась к экватору. В одном месте, заметив индейский поселок, Дрейк с десятком вооруженных матросов сошел на берег. Аборигены встретили их стрелами. Потеряв двух человек, капитан вынужден был отступить.
В дальнейшем он смог найти общий язык с местными жителями. Доказав им свое дружелюбие, он с удивлением узнал, что испанцы убеждали индейцев, будто весь мир принадлежит Испании. Выяснив, что англичане — совсем другой народ и вдобавок враги их врагов, индейцы оказали существенную помощь Дрейку. Они показали путь к гавани Сантьяго, где остановился испанский талион.
«Золотая Лань» уверенно вошла в гавань. От нее к талиону направилась лодка с людьми. Испанцы подняли к себе на борт 18 молчаливых вооруженных человек. Только тут выяснилось, что это вовсе не друзья. Прибывшие обнажили шпаги и предъявили такие веские аргументы, как заряженные пистолеты. Все находившиеся на палубе были бес шума арестованы. Затем то же стало с оставшейся частью команды.
Дрейк собрал первый богатейший пиратский «урожай» в этих краях. Из трюмов галионов, из сундуков жителей испанских поселков, из вьюков торговых караванов сокровища Нового Света стали перетекать в недра «Золотой Лани» (она вполне оправдала свое название).
Однако веселая прогулка английских «джентльменов удачи» не могла продолжаться долго. Слухи о пиратах прошли по всему побережью. Началась охота военных кораблей на «Лань». Дичь оказалась проворней и хитрее преследователей. Ее изрядно поистрепавшиеся снасти посчастливилось заменить после захвата судна с грузом тросов и канатов.
Дрейк не прекращал поисков судна, груженного серебром и золотом. И наконец пиратское счастье ему опять улыбнулось. На горизонте был замечен галион. Не подозревавшие ничего дурного испанцы сами направились «на ловца», а когда приблизились, из открытых портов на них глянули мрачные зрачки пушек. Попытка сопротивления была пресечена точным залпом орудий и выстрелами ружей.
На галионе оказалось много сокровищ. Стоимость их примерно в сто раз превысила затраты на экспедицию: 26 тонн серебра, 80 фунтов золота, 13 сундуков с драгоценными камнями.
…Дрейка можно отнести к редкой категории благородных разбойников. Он избегал излишней жестокости, а с пленными обращался достойно. Так, ограбив «драгоценный галион», выплатил некоторую сумму и его команде. И хотя испанцы называли его Драконом, чудовищем он не был (в отличие от большинства других знаменитых пиратов).
«Золотая Лань», перегруженная драгоценностями, взяла курс на Англию. Но плыть на юг в обход Америки было слишком опасно: там могли находиться испанские военные корабли (действительно, англичан у Магелланова пролива уже поджидала эскадра).
Была надежда обнаружить северный проход в Атлантику. Дрейк двинулся дальше на север и достиг 48°. Никаких признаков окончания континента не было. Пришлось в подходящей бухте сделать остановку и привести в порядок корабль. (Позже этот залив получил имя Дрейка.)
С местными индейцами установились хорошие отношения. Дрейк поставил на берегу памятный знак и церемонно присоединил территорию к Англии, назвав Новым Альбионом, учитывая белый цвет береговых уступов.
Оставалось пойти маршрутом Магеллана. Через три месяца они достигли Марианских островов, еще через полтора — Молуккских. Местный правитель доброжелательно принял англичан. Правда, Дрейку не удалось попировать в его дворце: воспротивилась команда. Моряки не желали хотя бы в малейшей степени рисковать жизнью командира.
Один испанский идальго, взятый Дрейком в плен и с почтением отпущенный на свободу, вспоминал: «Все люди Дрейка перед ним трепещут… С ним на корабле едут девять или десять кабальеро, все из знатных английских родов, но ни один из них не смеет надеть шляпу или сесть в его присутствии… Ест он на золоте, и при том играет оркестр». Понятно, такие церемонии могли быть только в праздничные дни. Проводя месяцы в открытом море на гнилых сухарях и тухлой солонине или совершая пиратские набеги, вряд ли станешь услаждать свой слух звуками оркестра, а подчиненных утомлять излишними церемониями…
От острова Ява, избегая встреч с испанскими и португальскими военными судами, Дрейк взял курс напрямик через Индийский океан на мыс Доброй Надежды. В конце сентября 1558 года «Золотая Лань» бросила якорь в Плимуте.
За 2 года 10 месяцев было совершено второе в мире (после корабля «Виктория» эскадры Магеллана) кругосветное плавание. Дрейк стал первым капитаном, под руководством которого успешно завершилась экспедиция (Магеллан, как известно, погиб, перейдя Тихий океан). Потери личного состава у Дрейка, несмотря на пиратские набеги, были сравнительно малы, а доходы необычайно велики: каждый «пайщик», участвовавший в финансировании этого похода, получил прибыль из расчета 4700 %! Королеве досталась львиная доля: 2 млн. 250 тыс. фунтов золотом.
Впрочем, точный размер добычи от пиратской «кругосветки» Дрейка был засекречен. Кстати, претензии испанской короны на этот счет значительно превышали то количество золота и серебра, которое было зарегистрировано в «приходной статье» Дрейка. Наиболее вероятно, что испанские колониальные чиновники-казнокрады, воспользовавшись набегом английского пирата, приписали ему и то, что украли сами.
Так или иначе, размер «изъятий» из испанской казны был настолько велик, что отношения между двумя странами резко обострились. А через 5 лет, уже став адмиралом, сэр Дрейк разграбил испанские поселения на Гаити и на юго-западном берегу Карибского моря. Еще через год сэр Фрэнсис позволил себе, по его выражению, «подпалить бородку испанскому королю». Он разорил крупный порт Кадис, где сжег 33 испанских корабля, имея в своем распоряжении всего 4. Попутно захватил португальское судно с большой партией пряностей. Они ценились на вес золота, а потому каждый матрос в эскадре Дрейка стал состоятельным джентльменом.
ГИБЕЛЬ«НЕПОБЕДИМОЙ АРМАДЫ»
Разгром «Непобедимой армады» 30 мая 1588 года
В 1587 году по приказу Елизаветы I отрубили голову шотландской королеве-католичке Марии Стюарт. Испанский король не мог далее терпеть подобных действий англичан. Он организовал великую десантную операцию, снарядив 130 кораблей с командой в 8 тысяч моряков и армией в 19 тысяч солдат. Эта «Непобедимая армада» в 1588 году отправилась из Лиссабона к Англии.
У англичан было 70 военных судов среднего размера. Дополнительно мобилизовали около сотни частных. Общий состав насчитывал немногим более 17 тысяч человек. Командовали флотом опытнейшие пираты Дрейк и Хоукинс.
«Непобедимая армада» двинулась в Ла-Манш. На соединение с ней должны были выйти из Фландрии (Бельгии) десантные суда с 30 000 пехоты и 4000 кавалеристов. Однако несогласованность действий затянула операцию.
Маневренные английские суда, зайдя в тыл армаде, топили отставшие корабли, «вырывая из хвоста испанской птицы одно перо за другим». В проливе Ла-Манш также курсировали англичане, мешая отплытию неповоротливых десантных транспортов. «Непобедимая армада» сконцентрировалась в узком месте пролива, дожидаясь десантников.
И тут англичане ночью с ветром пустили на армаду брандеры — суда, нагруженные горючими материалами и взрывчаткой. На рейде начались пожары и взрывы. В панике испанские корабли рассыпались в разные стороны. На рассвете началось морское сражение, более похожее на охоту: англичане на отдельных участках создавали численный перевес и уничтожали врагов.
Поднялся сильный южный ветер, отнеся «Непобедимую армаду» на север. Англичане продолжали уничтожать оторвавшиеся от основной группы корабли. Теперь испанцы стремились как можно быстрее вернуться домой. Но их раскидал шторм у Оклендских островов. Часть затонула, часть разбилась о скалы. Тысячи трупов выбрасывали волны на берег. Тех, кому посчастливилось уцелеть, добивали на месте или брали в плен, чтобы казнить.
«Непобедимая армада» потерпела катастрофическое поражение, потеряв две трети судов и людей. Это был закат испанского морского могущества и Испанской империи вообще и звездный час непобедимого пирата Фрэнсиса Дрейка. Несмотря на высшие почести и возраст, он в 1596 году отправился в поход к берегам Южной Америки и умер в море.
БЛАГОРОДНЫЙ БАНДИТ
Славная судьба сэра Фрэнсиса Дрейка вдохновила тысячи англичан, содействовала популярности мореходства и превращению Великобритании в морскую державу.
Одним из подражателей Дрейка стал Генри Мейнуэринг. Он был, что называется, из хорошей семьи и собирался посвятить себя борьбе с преступностью, закончив юридический факультет университета. Но быстро понял, что стать адвокатом или судейской крысой — не его предназначение. Он завербовался на военный корабль, быстро освоил многие премудрости мореходного дела и вскоре стал офицером. Его привлекали быстрые лавры Дрейка, а не служебная карьера. И вот молодой офицер встал во главе разного портового сброда, главным образом дезертиров-матросов. Это было в Плимуте. Оставалось только обзавестись кораблем и оружием, и тотчас новоявленная банда рассредоточилась по кабакам, собирая сведения о стоящих на якоре судах. Одно сообщение особенно заинтересовало бывшего юриста: двухмачтовый купеческий корабль из Антверпена с командой из 15 человек перевозит оружие для варварийских пиратов Алжира.
Операция по захвату корабля была разработана Мейнуэрингом и проведена под его руководством. Когда половина команды этого судна сошла на берег, люди Мейнуэ-ринга помогли им основательно напиться и остаться на берегу. Затем вся банда поднялась на корабль и без шума и кровопролития обезвредила оставшихся членов команды. Столь же спокойно и деловито, не вызывая подозрения у соседей по причалу, они снялись с якоря и покинули порт.
Теперь у них были корабль и оружие. Оставалось обзавестись базой на суше. Наилучшим местом, решил Генри, будут владения варварийских коллег. Пройдя Гибралтар, он взял курс на североафриканский город Мармор — известное пиратское гнездо. Верные принципам международной солидарности бандитов, варварийцы оказали начинающим пиратам теплый прием.
Мейнуэринг не утратил британского патриотизма. Он строго запретил своим подопечным нападать на английские корабли. Они обязаны подрывать морское могущество ненавистной Испании!
Его авторитет среди разбойников был неколебим (и подтверждался таким острым аргументом, как умелое владение шпагой). Английские негоцианты разнесли весть об «идейном» пирате по всей стране. В Англии имя Мейнуэринга стали связывать с борьбой против испанского владычества в море и в мире. Тем более что он категорически отверг предложения о сотрудничестве, исходившие и от испанского короля, и от тунисского бея.
Мейнуэрингу пришла пора выходить в океанские просторы. Отобрав 8 лучших кораблей своего флота, он пересек Атлантику и обосновался на полуострове Ньюфаундленд, контролируя огромную территорию. Жители поселков должны были постоянно выплачивать ему дань, снабжать припасами. От рыбаков требовалась значительная доля их улова. В результате промышлять рыбу стало невыгодно и многие рыбаки пополняли ряды пиратов.
Этот «удельный князь» Генри Ньюфаундлендский продолжал грабить проходящие испанские и португальские галионы. Делал он это деликатно, не позволяя своим людям бесчинствовать. Говорят, когда один пират начал издеваться над пленниками, его арестовали и в назидание другим — вполне пиратский педагогический прием — вздернули на рее.
С наступлением холодов Мейнуэринг отправился в теплые края. У него было прекрасное «гнездышко» на Африканском побережье, где «трудились» варварийские коллеги. Однако прибыв со своими людьми в гавань Мармора, он был разочарован: совсем недавно город разграбили и разрушили англичане. Мейнуэринг избрал новую базу на Валлафранке. Решение оказалось удачным. В гавани стоял превосходный корабль под английским флагом. Командир его Уолсингэм был образованным благородным человеком, считавшим, что уже вполне созрел для занятия пиратством. У них сложился отличный коллектив. Не прошло и двух месяцев, как они приумножили свои капиталы. Имя Мейнуэринга в Англии произносили с почтением, а в Испании — с проклятиями. Король Испании отправил военную флотилию, чтобы уничтожить пиратов, явно недооценив их силы. Мощный флот Мейнуэринга, быстро и не понеся заметного урона, разгромил неприятеля.
Чаша терпения Филиппа III переполнилась. Он направил Якову I протест, упрекая англичан в ведении морской войны против Испании и угрожая активными ответными действиями. Якова I такая перспектива не устраивала. Тем более что юридически Филипп III был совершенно прав: Испания и Англия не находились в состоянии войны.
В результате Мейнуэринг, озадачивший двух королей, получил из Лондона предписание прекратить пиратские действия, иначе ему придется иметь дело с английским военным флотом. Мейнуэринг продал почти все свои корабли и летом 1616 года прибыл в Дувр, где его встретили как национального героя. На приеме у короля, услышав о том, что варварийские пираты хозяйничают в Ла-Манше, Мейнуэринг взялся покончить с ними. И выполнил свое обещание (уж он-то знал, как можно справиться с морскими разбойниками!).
Король Яков I явно благоволил к бывшему пирату. А тот в знак признательности посвятил своему покровителю солидный труд: «Об истоках, обычаях и искоренении пиратства». По его мнению, число морских разбойников со времен королевы Елизаветы значительно выросло. Число пиратских кораблей превысило тысячу. Их крупные базы находятся главным образом в Ирландии. Основой благосостояния некоторых тамошних портовых городов, торговцев и банкиров является морской разбой. Отвечая на расспросы короля, сэр Генри пояснил, что расхожие представления о пиратах как о буйных, алчных бандитах, проводящих время в потасовках и поножовщине, не соответствуют действительности.
— Хотя пираты, — говорил он, — в силу своего ремесла больше похожи на дьяволов, чем на ангелов, их сердца не столь окаменели, как это принято считать. Верно, что некоторые из них жестоки и беспощадны. но в еще большей степени они готовы оказывать помощь товарищам. Многие из них отличаются качествами, которых не устыдился бы ни один джентльмен. Пираты расплачиваются наличными и всегда честно выполняют соглашения, поэтому их радушно принимают во многих портах разных стран. Пираты оказывают помощь друг другу вне зависимости от национальности и религиозной принадлежности.
Узнав, что английские и фламандские купцы продают оружие и боеприпасы даже своим недругам, варварам и пиратам, король удивился.
— В коммерческих делах, — пояснил Мейнуэринг, — нет места патриотизму. Я всегда считал самыми гнусными пиратами тех купцов, которые под предлогом честной торговли скупают и перепродают награбленные товары.
Несмотря на молодость, сэр Генри обладал обширными практическими навыками и богатым жизненным опытом. Ценя его богатство, зная рассудительность и честность, король назначил его губернатором Дувра. Под властью Мейнуэринга оказалось 5 портов, состояние оборонительных укреплений которых было плачевным. Некоторые нравы государственных служащих привели в замешательство даже видавшего виды пирата. Так, проводя ревизию пороховых складов, он обнаружил бочки, заполненные какой-то подозрительной смесью, похожей на толченый уголь. Сэр Генри был потрясен. Подобной наглости, бесчестности он не встречал среди пиратов. Офицеры, виновные в злоупотреблениях, были осуждены на каторжные работы.
Мейнуэринг привел в порядок береговые укрепления. Теперь английские порты были надежно защищены. Варварийские пираты, еще недавно затруднявшие ее торговые сношения с материковой Европой, благодаря усилиям их бывшего коллеги Мейнуэринга вынуждены были убраться подальше от берегов Альбиона.
Британские острова сами превратились в главный на земном шаре очаг пиратства.
ТЯЖЕЛЕЕ ПЛОДЫЛЕГКОЙ НАЖИВЫ
Голландский капитан Питер (Пит) Хейн получил должность адмирала флота Вест-Индской компании. Под руководством компании находились три десятка человек. Ему предложили напасть на испанскую эскадру, состоящую из 11 крупных торговых судов и военных галионов. Она перевозила годовую добычу серебра и золота в Европу. Маршрут лежал через Кубу. Испанцы были совершенно уверены в своей безопасности, тем более у берегов принадлежащего им острова. Да и кто осмелился бы напасть на такой мощный караван?
С учетом этого и организовал Пит Хейн блестящую пиратскую операцию. На своих суденышках голландцы ночью незаметно подошли к острову и притаились у берега. И когда эскадра вышла в море, они напали на нее. Испанцы поначалу думали, что перед ними рыбаки, а когда поняли свою ошибку, было уже поздно. Корсары пошли на абордаж. Испанцы не успели даже дать залп из пушек: суденышки разбойников плотно прилепились к их кораблям. Караван рассыпался, каждый пытался спастись в одиночку. В результате 9 судов с драгоценным товаром оказались в руках голландских корсаров. Это вызвало финансовый кризис в Испании. В то время Голландия, испытавшая на себе жестокую испанскую оккупацию, опиралась, прежде всего, на торговлю, сельское и рыбное хозяйство (изобрели копчение сельди) и промышленность. Голландцы проникли вслед за португальцами в акватории Индийского океана и добрались до Китая и Японии. На западе они за бесценок скупили у индейцев земли в районе Гудзонова залива и острова Манхеттен. В 1624 году здесь возник Новый Амстердам, которому позже суждено было стать Нью-Йорком.
Пока Голландия, притесняемая Испанией, трудилась в поте лица, она находилась на духовном и экономическом подъеме. Но затем ее торговые компании стали стремиться добывать капиталы любой ценой. Все возрастающая ненасытная алчность толкала голландцев на хищнический захват и жестокую эксплуатацию колоний.
В фундаментальной «Истории Нового времени», изданной в конце прошлого века, дано такое объяснение: «Все захотели зарабатывать сверх меры и жить в роскоши. Роскошь, пиры, падение нравов пронизали насквозь все общество до крестьянского сословия. Самым ярким выразителем той лихорадки, которую породило ядовитое золото тропиков, служит безумная тюльпаномания, царившая в 1634–1640 годах. За один-единственный экземпляр этих, лишенных аромата, пышных цветов Востока платили в то время до 13 000 гульденов…
В основе такого увлечения лежали тщеславие и спекуляция, охватившие в то время все общественные круги… И в торговле, и в промышленности всякий искал спасения в монополии, а это принесло громадный вред дальнейшему свободному развитию и торговли, и промышленности».
БУКАНЬЕРЫ
Копчение мяса по-французски называется «буканаж». Странным образом это занятие — буканьерство, — свойственное преимущественно охотникам, стало одним из синонимов пиратства.
Как известно, освоение Америки велось хищническими методами. На островах европейцы пытались как можно скорее отыскать золото. С этой целью пытали и убивали местных жителей, накладывали на них непосильную дань. Позже на опустевших островах некоторые переселенцы попытались обустраивать оседлую жизнь, разводить скот. Однако искателей счастья прельщало быстрое обогащение, и они уходили в пираты или на поиски легендарного златообильного Эльдорадо. Постепенно на многих островах оставались только стада одичавшего скота при полном отсутствии людей.
Такие острова становились базами, где пираты могли заготавливать вдоволь копченого мяса. Группы охотников занимались этим промыслом. Некоторые предпочитали более спокойное занятие — выращивание овощей и табака. Подобные бригады охотников уходили на промысел не менее чем на год, пока не заканчивались боеприпасы и не одолевало желание поразвлечься. Тогда они отправлялись на остров Тортугу, прибежище пиратов, и в портовых кабаках, играя в карты, беспробудно пьянствуя, оставляли все заработанные деньги. Компенсируя долгое воздержание, они предавались дикому разгулу до тех пор, пока не «садились на мель». А затем снова уходили на год-полтора на мясозаготовки.
Сходство и простота образа жизни содействовали объединению их в своеобразные «коммунистические ячейки». Каждый имел, конечно, личные вещи, но при необходимости их делили на всех, поселения были примитивнее, чем у «диких» индейцев: при коптильнях («буканах») и огородах вместо домов стояли навесы (ведь донимали охотников жара и дожди, но не холод).
В общем, это были мирные люди. Историк пиратства Ф. Архенгльц характеризует их так: «Одежду буканьеров составляла рубашка из толстого полотна, запачканная кровью убитых животных и окрепшая от нее, такие же панталоны, башмаки из свиной кожи; чулок не употребляли. Поясом служил ремень, выкроенный из кожи; на нем висело несколько ножей и очень коротенькая сабля. Голову покрывали шапкою. Огнестрельное оружие ограничивалось ружьями, из которых стреляли двухлотовыми пулями. У каждого буканьера было по одному или по нескольку слуг и от двадцати до тридцати собак, приученных к охоте. Главным ремеслом их была охота на буйволов; охота же за кабанами считалась простой забавой. Мясо этих животных служило буканьерам пищею; сырой мозг употребляли они для завтрака. Имея очень ограниченные потребности, не употребляя ни вина, ни хлеба и живя в самой отвратительной нечистоте, подобно готтентотам, буканьеры не нуждались во многих необходимых для всякого другого вещах. У них не было ни столов, ни скамеек…
При таком образе жизни буканьеры были веселы, располагали отличным аппетитом и здоровьем, которое начинало ослабевать только после многолетних трудов дикой жизни… Главнейшие буканы находились на полуострове Самане, на небольшом острове в Байяхской гавани, на острове Тортуге, в так называемой Опаленной Саванне… В этих-то местах мирно жили буканьеры, большею частью французы, не мешая никому…»
Буканьер
К сожалению, реальные охотники-коптильщики не были похожи на мирного Робинзона Крузо. Очень немногие из них готовы были годами вести вольную жизнь в лесах. Она была для них либо временной передышкой от пиратства, либо переходным этапом к жизни мирного поселенца, имеющего дом, семью и земельный участок. Наконец, провиантом своим они снабжали не столько испанцев, сколько своих товарищей пиратов. Так что, нанося удары по вольным охотникам, колонизаторы метили в морских разбойников, лишая их продовольственных баз и кадрового пополнения.
Испанцы стремились восстановить свою утраченную власть на крупном острове Гаити, а также уничтожить эту мощную пиратскую базу, где обосновалось более 600 буканьеров. Убедившись, что вольные охотники вовсе не собираются покидать благодатные леса, испанцы прислали на остров карательный полутысячный отряд под командованием генерала фон Дельмофа.
Буканьеры применили простейшую военную хитрость: после первой перестрелки сделали вид, что беспорядочно отступают в лес. Ободренные успехом, испанцы стали «развивать наступление», чтобы окончательно уничтожить противника, но угодили в засаду. Скрываясь за деревьями, буканьеры расстреляли врагов. Погиб и храбрый генерал, слишком рано поверивший в победу.
Тогда испанцы использовали простой и эффективный экологический метод ведения войны. Они стали истреблять животных. Буканьеры лишились средств к существованию и вынуждены были покинуть Гаити. В результате одна часть буканьеров отправилась пиратствовать, а другая переселилась на расположенный недалеко от Гаити остров Тортугу, где в изобилии расплодились одичавшие свиньи и коровы, а также на другие острова.
Испанцы пытались и сюда посылать карательные экспедиции, расстреливая и разоряя прибрежные поселения. Охотники заблаговременно укрывались на заросшем лесом горном массиве острова, напоминающем черепаху (по-испански — тортугу). Наученные горьким опытом, воинские части избегали лесных сражений.
Главной базой пиратов стал портовый город Тортуга. Даже военные корабли не рисковали нападать на него с тех пор, как в 1640 году несколько испанских судов вошли в бухту, приготовившись к бомбардировке поселка, и были встречены пушечными выстрелами. Оказывается, буканьеры не теряли времени даром и построили укрепленный форт. Несколько испанских кораблей было уничтожено.
В надежно защищенную гавань постоянно приходили пиратские суда. Порт процветал. Появились женщины, помогавшие пиратам быстро прокутить награбленные богатства или вступавшие в брак с буканьерами, становясь домашними хозяйками. Возник обычный буйный портовый город, отличающийся от остальных только изобилием пиратов.
Это превращение символизировало переход к очередному этапу в жизни морских разбойников. Укоренилось новое название — флибустьеры — и создались прочные и сложные организационные структуры, связывающие пиратов с наземными базами, с охотниками, земледельцами и скотоводами, а кроме того, с купцами, государственными деятелями и даже исследователями. Сложилась, если так можно сказать, интернациональная империя пиратов, прочно сросшаяся со всемирной цивилизацией, экономическими и политическими структурами.
Об этом свидетельствует появление мощных пиратских флотилий. Они осуществляли самые настоящие военные операции, штурмуя города. Огромные, не поддающиеся исчислению потоки товаров, а также рабов и пленных шли через пиратов. О масштабах этого товарооборота свидетельствуют, в частности, резкие колебания вывоза из Нового Света в Испанию драгоценных металлов. С 1518 года, когда начались постоянные нападения морских разбойников на испанские суда, за три года поступление золота и серебра в казну этой страны сократилось в 20 раз!
Получается, что, удерживая монополию на владения богатствами Америки, Испания теряла львиную их долю во время трансатлантических перевозок. И хотя ограбления совершали пираты и каперы, почти все изъятые ценности разными путями (например, через портовые кабаки, игорные дома и бордели) перетекали в страны Западной Европы, преимущественно в Англию, Францию, Голландию.
ФЛИБУСТЬЕРЫ
Неофициальная империя пиратов владычествовала главным образом в Карибском море. Оно в ту пору, именно в связи с существованием этой империи, называлось Флибустьерским. Орудовавшие там капе-ры-пираты-корсары именовались теперь флибустьерами. Для современного человека это слово связано с романтикой моря и легкокрылыми бригантинами. И в те далекие времена это слово воспринималось как страшное ругательство.
«К флибустьерам, — пишет Ф. Архенгольц, — присоединилось множество матросов с купеческих и военных кораблей, бывших колонистов и других авантюристов разных наций. Мало-помалу флибустьеры образовали смешанную, соединяемую только жаждой к добыче массу из французов, англичан, голландцев, португальцев и других европейских народов. Одним только всем ненавистным испанцам, сокровища которых были настоящей и единственной целью хищников, отказано было в чести вступать в число членов этого вооруженного братства…
Тортуга сделалась метрополией флибустьеров. Они были уверены, что найдут здесь не только защиту, но и удовлетворение потребностей всякого рода, даже увеселения, соответствующие их грубой жизни. Пиры, азартные игры, музыка, пляски и женщины были единственным занятием их по возвращении из плаваний. Главной приманкой были женщины, которые, в надежде на добычу, стекались сюда со всех концов света и составляли пеструю толпу.
Не многие из флибустьеров умели с толком распорядиться добычей, становясь либо колонистами, либо отправляясь в Европу для мирной жизни. Однако обстановка в мире была неспокойной. Надежд обустроить для себя «тихую гавань» было мало. Поэтому пиратские богатства просаживались обычно так же быстро, как и приобретались. Разудалая вольница проводила естественный отбор тех, кого вполне устраивала такая жизнь.
Подобные нравы, основанные на разбое, непризнании чужой собственности, никак не могли устроить не только Испанию, но и ряд стран, экономически связанных с ней. Даже Людовик XIV возмущался преступлениям пиратов, а тем паче их бесконтрольным разбазариванием награбленного. Могли бы завести строгий учет под присмотром чиновников, отделяя побольше золота в казну.
Тортуга официально принадлежала Франции. В 1684 году для наведения государственного порядка в пиратской вольнице прибыли специальные комиссары из Парижа. Глава кабинета министров, напутствуя их, подчеркнул, что морская торговля увеличивает благосостояние не только Испании, но и Франции, а посему «особенно должно стараться отвлечь флибустьеров от морских набегов и обратить в мирных земледельцев».
Возможно, чиновники искренне верили, что можно, образно говоря, морского волка превратить в морскую корову. Увы, в природе подобные метаморфозы не происходят. Да и флибустьеры к данному времени стали мощной организацией, объединяющей самых разных специалистов (включая хирургов, священников, портных и т. д.). имеющей десятки хорошо вооруженных судов.
По мнению Ф. Архенгольца, начало флибустьерства относится к 1660 году, когда они уже систематически грабили корабли и сообща проводили крупные пиратские экспедиции. Испанцы вынуждены были штурмом взять это разбойничье гнездо. Но долго удержаться не смогли: флибустьеры отбили Тортугу обратно.
Вскоре произошло событие, несколько поколебавшее устои-вольницы. Губернатор доставил из Франции целый корабль женщин (путан и воровок). Произошло редкое событие: «законных» жен покупали на аукционе. Большинство браков оказались счастливыми. Хотя далеко не все флибустьеры, обзаведясь семьей, отказались от своего доходного и опасного промысла.
Однако базы пиратов были не только на Тортуге. На Ямайке обитал не менее отчаянный народ — по большей части англичане и голландцы. Отсюда Левис Скотт, например, провел одну из первых успешных десантных операций: набрав несколько десятков головорезов, напал на городок Сан-Франческо-де-Кампиш, захватил его, ограбил, а напоследок взял крупный выкуп, угрожая спалить его дотла.
Флибустьер
Его пример оказался заразительным. Рекордный по наглости налет совершил пират с Ямайки Джон Девис. Корабль Девиса долго курсировал по морю. Добыча не попадалась. И тогда он решил ограбить Никарагуа — город, лежащий в 30–40 милях от моря и имевший гарнизон 800 человек (пиратов было 90).
На корабле вошли в устье реки. Затем пересели на каноэ и, выдавая себя за испанцев, прошли вверх по реке до города. Ночью, убив стражей, принялись грабить церковь и богатые дома. Жители подняли крик. Воспользовавшись общей суматохой, бандиты вернулись в свои лодки с награбленным добром и несколькими заложниками. Им вдогонку направился большой испанский отряд. Но пираты успели добраться до корабля и, воздав хвалу Господу (они были набожными людьми), убыли на свой пиратский остров. Добыча их составила около 40 000 пиастров.
Девис и его команда не стали просаживать все добытое золото в кабаках. По закону нарождавшегося капитализма, они решили пустить средства в оборот, чтобы получить новые доходы. Вместе с компаньонами Девис снарядил 9 кораблей и направился к Кубе встречать испанских торговцев. Безрезультатно прождав некоторое время, он предложил двинуться на Флориду, в город Сан-Августин.
«В этом городке, — писал А. Эксквемелин, — была крепость с двумя ротами солдат. Однако хоть там она и была, пираты успешно разграбили город и захватили огромную добычу, не понеся почти никаких потерь».
Но вообще-то пиратское счастье обманчиво.
Отличавшийся огромной физической силой атаман (французский дворянин) Александр по кличке Железная Рука предпочитал «работать» на одиночном корабле с командой отборных бандитов. Они ловко захватывали торговые суда, но взорвались… от удара молнии в пороховой погреб. Оставшиеся в живых пираты бедствовали, да еще вдобавок отбивали нападения индейцев, живших на острове, возле которого произошел взрыв.
Наконец показался корабль, направлявшийся к острову. Пираты попрятались, резонно полагая, что, завидев их физиономии, ни один нормальный человек не рискнет сойти на берег. Испанцы, опасаясь индейцев, отправились за пресной водой к родникам большим отрядом с капитаном во главе.
Пираты устроили засаду и дали залп по прибывшим. А те вдруг исчезли! Разбойники находились в недоумении, хотя испанцы применили простейший тактический прием: залегли. Железная Рука бросился к ним, размахивая саблей, но споткнулся, упал и выронил оружие. Капитан испанцев подскочил к врагу, желая снести ему голову. Пират изловчился и схватил его за руку. Вырвав шпагу, он заколол противника.
Весь испанский отряд был изрублен. Переодевшись в платье убитых, пираты вернулись на корабль. Их подняли на палубу. Они тотчас зарезали несколько человек и захватили и судно, и ценный груз.
Среди первых флибустьеров острова Тортуги был Пьер Легран (Большой). По-видимому, он прибыл из Франции в числе искателей счастья и быстро понял, что найти его проще всего, занявшись морским разбоем. Отличаясь силой и смелостью, Пьер не был особо удачлив. Его отряд раздобыл только небольшой корабль и долгое время вынужден был довольствоваться пустяковой добычей.
Однажды они вышли на промысел у западного побережья Гаити. Было их всего 28 человек. Приходилось высматривать не слишком крупный одиночный корабль. Ничего подходящего не попадалось. У них заканчивался провиант, а судно из-за ветхости того и гляди могло дать течь. Оставаться в море было опасно. Возвращаться нищими и голодными на рассыпающейся посудине не было смысла.
У горизонта проследовала группа больших кораблей. Не успели они скрыться, как показался еще один, отставший. Пьер приказал поставить паруса и следовать за ним, постепенно сокращая расстояние.
Стало смеркаться. Пора было готовиться к нападению. Некоторое смущение вызывали размеры добычи. По мере приближения вырастало гигантское сооружение. На столь крупном корабле должно было находиться в десять раз больше людей, чем на пиратском суденышке.
И все-таки команда приняла предложение Пьера идти на абордаж. Пираты поклялись действовать как один и беспрекословно выполнять волю капитана. Они спрятали оружие на дне баржи, и под видом рыбаков пошли на сближение.
На корабле их заметили давно. Доложили капитану, что их преследует пиратское судно. Однако он не принял всерьез такое суденышко с несколькими моряками (большинство пиратов, как обычно, пряталось за высокими бортами). Наблюдение за ним прекратили.
В сумерках, незамеченные, пираты притерлись к кораблю. Тихо и ловко вскарабкались на палубу, имея только пистолеты и палаши, и убили вахтенных. Подкрались к каюте. Там капитан и офицеры беспечно играли в карты. Распахнулась дверь. Военные моряки увидели на пороге пиратов, направивших на них пистолеты. Один офицер попытался схватить оружие, но тотчас был ранен. Остальные сдались.
Большинство разбойников бросилось в помещение, где хранилось оружие. Теперь они обзавелись ружьями. Некоторые солдаты попытались сражаться, но были застрелены, остальные ошеломлены: крестились, шептали молитвы и, поглядывая на злодейские физиономии победителей, бормотали: «Иисус, это же демоны!»
К счастью для испанцев, возникшие невесть откуда исчадия ада не были слишком кровожадными. Они высадили пленных на берег и ушли в море на захваченном корабле. Пушек на нем было почти вдвое больше, чем пиратов.
Пьер Легран и большинство его бандитов решили, что такое счастье выпадает только один раз в жизни. Они не стали искушать судьбу и взяли курс на Францию.
Пример Леграна и его команды вдохновил большую группу флибустьеров. Они снарядили несколько каноэ и напали на испанские баржи, перевозившие в Гавану кожу и табак (тогда на Кубе только еще появились первые табачные плантации). Продав на Тортуге добычу, они закупили оружие и боеприпасы. Отсюда отправились на баржах и вскоре захватили два судна с грузов серебра.
Флибустьерская «фирма» процветала. Теперь уже она владела двумя десятками судов. Эта хищная армада резко сократила морскую торговлю. Для защиты своих кораблей испанцы снарядили два фрегата. Пиратская флотилия была разбита. Уцелевшие суда стали действовать порознь.
В другом случае Пьер по кличке Француз со своей командой тоже сумел необычайно быстро разбогатеть, столь же быстро, как и флибустьерская флотилия, лишившись и захваченных богатств, и собственного имущества, и даже свободы.
Дело было так. Пьер Француз и 26 разбойников на барке вышли на пиратский промысел. После нескольких неудачных дней они отправились грабить ловцов жемчуга. На мелководье стоял десяток лодок с ныряльщиками. Крупный барк с восемью пушками и примерно шестьюдесятью солдатами находился в этой группе. Он курсировал в некотором отдалении.
Пираты продвигались вдоль берега, не вызывая ни у кого подозрения. Когда они приблизились к большому барку, испанцы приказали им остановиться. Приказ не был выполнен. Испанцы дали залп из всех пушек, но промахнулись. Пока они перезаряжали орудия, пираты приблизились и выпалили из своих пушек и мушкетов.
Несколько испанцев было убито или ранено. Прежде чем раздался ответный залп, на палубу посыпались пираты. На рукопашный бой солдаты не отважились, бросили оружие и подняли руки. Ведь невдалеке стоял крупный сторожевой корабль, который уже готов был прийти к ним на помощь.
Но пираты оказались хитрыми и расторопными: перетащив пушки на барк, затопили свое суденышко. Пленных загнали в трюм, а испанский флаг не сняли. На сторожевом корабле были в полной уверенности, что пираты разбиты и потоплены. А те преспокойно забрали «урожай» жемчуга и направились в открытое море.
Только тут испанские военные моряки заподозрили неладное. Но было уже поздно. Пираты на всех парусах бросились наутек. Сторожевой корабль пустился в погоню. Ветер крепчал. Маленькое судно не было приспособлено к таким гонкам. Преследователи приближались. Пьер Француз велел поставить все паруса. Пираты снова оторвались от врагов. Но тут от сильного порыва ветра на барке треснула грот-мачта. Ее срубили, подняв дополнительные паруса на бушприте и фок-мачте.
Стало ясно, что оторваться от врагов не удастся. Пьер приказал связать пленных попарно и ставить на палубе. Однако из всей его команды невредимыми оставались не более дюжины человек. Принимать бой в таких условиях было безрассудно.
Противник подошел к ним вплотную, готовясь к абордажу. Пираты сдались без боя. Им очень не хотелось расставаться с большой грудой жемчуга, с которой они весь этот суматошный день чувствовали себя богачами. Единственным утешением служило то, что испанцы пообещали сохранить им жизнь и не отправлять на каторжные работы.
ОБМАНЧИВАЯ ФОРТУНА
Бартоломео Португалец
Вот какая история произошла с Бартоломео Португальцем и его бандой. На барке с командой в 30 человек и 4 орудиями он повстречал недалеко от Кубы корабль, направлявшийся во Францию. Добыча была явно не по зубам хищнику: 20 пушек и 70 солдат, не считая матросов.
Флибустьеры решили рискнуть и поклялись драться до последнего. И хотя испанцы никак не ожидали, что на них нападут, они сумели отразить первую атаку. Но оставшиеся в живых 20 пиратов снова ринулись на абордаж. Их напор, ярость и взаимовыгода заставили испанцев сдаться. В результате 15 человек стали хозяйничать на крупном корабле. Они сделались богачами, захватив 120 тысяч фунтов какао, ценимого почти на вес золота, и 7 тысяч золотых реалов. Оставалось запастись водой и дождаться попутного ветра для возвращения на Ямайку. Но пока они причаливали к берегу, появились три испанских корабля. Силы были слишком неравные. Флибустьеры-миллионеры в одночасье превратились в нищих бесправных пленников.
Хуже всех пришлось Бартоломео. В порту на корабль поднялись купцы и тотчас опознали злодея, который наводил ужас на всем побережье своими грабежами и убийствами. Решено было осудить его тут же на корабле. Приговор был известен заранее, поэтому на берегу стали сооружать виселицу.
Положение усугублялось тем, что до берега было далеко, а плавать он не умел вовсе. Да и часовой всегда был рядом. Но есть ли для пирата безвыходные ситуации? У Бартоломео в каюте остался пустой кувшин из-под вина. Он осушил еще один, и позаботился о двух пробках. Ночью набросился на часового и задушил его, не дав пикнуть. Связав кувшины, спустился в воду и поплыл к берегу.
Три дня Бартоломео скрывался в лесу. Он заметил, откуда приходили солдаты, и направился вдоль берега в противоположную сторону. 30 миль он пробирался по лесу, страдая от голода. Питался мелкой сырой рыбешкой.
На четвертый день он вышел к большой реке. А с собой нес только один глиняный кувшин. Крупных стволов деревьев на берегу не было, связать плот из мелких было нечем. Флибустьер и тут не растерялся. Нашел доску с гвоздями. Выбив гвозди, заточил их на камнях, нарезал лыко и соорудил плот.
Он добрался до портового города. Здесь стоял пиратский корабль с Ямайки. Бартоломео встретил знакомых и попросил предоставить в его распоряжение 20 человек и каноэ, чтобы вернуть утраченный корабль, но не свой, а захваченный у испанцев.
Бартоломео пользовался неограниченным кредитом доверия у коллег. Через несколько дней со своим отрядом он добрался до бухты, где стоял корабль. Ночью каноэ бесшумно причалило к нему. Флибустьеры забрались на корабль и захватили его. Бартоломео торжествовал победу. Хотя денег уже на корабле не осталось, однако почти весь товар был цел.
Пираты, уверовав в счастливую судьбу своего атамана, решили идти вместе с ним на Ямайку. Каноэ, взятое в долг, они тащили на буксире. Это их спасло. Проходя мимо острова Пинос, они замешкались и налетели на рифы. Корабль с грузом затонул. Флибустьеры успели перебраться на каноэ. Так они и добрались до Ямайки.
…Возможно, суеверные пираты высоко чтили любимцев фортуны и остерегались ее пасынков. Во всяком случае, с этих пор звезда удачливого Бартоломео Португальца закатилась. «Кредит доверия» был подорван. Он уже не мог набрать хорошей команды. «Я видел. — сообщает писатель-пират Эксквемелин, — он умирал в такой нужде, какую редко встретишь на свете».
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ РАЗБОЙНИКИ
9 сентября 1588 года в плимутский порт вошел тяжело груженный корабль «Желание». Встречали его торжественно. Он не участвовал в военно-морском сражении, однако потопил, пожалуй, больше испанских судов, чем любой английский корабль, выступавший против «Непобедимой армады». Вместе с тем «Желание» завершило третий кругосветный маршрут, причем в рекордно короткий срок — 2 года и 50 дней.
Вот донесение, представленное английскому правительству капитаном «Желания» Томасом Кавендишем: «Я пошел вдоль берегов Чили, Перу и Новой Испании, и везде я приносил большой вред. Я сжег и потопил девятнадцать кораблей, больших и малых. Все города и деревни, которые мне попадались на пути, я жег и разорял. И набрал большие богатства. Самым богатым из моей добычи был великий корабль короля, который я взял в Калифорнии, когда он шел с Филиппин. Это один из самых богатых товарами кораблей, которые когда-либо плавали в этих морях…»
Редкий случай: капитан перечисляет свои пиратские подвиги; за каждый из которых ему полагалось бы лишиться головы. Вот что означает состояние войны между государствами, когда злодейства и преступления засчитываются как доблестный удар по врагу. А ведь, по сути, морской разбой от этого ничуть не изменился. Более того, совершая свои пиратские подвиги, Кавендиш ничего не знал о морских баталиях Испании с Англией.
Томас Кавендиш
И все-таки трудно усомниться в том, что он «честный государственный разбойник», как бы нелепо ни выглядело такое словосочетание. Пиратствовал Кавендиш с полного согласия английского правительства. Награбленные богатства он регистрировал, не скрывая от казны и финансистов экспедиции. Наконец, он в некоторой степени проводил «разведку боем», собирая сведения о дальних странах, их богатствах, внешней политике, возможности торговли с ними и наиболее целесообразных маршрутах.
Сэр Томас вполне годился бы на роль романтического корсара, если б не суровый пиратский нрав. Впрочем, человеку более мягкому, сердобольному и бескорыстному вряд ли удалось бы совершить «кругосветку»: никто не потерпел бы такого командира, да и финансисты не доверили бы ему свои капиталы. Имея богатых компаньонов (по-видимому, и королеву в их числе, ибо она послала ему пожелание счастливого пути), он снарядил три судна. Флагман «Желание» был в полтора раза крупней «Золотой Лани» Дрейка. В команде Кавендиша были опытные матросы (и пираты): дюжина из них плавала с Дрейком.
21 июля 1586 года его корабли вышли в открытое море. За полгода они пересекли Атлантику, миновали Магелланов пролив (обнаружив разбитый корабль эскадры Дрейка, считавшийся пропавшим без вести). На Тихоокеанском побережье Южной Америки английские корсары грабили и сжигали испанские корабли, нападали на города.
Кавендиш предпочитал не оставлять пленных. Слух о нем пошел по побережью. Испанцы решили застать пиратов врасплох. Когда те в пустынной бухте приводили в порядок свои корабли, испанский отряд численностью более 300 человек напал на 80 пиратов. Потеряв нескольких матросов, Кавендиш… бросился в атаку! Разгромив вражеский отряд, англичане потопили корабли испанцев, а заодно ограбили пару поселков.
От пленного они узнали, что вскоре ожидается прибытие манильского галиона (или карраки) из Макао — крупнейшего торгового вооруженного судна, чем-то напоминающего гигантскую бочку. Водоизмещение его достигало тысячи тонн. Мощные борта, четыре палубы, высокие надстройки, тяжелые орудия превращали манильский галион в настоящую плавучую крепость. И понятно: было что охранять. Ведь в трюмах перевозились богатства, накопленные на Филиппинах за год. Маршрут, длившийся несколько месяцев только в одну сторону, держался в строгом секрете. (Временами он менялся, и длительность плавания увеличивалась; но это уже было личной тайной капитана и старших офицеров. Они отступали от надлежащего курса в попытках найти легендарные Серебряный и Золотой острова.)
В ноябре 1587 года Кавендиш встретил вожделенный галион. Пользуясь преимуществом в числе и маневренности, англичане атаковали гиганта. Бой длился более 5 часов. Галион обстреливали из пушек и мушкетов, убив и ранив многих испанцев. В нескольких местах удалось проломить ядрами борта. Некоторые пробоины были ниже ватерлинии. Корабль, накренясь, начал медленно погружаться. Капитан просигналил о сдаче в плен.
Драгоценности англичане вывезли в первую очередь. Взяв галион на буксир, они дотащили его до бухты, там основательно распотрошили, но не смогли разместить на своих судах даже половины его груза. Чтобы нанести ущерб враждебной державе, Кавендиш приказал полить палубу корабля смолой и поджечь. Это сделали в море. А испанцы были высажены на берег и снабжены парусиной для палаток и едой.
Загруженные до предела суда Кавендиша отправились через Тихий океан домой. Горящий галион ветром и течением отнесло к берегу, где он сел на мель. Начавшийся ливень и усилия нескольких моряков прекратили пожар. Затем испанцам удалось кое-как отремонтировать корабль и пересечь на нем Мексиканский залив.
Ну а Кавендишу посчастливилось добраться до Англии, хотя и на одном только флагмане — остальные суда пропали без вести. Добыча сторицей окупила расходы на экспедицию. Не менее важно было и то, что английские купцы и политики получали ценные дополнительные сведения о дальних странах и подходах к ним.
Кавендишу принадлежит честь быть третьим в мире кругосветным мореплавателем. Разбогатев, он три года проматывал свое состояние (вполне пиратское занятие), а на оставшиеся средства с помощью компаньонов организовал новую экспедицию. Он отправился в море в августе 1591 года с флотилией из пяти кораблей, рассчитывая еще раз обогнуть земной шар. Но судьба распорядилась по-своему. В мае следующего года Кавендиш погиб.
Кораблю из его флотилии «Черная Смерть» под командованием Джона Девиса год спустя улыбнулась удача. Ее можно сравнить только со встречей Кавендиша с манильским драгоценным галионом.
Девис получил сведения о том, что в Испанию должно отправиться судно с перуанским золотом. Поджидая его, «Черная Смерть» курсировала по Атлантическому океану недалеко от Магелланова пролива. Держались ближе к берегу. Наконец показался галион «Инфанта». Внезапная атака англичан застала испанцев врасплох. «Черная Смерть» пошла на абордаж…
И тут Девиса ожидала самая страшная неудача в его жизни: из пролива на всех парусах мчались три военных испанских корабля, сопровождавшие «золотой галион». Оставив в чужом борту абордажные крючья, англичане бросились в открытое море. Не тут-то было! Испанцы пустились вдогонку. Девису пригодилось его мореходное искусство. Они оторвались от преследователей. Но те по-прежнему шли за ними по пятам.
Ветер стих. Погоня продолжалась как бы в растянутом времени, замедленно. Туман пеленой укрыл корабль. Вдруг впереди возникли скалы. Корабль оказался в западне. Начнется ветер, сдует туман, и англичане окажутся лицом клицу с врагами. Положение казалось безвыходным. Ловушка!
Выход все-таки нашелся. Среди скал виднелась расселина и за ней крохотная бухта. Это была последняя надежда. Спустив шлюпки, англичане взяли «Черную Смерть» на буксир и на веслах затащили в расселину. Чуть в стороне, так, чтобы хорошо было видно с моря, разбросали на камнях запасные мачты, обрывки парусов, положили перевернутую шлюпку. На следующий день испанцы обнаружили эти предметы и, решив, что враги потерпели кораблекрушение, продолжили свой маршрут.
Англичанам посчастливилось не только спастись, но и открыть острова, которые они нарекли Фолклендскими. Если пиратская изменчивая фортуна была к Девису неблагосклонна, то это компенсировала удача первооткрывателя.
Между прочим, Девис прославился именно как исследователь и мореход. Более того, на зыбкую стезю пиратства он ступил, можно сказать, вынужденно. Его больше привлекали открытия новых земель и акваторий. И такая возможность ему предоставилась.
Несколько английских купцов решили финансировать крупную экспедицию. Приобретя два небольших судна, они предложили Джону Девису возглавить экспедицию. Он согласился.
В 1585 году корабли отправились из Англии к Гренландии, а оттуда — к Северной Америке. Затем последовали еще две экспедиции, во время которых Девис уточнил сведения о конфигурации северо-восточного побережья Испании.
Купцам надоело играть несвойственную им роль покровителей географических исследований. Они требовали от капитана реальных экономических доходов и обязали Девиса охотиться на китов и тюленей.
Во время третьего путешествия он углубился на север до рекордной широты 72° 12′. Он внес уточнения на глобусы и карты, написал географическую книгу и учебник штурманского дела. На купцов все это не произвело впечатления. И хотя он уверял, что с четвертой попытки сумеет открыть Северо-Западный проход в Тихий океан, в дальнейшем финансировании ему отказали.
Ему осталось позаботиться о том, чтобы использовать свои знания с максимальной пользой для себя. С этой целью он примкнул к группе каперов, отправлявшихся в южные моря.
Там, в флибустьерских южных морях, к нему в объятия попала необычайная «добыча»: молодая графиня Тереза де Бурже. Она путешествовала на французском корабле, который весьма деликатно ограбили люди Девиса.
Неудивительно, что в такой романтической обстановке сердце немолодого пирата было пронзено, как говаривали в те времена, стрелой Купидона. Сыграли свадьбу. Теперь Девис пиратствовал не только ради себя, но и «по семейным обстоятельствам».
Погиб он в 1605 году в районе Маллаки во время схватки с местными племенами.
ПИРАТ, МЫСЛИТЕЛЬ И МЕЧТАТЕЛЬ
Для одних морской разбой — профессия, для других — временный промысел, для третьих — попутное занятие. Среди последних встречались люди необыкновенные.
…В 1596 году лондонское издательство Роберта Робинсона выпустило книгу, ставшую сенсацией. Тираж повторили, а вскоре во Франции, Германии, Голландии вышли ее переводы. Полное название книги такое: «Открытие обширной, богатой и прекрасной Гвианской империи с прибавлением рассказа о великом и золотом городе Маноа (который испанцы называют Эль Дорадо) и о провинциях Эмерия, Арромая, Алмапая и других странах с их реками, совершенное в году 1595 сэром У. Рэли, капитаном стражи Ее Величества, лордом-управителем оловянных рудников и Ее Величества наместником графства Корнуэлл».
Пожалуй, автор книги был одним из тех благородных разбойников, которые обычно присутствуют в приключенческих романах, но не слишком характерны для реального мира. Кстати, что касается разведения в Европе картофеля, то пальму первенства, по мнению ряда исследователей, более других заслужил именно Рэли, а не Дрейк, как нередко считается.
Начиная свое повествование, автор сообщает, что вступил в «зиму жизни» своей (по нашим меркам, находился в расцвете сил, ему было 43 года) и не отправился бы на поиски счастья, будь более материально обеспечен.
«Я, однако, знал когда-то лучшие времена, и мне не пристало пускаться в путешествие ради грабежа, да и не подобает мне, занимающему ныне по милости Ее Величества почетные должности в Англии, рыскать от мыса к мысу и от места к месту в погоне за заурядными призами».
Почему же эта книга так взволновала читателей? Прежде всего, в ее названии упоминались экзотические дальние страны и легендарное Эльдорадо. Что могло быть привлекательней? Для искателей богатств и приключений книга могла служить пособием и путеводителем. Тем более что автор не поскупился на восторженные характеристики богатств Нового Света, недвусмысленно намекая английской королеве, что пора бы прибрать их к своим рукам. Подсказывались и стратегические направления английской колонизации. Не без иронии автор отмечает: «Король Испании, как мы полагаем, не слишком обеднеет, если захватить три или четыре портовых города в Америке, да и богатства Перу и Новой Испании не оставлены на берегу так, чтобы их могло легко смыть большое наводнение…» Он даже перечисляет пункты, которые целесообразно захватить в первую очередь.
В вводной части Рэли демонстрирует свои знания горного дела и минералогии. Он отобрал образцы лабораторных исследований. В ряде случаев оказалось, что аборигены и колонизаторы принимают за золото желтые блестящие кристаллики сернистого железа — марказита или пирита. Рэли квалифицированно взял пробы из кварцевых жил, обнаружив немалые примеси золота. Столь же профессионально он отметил трудности разработки месторождений в коренном залегании и в условиях малой освоенности тропических лесов.
Начинается его повествование незамысловато: «Мы покинули Англию в четверг 6 февраля 1595 года и в следующее воскресенье были ввиду северного мыса Испании, так как ветер по большей части оставался попутным; мы пошли ввиду островов Берлинге, мыса Рок, направляясь дальше к Канарским островам…»
Прибыв на остров Тринидад, Рэли сначала установил дружеские отношения с испанцами (помогло вино, которого они долго были лишены) и индейцами (помогли их обиды на испанцев). Дальнейшие события он излагает эпически спокойно: «Избрав наиболее подходящее время, я вечером напал на караул и, перебив его, послал вперед капитана Колфилда с шестьюдесятью солдатами, а сам двинулся за ним, прихватив с собой еще сорок, и так на рассвете захватили их новый город». Как он сообщает, город был предан огню «по настоянию индейцев».
Весьма впечатляюще описывает он плавание к вожделенному Эльдорадо: «Всем нам пришлось и под дождем, и в непогоду, и под палящим солнцем лежать без прикрытия на голых досках и здесь же готовить пищу и везти на этих судах все снаряжение. Если добавить, что питались мы почти одной рыбой, изнывали в морской одежде, томимые зноем, в страшной тесноте, то головой ручаюсь — никогда не было в Англии тюрьмы более отвратительной и ненавистной…»
Он приводит выдержки из донесений испанского путешественника Франсиска Лопеса, посвященные фантастическим богатствам Эльдорадо, сознавая, что «эти сообщения могут показаться необыкновенными». Рассказал он и о неудачах испанцев в стремлении колонизировать данный район, в связи с чем «эта империя уготована для Ее Величества и английской нации».
Одна из упомянутых им историй очень характерна. В испанском войске, отправившемся на завоевание владений инков, был некто Агирре, авантюрист, завороженный легендами об Эльдорадо. Он поднял бунт, убил руководителей похода и провозгласил себя императором Гвианы и Перу. После мучительных странствий по лесам он добрался до побережья, разорил несколько поселков (один такой городок назвал в честь такого события портом Тирана). Окруженный испанскими частями, он убил свою дочь, сопровождавшую его в походе, сдался в плен и был казнен.
Рэли, подробно сообщая об экспедициях испанцев, то и дело упоминает о многочисленных золотых дисках и других драгоценных изделиях. Понятно, что такие свидетельства поддерживали интерес читателей надежней, чем описания природы или людей. Кстати, он достаточно высоко оценивает физические достоинства аборигенов. Одну индианку он счел настоящей красавицей, отметив, что похожую на нее женщину видел — и то лишь однажды — среди английских красоток.
Упоминает он и о мифических безголовых (в прямом смысле) людей: «Глаза у них на плечах, а рты посреди груди и… меж плеч у них растут свисающие вниз длинные волосы… Сильнее их нет людей во всей стране». Правда, не умалчивает о своих сомнениях в реальности существования таких племен. И все-таки он полагает, что они существуют, ибо многие свидетельствуют о них. (Современный читатель мог бы припомнить бесчисленные истории о космических пришельцах, в которых порой верят даже ученые.)
В общем, экспедицию Рэли можно назвать преимущественно исследовательской. Во время ее он активно пиратствовал, но главной его целью было изучение края в надежде отыскать подступы к Эльдорадо. В том, что его совершенно необходимо найти и покорить, сэр Уолтер не сомневался. Хотя прежде всего ему следовало бы выяснить: а существует ли эта страна в действительности?
На первый взгляд может показаться, что Рэли, несмотря на свой ум, жизненный опыт и знания, оказался чересчур доверчивым и наивным, поверив в досужие выдумки фантазеров. Однако будем помнить, что речь идет о времени, отстоящем от нас на четыре века. Тогда европейцам еще были неведомы территории, составляющие большую часть суши, включая два континента: Австралию и Антарктиду. Сведения о дальних странах были скудны, разрозненны, противоречивы, недостоверны, а то и сознательно искажены. Нередко они держались в строгом секрете. То же относится к районам, откуда вывозились драгоценности.
Рэли основывался на услышанных рассказах и своих догадках, когда писал: «Гигантская империя лежит прямо на восток от Перу… и изобилует золотом… И, как заверяли меня испанцы, видевшие Маноа, город императора Гвианы, который испанцы зовут Эль Дорадо, по величине, по богатствам и по превосходному расположению великолепнее любого города на свете.
В дни торжественных празднеств, когда император пьет со своими вассалами и губернаторами, соблюдается такой обычай: все пьющие за его здоровье сперва раздеваются донага и смазывают тело белым бальзамом. Особые служители императора, превратив золото в белый порошок, выдувают его через полый тростник на их умащенные тела, пока все они не засияют с ног до головы, и так они сидят десятками и сотнями…»
Возможно, Рэли вдохновлял рассказ Хуана Мартина де Альбухар (Хуана Мартинеса) о его посещении Эльдорадо. Хуан побывал в плену у индейцев, которые уничтожили всех членов испанского отряда, вышедшего на поиски «золотой страны» примерно через десятилетие после трагической экспедиции Агирре.
По словам Мартинеса, его с завязанными глазами привели к воротам города Маноа, по которому он шел два дня, пока не попал во дворец императора Инки. Через семь месяцев Мартинеса по его просьбе отпустили, подарив якобы столько золота, сколько способны были унести несколько слуг. Однако на обратном пути их ограбили какие-то индейцы. Лишь с бусинками золота удалось ему добраться до Тринидада.
Тут пора вспомнить о пиратском набеге Рэли на остров. Судя по всему, эта разбойничья акция имела уникальную цель: добычу информации. Ведь грабить в захваченном городишке было практически нечего, а уж устраивать пожар вообще вряд ли имело смысл… Если не учитывать одно обстоятельство.
Дело в том, что пожилой губернатор Тринидада Антонио де Беррио много лет выведывал все, что мог, о местонахождении Эльдорадо, совершил несколько экспедиций в джунгли Венесуэлы, а также, как предполагалось, приобрел документы о путешествии Хуана Мартинеса.
Вот что требовалось Рэли: получить материалы об Эльдорадо. Именно для этого он взял в плен Антонио де Беррио.
По-видимому, после сожжения города губернатор стал сговорчивее и сообщил те сведения, которыми владел. Однако, несмотря на упорные блуждания в бассейне Ориноко, англичане не встретили ни Эльдорадо, ни его признаков, ни, естественно, золота.
Вернувшись в августе 1595 года в Лондон. Рэли написал отчет и стал готовиться к новой экспедиции. Если он и совершил какое-то открытие, как заявил о том в названии своей книги, то только для себя лично и для тех авантюристов, которые, прочтя ее, бросились на поиски «обширной, богатой и прекрасной Гвианской империи».
Убедительности сочинения немало способствовала приложенная к нему карта, где изображалось легендарное озеро Парима и вожделенная страна сокровищ. Хотя не вполне ясно, верил ли он сам в Эльдорадо? Ведь этот человек был очень не прост.
Немецкий историк фон Пфлуг-Гартунг назвал его «искателем приключений высшего типа», «типичным воплощением той отважной и грубой эпохи». В Советском энциклопедическом словаре уточнено: «Английский мореплаватель, организатор пиратских экспедиций, поэт, драматург, историк». Более обстоятельную характеристику дал историк географии Я. Свет. По его словам, Рэли был талантлив, дерзок, смел и не упускал ни единой возможности для самообразования: в перерывах между боями Уолтер в совершенстве овладел древними языками; он превосходно знал право, философию, историю.
Бретер, и притом опасный (его называли первой рапирой Англии), завсегдатай всех кабаков и злачных мест Лондона, игрок, душа веселых компаний, он успевал в промежутках между очередной дуэлью и попойкой набросать проект экспедиции в Северную Америку, сразить едкой эпиграммой незадачливого вельможу, часок-другой поработать над историческими сочинениями и урвать минуту для того, чтобы где-нибудь в Саутроке встретиться с неким Вильямом Шекспиром, юным актером театра «Глобус»…
Возможно, Уолтер Рэли был слишком щедро одарен природой, но так и не сумел достойно реализовать свои таланты. В отличие, скажем, от Дрейка, он занимался мореходством и пиратством как бы между делом. Семнадцатилетним юношей он сражался на стороне гугенотов во Франции, затем пиратствовал в Атлантическом океане, командуя небольшим кораблем «Сокол». Но не прошло и года, как он вновь появился на родине.
Немногим позже Дрейка он был посвящен в рыцари (а таковых насчитывалось в Англии всего около трехсот человек). Рэли удостоился высокой чести благодаря расположению неувядающей «королевы Вирджинии». Он, правда, недолго оставался в долгу, организовал две экспедиции к берегам Северной Америки и основал там в 1585 году первую английскую колонию, назвав ее Виргинией. Правда, первые переселенцы претерпели много невзгод и почти все погибли. Но все-таки эта английская колония стала первым «центром кристаллизации» будущих Соединенных Штатов Америки.
Распространение табака и картофеля в Европе тоже связано с именем Рэли. Эти заморские диковинки были привезены в Европу не им. Однако моду на курение ввел сэр Уолтер. Он же в своих ирландских поместьях стал культивировать картофель, используя клубни в пищу (до того времени пользовались популярностью цветы и ботва с ягодами).
Но какие бы почетные звания ни получил сэр Уолтер, какое бы высокое положение ни занимал при дворе, какими бы благами и богатствами ни пользовался, он никогда не мог — да и не желал, пожалуй, — смирить свой буйный, неугомонный, авантюрный нрав. Он ведь даже в науке проявил себя как бесшабашный фантазер, придавший зримые черты мнимому Эльдорадо… Это был один из последних романтиков уходящей эпохи рыцарства.
Во всем, чем занимался Рэли, ярко проявлялся его авантюризм. Даже перед «сильными мира сего» он рисковал оставаться самим собой. Пренебрегая ревностью властной Елизаветы, тайно женился на ее фрейлине. По-видимому, именно за это в середине 1592 года угодил в тюрьму. Правда, вовремя прибыл его корабль с богатыми пиратскими трофеями, которые королева очень любила. По такому случаю она простила неверного возлюбленного.
В 1596 году он принял активное участие в разгроме испанской эскадры и захвате города Кадиса. Этим он окончательно вернул расположение к себе королевы. Вдобавок Рэли каким-то образом получил (или сделал вид, что получил) дополнительные сведения об Эльдорадо и сумел убедить королеву, что пора прибрать к рукам «золотую страну»: достаточно только содействовать его экспедиции. А когда предприятие завершилось неудачей, Рэли пришлось приложить все усилия для доказательства ее существования, чем и объясняются, по-видимому, те легенды об Эльдорадо, которые он привел под видом достоверных свидетельств.
После смерти в 1603 году Елизаветы I король Яков I по ложному доносу подписал указ о смертной казни Рэли за государственную измену. В приговоре говорилось: «Вас повезут в повозке к месту казни, где повесят, но еще живым вынут из петли, обнажат тело, вырвут сердце, кишки и половые органы и сожгут их на ваших глазах! Затем вашу голову отделят от тела, которое расчленят на четыре части, чтобы доставить удовольствие королю».
Правда, Яков I почему-то решил повременить с этим удовольствием (возможно, надеясь, что Рэли все-таки добудет ему Эльдорадо). Сэр Уолтер в ожидании казни не скучал, а читал книги и писал солидные исследования: «Обзор королевского военно-морского флота», «Трактат о кораблях», «Прерогативы парламента», «Правительственный совет», «История мира» (осталась незавершенной). Он вел себя как солидный государственный муж и серьезный мыслитель, с сократовским спокойствием ожидая смерть, которая и без палача никого не минует.
Наконец, король решил доверить ему новую экспедицию в Эльдорадо. Однако неудачи преследовали эту эскадру: штормы, схватки с индейцами, в одной из которых погиб старший сын сэра Уолтера, возрастающее недовольство команды. Пришлось возвращаться, даже не войдя в устье Ориноко. На обратном пути, вспомнив молодость, Рэли ограбил несколько испанских кораблей, с лихвой восполнив убытки от своей экспедиции. Однако к тому времени между двумя странами существовало мирное соглашение. Яков I, забрав добычу, «для порядка» велел привести в исполнение старый приговор, тяготевший над Рэли. Но решил обойтись простейшим отсечением головы. Что и было исполнено в 1618 году.
Имя Уолтера Рэли, «пирата по натуре», упоминается в энциклопедиях и в трудах по истории науки. Словно судьба и тут сохранила неопределенность (или многоликость) подлинной сущности этого человека. Говорят, на эшафоте, глядя на топор палача, он заметил: «Лекарство острое, но зато от всех болезней». А когда палач поднял его отрубленную голову, в притихшей толпе кто-то сказал: «Не скоро еще появится в Англии другая такая голова».
Фрегат «Ак Ройял»,
построенный на средства Рэли
ТРИ БРАВЫХ ФЛИБУСТЬЕРА
Ван Хорн прибыл в Карибское море как простой матрос. Приобрел на все накопленные деньги рыбацкую лодку, купил у французского губернатора каперское свидетельство, собрал 25 головорезов и вышел в море.
Им удалось захватить несколько небольших судов. На одном из них, вооруженном пушками, стали нападать на талионы, не обращая внимания, под каким они флагом. Французским военным кораблям было предписано арестовать разбойника. Тогда предприимчивый Ван Хорн поступил на испанскую службу. Бравого флибустьера приняли охотно, назначили командиром конвоя, но очень скоро жестоко раскаялись в этом.
Ван Хорн со своими дружками выяснил, где находится груз золота и серебра. Подговорить остальных членов команды захватить это богатство не составило труда. И вот два самых богатых судна сначала замыкали эскадру, а затем «потерялись» ночью в Карибском море.
Другой незаурядный флибустьер — Лоран де Грааф — служил артиллеристом на испанском галионе. Во время нападения пиратов де Грааф отчаянно сражался, заслужив уважение разбойников. Их атаман Ван Хорн предложил своему «земляку» стать вольным флибустьером. Де Грааф согласился. В абордажных схватках он был первым, и вскоре его выбрали капитаном.
Де Грааф завел у себя такие же порядки, как на флагманских военных кораблях: строго следил за дисциплиной и даже гигиеной. Во время плавания в промежутках между пушечной пальбой, визгом пуль и воплями рукопашных схваток слух морских разбойников услаждал оркестр. Подобная оригинальность немало способствовала популярности де Граафа среди флибустьеров.
Еще один предводитель пиратов — де Граммон — принадлежал к французскому аристократическому роду. Его пример подтверждает одну, почти очевидную, но почему-то редко признаваемую истину: любой незаурядный человек проявляет себя, не приспосабливаясь к окружающей среде, а прокладывая свой путь, наиболее отвечающий складу его характера и талантам.
Де Граммон с детства был отчаянным забиякой. В четырнадцать лет он вызвал на дуэль молодого офицера, ухаживавшего за его сестрой. При этом правила чести не были нарушены, и убийцу не осудили. Король велел определить его в военное училище. Там он то и дело ввязывался в драки, прославился как дуэлянт.
Молодцу выбрали подходящее место службы — каперский корабль. Для разбойничьей вольницы такой необычный «кадр» оказался как нельзя более кстати. Среди флибустьеров немало скопилось всяческого отребья, а вот грамотных, рассудительных да еще отчаянных руководителей было маловато. Де Граммон стал лидером. Ему доверили руководство набегом на город Маракайбо.
Эта операция, проведенная в 1678 году, с треском провалилась. 700 пиратов, ворвавшихся в город, встретили организованный отпор. Захваченная наспех добыча была невелика, да и с той пришлось расстаться: гарнизон Маракайбо и вооруженные горожане бросились вдогонку за разбойниками, добивая оставшихся — раненых или нагруженных добычей.
Самое удивительное, что после такого поражения пираты не разочаровались в Граммоне. По-видимому, сама идея разграбить этот город — еще недавно богатый, но уже основательно опустошенный пиратами Олоне и Морганом, — принадлежала не ему. Но Граммон во время боев показал себя с самой лучшей стороны.
Год спустя его избрали командиром крупного отряда. На этот раз целью стал городок Кумана. И вновь пиратов ожидала неудача. Жители были начеку, добыча оказалась скудной. Граммону и в такой безнадежной ситуации удалось сделать нечто невероятное. Он с отборной группой прикрывал отступление своих товарищей, которые вышли на берег моря и стали спешно загружаться на корабли. Передовые части испанцев бросились вслед за ними.
Граммон со своей группой преградил путь остальным солдатам и горожанам. Меткие выстрелы пиратов привели их в замешательство, а лихая атака заставила отступить. Тогда Граммон со своей группой ударил с тыла по тем испанцам, которые сражались на причале. Взятые в «мешок», они сдались. Под прикрытием корабельной артиллерии Граммон теперь имел возможность поторговаться за выкуп ста пятидесяти пленных.
Стратегический талант предводителя был оценен пиратами по достоинству. С этих пор его стали величать «генералом». Он вскоре полностью оправдал такое звание. По дерзости и продуманности новая экспедиция была уникальной. Граммон решил захватить крупный и весьма богатый город Веракрус.
Эта была одна из опорных крепостей и торговых баз Испании на берегу Мексиканского залива. Подступы защищали 3 тысячи солдат. Береговые батареи насчитывали 60 пушек. В округе были расположены дополнительные воинские части, готовые прийти на помощь в случае необходимости; тогда общее число солдат составило бы 15 тысяч.
Участвовали в операции объединенные отряды Ван Хорна и де Граафа. Всего у флибустьеров оказалось 1200 человек. На семи кораблях они двинулись на Веракрус. Но как войти в бухту? Ее защищали 20–30 пушек и 600 солдат. Идти в атаку было бы безумием. У Граммона на этот счет существовал свой план.
На подходе к городу эскадра разделилась. Пять кораблей замедлили ход, а на двух передовых, где находился Граммон с большинством разбойников, подняли испанские флаги. От шпионов Граммон узнал, что в Веракрусе ожидается прибытие двух испанских кораблей с грузом какао. Этим и решено было воспользоваться.
В вечерних сумерках два пиратских судна под испанским флагом беспрепятственно вошли в гавань и встали у причала. Рано утром открылись крепостные ворота и флибустьеры под видом мирных матросов и купцов прошли в город. Они взяли под контроль форты и казармы.
Оставшиеся 5 кораблей приблизились к гавани. Караульные подняли тревогу. Некоторые форты, не захваченные пиратами, открыли беспорядочный огонь. Им отвечали точные залпы с кораблей. В конце концов и эта группа подошла к причалу и высадила десант. В городе поднялась паника. Главные силы обороняющихся были блокированы флибустьерами. Полторы тысячи солдат сдались в плен (больше, чем было пиратов!).
Блестяще решив оперативные военные задачи, де Граммон перешел к экономическим проблемам. Тут он проявил себя тонким дипломатом. Прежде всего, приказал прикатить из арсенала несколько бочек с порохом и расположить их перед городским забором. Здесь же он устроил свою финансовую дискуссию с наиболее богатыми горожанами. Чтобы избежать излишнего торга, он пояснил им, что в случае неудачи переговоров все будут заперты в соборе и с помощью пороховых зарядов мгновенно вознесутся на небо.
Такая перспектива не вдохновила богачей. Они без лишнего шума согласились добровольно выплатить кругленькую сумму. Предполагается, что добыча составила более 6 миллионов золотых монет да еще 1 миллион откупных.
Граммон не затянул свой визит. Тех, кто выплатил выкуп, отпустил по домам, а упрямцев и тугодумов пригласил продолжить беседу на своем корабле. Торопливость была вполне оправдана: к городу уже стягивались воинские части, готовясь отбивать его у коварного неприятеля. Но когда доблестные испанцы накопили силы и осмелились двинуться в город, нападавших и след простыл.
Самое удивительное, что захват укрепленной цитадели, где защитников было значительно больше, чем нападавших, прошел практически без потерь со стороны пиратов. Правда, из похода не вернулся один из руководителей — Ван Хорн. Причина его гибели остается невыясненной. По одной версии, он повздорил с Лораном де Граафом на обратном пути. Говорят, они не поделили добычу (возможно, прекрасную пленницу). Состоялся поединок, в котором победил более опытный дуэлянт де Грааф. Его соперник был тяжело ранен и вскоре умер.
Страшная судьба постигла пленников: из-за нехватки воды большинство из них погибло от жажды и болезней. Да и победителям было несладко. Они повздорили и раздельно возвращались домой. Половина кораблей или погибла, или попала в руки испанцев.
Последняя крупная пиратская акция «генерала» Граммона была осуществлена в 1686 году: взятие города Кампече.
Разработав и утвердив с сообщниками секретный план захвата Кампече, Граммон обратился к губернатору Тортуги де Кюсси с просьбой выдать очередное каперское удостоверение. Совершенно неожиданно последовал отказ. Губернатор пояснил, что между Испанией и Францией заключен мирный договор. Имеется указ короля Людовика XIV, запрещающий выдавать каперские свидетельства флибустьерам, не поступившим на службу в королевский флот или не являющимся- оседлыми жителями.
Граммон ответил, что вынужден будет действовать по своему усмотрению. В ответ губернатор пригрозил пожаловаться правительству и двинуть против пиратов военные корабли. Граммон возразил: ведь он не намерен нападать на испанцев и вообще воевать. Он собирается только отправиться на лов рыбы возле Кампече. Губернатор объяснил, что испанцы воспримут такие действия в своих водах как дерзкий вызов и сами начнут боевые действия.
— Ну что же, — отвечал де Граммон, — мы не станем препятствовать им в этом. Что касается горожан, то они не испытают излишнего беспокойства. Зачем сдирать с овцы шкуру, если можно ее быстро подстричь? Она даже не успеет заблеять.
Упорствовал Граммон еще и потому, что сам предложил флибустьерам план и убедил их принять его. 14 кораблей уже подготовились к отплытию. Вместе с де Граафом, пренебрегая формальностями и даже входя в острый конфликт с французскими властями, Граммон направил свою флотилию на Кампече.
5 июля 1686 года они добрались до поселка, расположенного недалеко от главной цели маршрута. Здесь 900 пиратов пересели в 22 лодки и на веслах двинулись к Кампече. Они причалили к берегу близ города, переночевали и рано утром начали штурм.
Большой город с крепостью, фортами, тысячами солдат и вооруженных жителей, да еще с военным фрегатом, стоящим в гавани, безмятежно отдыхал, когда раздались первые выстрелы. Неожиданность нападения сыграла решающую роль. Флибустьеры быстро захватили небольшой форт. Однако перед ними оказался испанский фрегат. Десятки его пушек были готовы разнести в пух и прах ряды пиратов.
Граммон не дрогнул. Он отважился на пушечную дуэль с гигантом. Пока испанцы маневрировали, для того чтобы дать сокрушительный залп, флибустьеры успели пристреляться. Несколько ядер угодили в корабль. И вдруг раздался чудовищной силы взрыв! Фрегат раскололся. Словно невидимая рука вырвала его палубу и смахнула мачты. В клубах дыма сверкали сполохи огня. А когда дым рассеялся, в заливе плавали обгорелые обломки корабля.
Флибустьеры, радостно вопя, пошли на штурм крепости. Увлеченные поединком с фрегатом, они не заметили, как большой отряд испанских солдат — около 800 человек — скрытно засел в рощице перед укреплениями. И когда ничего не подозревающие пираты спокойно приближались к городу, из рощи раздались залпы и выбежали испанцы. Неожиданные выстрелы ошеломили наступавших, несколько человек упали. Но, завидя неприятеля, флибустьеры с дикой яростью ринулись навстречу. Солдаты в ужасе бросились к крепости. Пираты догоняли и рубили их. Крепостные ворота были открыты для отступавших, а из пушек не стреляли, чтобы не убивать своих.
Правда, пока еще флибустьеры не подобрались к богатым домам и церквам. Улицы были перегорожены брустверами, за которыми находились солдаты с орудиями и вооруженные горожане. Тогда Граммон приказал своим лучшим стрелкам подняться на крыши домов и стены крепости, прицельно отстреливая тех, кто находится возле орудий. Вскоре пушки остались «беспризорными». Пираты захватили их и направили на городские кварталы. Жители не посмели сопротивляться и сложили оружие.
Оставалось взять последний форт, который обороняли четыреста человек с двадцатью четырьмя пушками. И Граммон приступил к осаде по всем правилам военного искусства. Пока основная часть его воинства отдыхала, расположившись в домах или рыская в поисках добычи, напротив форта установили батарею. Испанцы не смели показаться на валу из-за постоянного ружейного обстрела. Осаждающие открыли огонь из пушек, стараясь пробить бреши в стенах. Это им не удалось. Штурм отложили на следующий день. Но и утром он не состоялся, ибо все осажденные предпочли бежать.
Теперь флибустьеры смогли основательно заняться тем делом, ради которого явились сюда — грабежами. Однако в городских домах наживы почти не было: хозяева либо надежно спрятали свои сокровища, либо забрали с собой, убегая в лес. Большие отряды флибустьеров стали рыскать в окрестностях города, ища богачей и богатства. Но и тут успехи были невелики.
130 флибустьеров угодили в засаду. Их окружили 800 испанских солдат, руководимых губернатором соседнего города. Несмотря на критическое положение, разбойники, сражаясь, организованно отступили к городу, потеряв убитыми 20 человек. Более всего огорчало их то, что два товарища попали в плен.
Граммон на следующий день предложил выкупить двух своих людей за десятки испанцев, находившихся у него в плену. Губернатор не согласился. Граммон пришел в ярость: «Это так-то вы отвечаете на мое великодушное предложение?! А вам не кажется, что я могу изрубить всех пленных испанцев и сжечь город дотла?» Губернатор, упоенный своей хоть крохотной, но победой, был непреклонен: «Разбойники привыкли убивать и разрушать. Но у Испании достаточно денег, чтобы снова отстроить город, и хватит людей, чтобы его заселить!»
Эта наглость (при очевидной трусости, ибо губернатор рисковал чужими жизнями, а не своей) окончательно вывела Граммона из равновесия. Вопреки своему обыкновению, он велел казнить пять испанских офицеров и поджечь несколько домов — на глазах у посланника губернатора. Больших злодеяний Граммон не стал совершать. На этот раз, к счастью, он не сдержал своего слова. Он не был кровожаден и свиреп. Не потому ли добыча после его набегов была не слишком обильной? Ведь Граммон запрещал пытать пленных, а добровольно никто местонахождения своих сокровищ не выдавал.
Итак, «генерал» город не сжег. Флибустьеры продолжали праздновать победу, располагаясь в лучших домах и опустошая погреба. День святого Людовика, 25 августа — именины короля, не признающего флибустьеров, — Граммон отметил пышно. Утром был дан орудийный салют. Затем разодетые в роскошные (награбленные) наряды пираты прошли нестройными рядами по главной улице города под дикий грохот барабанов и музыку оркестра.
Банкет устроили на площади перед церковью. Столы были накрыты с необычайным великолепием и уставлены лучшими испанскими винами. На праздник пригласили молодых горожанок и даже горожан (все-таки из их погребов яства).
Вечером был устроен самый необычайный фейерверк. На городском складе находился груз ценного кампешевого дерева — превосходного материала для мебели и красочных паркетов — стоимостью 200 000 пиастров. Граммон приказал устроить грандиозный костер и в считанные часы буквально пустил на ветер целое состояние.
Говорят, при этом он произнес:
— Да могут ли они там, в Версале, тягаться с нами? Им же это не по карману!
Ультиматум флибустьеров жителям Картахены
«Мы очень хорошо знаем, что вы считаете нас людьми без веры и чести, существами, более сходными с дьяволом, нежели с людьми. Это доказывали вы многими оскорбительными примерами во время нашего пребывания у вас. Теперь явились мы с оружием в руках и имеем полную власть отомстить вам, если захотим, — вы же можете не ждать жесточайшей мести. Однако же мы намерены вывести вас из заблуждения и доказать, что гнусные качества, которые вы нам приписываете, принадлежат не нам, а единственно тому генералу, под начальством которого мы сражались с вами. Этот вероломный обманул нас, хотя только нашей храбрости обязан взятием вашего города, он, однако, отказался разделить с нами плоды этого завоевания. Это принудило нас посетить вас вторично. Жалеем вас, да делать нечего. Впрочем, мы льстим себя надеждой, что вы будете довольны нашей умеренностью и правдивостью. Обещаем вам оставить город ваш без малейшего насилия или беспорядка, как скоро заплатите нам пять миллионов. Больше не хотим требовать. Если же вы не примете такого умеренного требования — то ожидайте всевозможного несчастия, которое в таком случае должны приписать единственно себе и генералу Пуантису, имя которого дозволяем покрыть всевозможными позорными названиями и проклятиями».
Так флибустьер затмил Короля-Солнце Людовика XIV.
Возвращались они в Санто-Доминго в тревожном настроении. Чем ответят на их непослушание французские власти? А ответ действительно был ошеломляющим. Де Граммону предложили пост губернатора южной части Санто-Доминго, аде Граафу — должность начальника полиции.
Понять решение французских властей нетрудно. У них не было никаких возможностей обуздать силой этих головорезов и их прославленных командиров. А почетные посты заставят поневоле обратиться к мирной деятельности. Тем более что за время их отсутствия испанские корабли, не считаясь с мирным соглашением, ограбили нескольких французских купцов и уничтожили суда. Следовательно, поход Граммона вполне мог сойти за ответный удар.
Граммон не стал отказываться от почетного поста, только просил чуть повременить, ибо ему еще требуется закончить некоторые дела.
Он снарядил свой корабль и со ста восемьюдесятью верными флибустьерами вышел в открытое море. Куда они направлялись? К какому острову сокровищ? На какие райские берега? Это так и осталось тайной.
С той поры о доблестном Граммоне и его команде не было никаких сведений. Возможно, это самый романтический уход пирата в неведомое.
СЕКРЕТ УСПЕХА
Военные подвиги моряков-разбойников порой выглядят фантастично. Нив одной армии мира не нашлось бы тогда безрассудного полководца, рискнувшего бросить, как бывало у флибустьеров, немногочисленный отряд на укрепление. Считается, что те, кто атакует укрепленные позиции, должны иметь значительный численный перевес и хорошее вооружение. Только в XVIII веке Суворов отважился опровергнуть такой канон, да и то в специфичных условиях неожиданного нападения (его «быстрота и натиск» точно отвечают принципам пиратского боя). В чем же тут дело? В сверхчеловеческих способностях разбойников?
Вообще-то это были, конечно, отборные головорезы. Но есть и более важное обстоятельство. Особенности огнестрельного оружия в те времена не позволяли быстро вести огонь. Приходилось постоянно отвлекаться, забивая заряд, подсыпая порох, зажигая фитиль. Чтобы все эти операции проходили четко, автоматически, практиковалось наступление шеренгами, плотными рядами, с остановками для залпов. Сплоченные цепи — плечо к плечу — придавали уверенности, мешали отбежать в сторону, спрятаться, выйти из боя. Большинство солдат были подневольными или пленными, и такая тактика вполне оправдывалась. Однако плотные ряды было очень удобно сметать картечью или «прореживать» выстрелами из пистолетов и ружей. Пираты шли на штурм врассыпную, каждый умело прятался, двигался перебежками. Попасть в него было нелегко. Да и бить по единичным целям нецелесообразно.
С ядрами или картечью пиратская тактика ведения боя была в ту пору чрезвычайно эффективна. Каждый из нападающих знал, что за ним наблюдают товарищи и от его действий зависит размер награды. У них в полной мере осуществлялся принцип: «Один за всех и все за одного».
ЗЛОДЕЙ СРЕДИ ЗЛОДЕЕВ
Олоне
Суть пиратства, его особенности, общий дух времени по-разному воплощаются в судьбах некоторых конкретных людей. Очень показателен в этом отношении пример Жана-Давида Но, который прославился под именем Франсуа Олоне.
Он начинал как буканьер. Не имея средств для самостоятельного охотничьего промысла, три года отработал слугой и коптильщиком. Приобретя оружие, занялся охотой на буйволов. В это время происходили все более жестокие и частые стычки с испанцами. Жизнь в лесах стала слишком опасной.
Олоне ушел к флибустьерам. В первых же сражениях он показал себя мужественным воином и надежным товарищем. В одном из нападений был убит их капитан. Команда избрала на его место Олоне. И не ошиблась. Им удалось благополучно ограбить несколько кораблей.
Олоне имел каперскую грамоту, отдавал часть добычи во французскую казну и пользовался уважением губернатора Тортуги. Когда его корабль во время шторма разбился о скалы, ему был предоставлен новый.
Олоне прославился даже среди пиратов своей жестокостью. Рассказывали, что однажды, захватив корабль, он уселся на палубе у отверстия люка и приказал пленникам, томившимся в трюме, подниматься по одному. Как только голова испанца появлялась над палубой, он срезал ее саблей. Лизнув кровь на лезвии, сравнивал ее вкус с предыдущей «пробой». А затем отсекал очередную голову.
Как знать, не исключено, что таким образом Олоне укреплял свой авторитет. Но скорее всего сказывались уроки жестокости, усвоенные им во время буканьерской юности.
Как свидетельствовал Эксквемелин: «Охотники — люди весьма жадные, к слугам они совершенно беспощадны». Однажды буканьер так исколотил слугу, что тот свалился замертво. Хозяин ушел. Когда слуга очнулся, то увидел, что брошен в лесу без пищи и оружия. Ноги его были разбиты так, что он два дня не мог подняться, лежал без воды и еды. С ним была собака. Затем они двинулись по лесу. Им повезло: удалось поймать поросенка. Его нельзя было не только поджарить, но даже разрезать. Пришлось рвать его руками и есть сырое мясо. Подобным образом они кормились более года, пока не встретили группу буканьеров.
Поначалу бравые охотники испугались «дикого человека» и готовы были его застрелить. Он рассказал им свою историю и добавил, что если они хотят вернуть его прежнему хозяину, то лучше уж ему остаться в лесу. Охотники пообещали выкупить его. Он остался с ними, только не мог привыкнуть к вареному или жареному мясу: ел сырое…
Конечно, какие бы страдания ни перенес Олоне, это никак не оправдывает его зверства. Они даже для «пиратского дела» были вредны. Слухи о его бесчинствах распространились среди испанцев, которые теперь готовы были сражаться до последней капли крови, лишь бы не попасть в руки к этому мучителю. Для него самого плен означал бы не просто смерть, но смерть после страшных пыток. И все-таки он не мог отказать себе в удовольствии поглумиться над ненавистными испанцами. Возможно, тут сказывались и религиозные взгляды. Олоне относился к тем французам, которые не признавали власть папы Римского, а испанцы были правоверными католиками.
После первых успехов Олоне постигла неудача: близ испанского берега Кампече во время шторма его корабль затонул. Пираты высадились на сушу, где их уже поджидали испанцы. Большинство флибустьеров после короткой схватки были убиты, оставшихся отправили в тюрьму. Допросив пленных, испанцы узнали, что их предводитель погиб, и на радостях отслужили благодарственный молебен.
Судьба решила иначе. Жестокий разбойник остался в живых. Он был легко ранен и притворился мертвым, резонно полагая, что плен для него хуже смерти. Когда берег опустел, он перевязал раны и отправился в Кампече. Там приглядел несколько рабов, поговорил с ними и пообещал свободу и золото, если подчинятся его велениям. Они поверили ему, украли каноэ и поплыли вместе с ним на Тортугу.
Здесь Олоне снова снарядил небольшой корабль с командой из двадцати одного человека. Они отправились к северному берегу Кубы, собираясь захватить несколько лодок. Это им удалось. Пираты остались поджидать более крупную добычу. А местные рыбаки отправили по суше гонцов в Гавану с сообщением, что объявился Олоне. Сначала испанский губернатор не мог этому поверить, ибо имел донесение из Кампече о его смерти. Но на всякий случай снарядил десятипушечный корабль с сотней солдат, чтобы Олоне доставить в Гавану живым, а остальным отрубить головы на месте.
Рыбаки предупредили пиратов о скором приходе военного корабля и предложили вовремя ретироваться. Однако Олоне обрадовался известию об испанском корабле.
Корабль прибыл ночью. Он медленно вошел в устье реки, где находился поселок. Окликнув рыбаков, военные моряки услышали в ответ, что пираты скрылись (так велели говорить разбойники, притаившиеся в поселке). Соблюдая осторожность, испанцы не высадились на берег.
Рано утром к кораблю устремились лодки с пиратами. Испанцы успели открыть огонь. Спешка не способствовала точности стрельбы, и пираты бросились на абордаж. В рукопашной схватке они одержали победу над числено превосходящим противником. Пленных зарубил сам Олоне. Добыв корабль, он захватил купеческое судно с товарами и золотом, после чего решил предпринять крупный набег.
Вместе с Михаелем Баском они организовали целый экспедиционный корпус: 8 кораблей и 1600 человек. Взяли курс на город Маракайбо.
По пути пиратской флотилии попался испанский корабль «Адмирал». Олоне погнался за ним на своем флагмане и после короткого боя захватил его. В трюмах был груз: какао, а также деньги и драгоценности. Отослав пленный корабль на Тортугу, Олоне соединился с эскадрой. Они без единого выстрела обчистили еще один встречный корабль с оружием, боеприпасами и жалованием для испанского гарнизона Санто-Доминго. Затем к ним присоединился корабль, вернувшийся с Тортуги с провиантом. Все складывалось великолепно.
Однако город Маракайбо был богат в значительной мере потому, что грабителям добраться до него было чрезвычайно трудно. Перед входом в бухту находились острова, далее тянулся канал, защищенный фортом Л а-Барра…
Флибустьеры высадили десант вдали от форта. Защитники, ожидая такой маневр, устроили засаду. Но пираты, предусмотрев этот ход, обнаружили и уничтожили вражеский отряд. Штурм крепости начался, несмотря на плотный огонь батарей и мушкетов (нападавшие имели при себе только холодное оружие). После долгого боя редуты были захвачены, а 250 солдат изрублены на месте.
Захватив крепость, пираты открыли путь своему флоту через канал к городу. А там царила паника. Жители спешно покидали дома, уходя в лес или в город Гибралтар, находившийся в 40 милях оттуда. Прибыв в полупустой Маракайбо, пираты заняли лучшие дома и принялись пировать. Затем отправились по окрестным лесам собирать беглецов. Улов был немалый. Но все-таки основная масса золота и серебра перекочевала в Гибралтар.
Этот город был отлично защищен горами и болотами. Местный гарнизон получил подкрепление соседнего города Мериды. Общее число хорошо вооруженных защитников достигло восьмисот. Оборону организовали по всем правилам: устроили засеки, ложные дороги, ведущие в болото, а подступы к городу укрепили фортами и редутами.
Это не остановило неистового Олоне. Взбодрив свою небольшую армию сообщением, что в городе собраны несметные сокровища, он сам возглавил штурмовой отряд численностью около четырехсот человек. Учитывая трудности продвижения в болотистом лесу, каждый имел короткую саблю и пистолет с тридцатью зарядами.
Они двинулись по дороге, растаскивая завалы. Вблизи крепости угодили в болото (дорога была ложной). По ним открыли огонь. Пираты попали в западню. Олоне не остановился: приказал рубить ветви и выстилать ими путь. Попытались выйти на твердую дорогу. Там их встретил плотный огонь защитников.
Наконец небольшая группа, ведомая Олоне, добралась до крепости. Но для штурма требовались лестницы, да и нечем было пробить или взорвать ворота. Оставалось только геройски погибнуть.
И тут пираты бросились наутек. Одни отступали медленно, отстреливаясь, другие — в панике, а с ними и сам Олоне. Испанцы торжествовали победу. Для окончательного разгрома ненавистных флибустьеров решено было догнать их и уничтожить всех до единого. Распахнув крепостные ворота, защитники бросились вслед за врагами.
Перехитрил их пират! По команде Олоне его отряд развернулся и двинулся навстречу преследователям. Испанцы пришли в замешательство. Пираты дали залп из пистолетов в упор и затем ринулись врукопашную. Бой перешел в резню. Испанцы пытались скрыться в крепости. Флибустьеры ворвались туда и довершили разгром. Испанцы потеряли полтысячи солдат и всех офицеров.
Пираты основательно разграбили город. Больше месяца они хозяйничали в нем, пока среди них не начались болезни. Они сожгли город и вернулись в Маракайбо, окончательно обчистив и его.
Аппетиты Олоне и молва о его успехах росли. Теперь ему удалось собрать семьсот пиратов. На шести кораблях они отправились грабить город Никарагуа. На этот раз их ожидала череда неудач. Началось с того, что при штиле пиратскую флотилию отнесло к малолюдным берегам, где обитали индейцы — ловцы черепах. Ну а грабеж бедняков — занятие невыгодное. Ничего, кроме ненависти местного населения, скудной еды и утлых каноэ, разбойники не приобрели.
Они двинулись в глубь страны. Олоне, по своему обыкновению, пленных пытал и казнил. Зная это, испанцы отчаянно сопротивлялись. Все-таки городок Сан-Пед-ро был взят, ограблен и сожжен. Хотя и тут добыча оказалась мизерной: состоятельные горожане заблаговременно скрылись, припрятав богатства.
Вернувшись на корабли, измученные, потерявшие много товарищей и жестоко разочарованные, пираты едва не свергли своего свирепого атамана. Он пообещал захватить галион с золотом и серебром. Действительно, через некоторое время они увидели крупный испанский тридцатипушечный корабль. Пираты бросились на опасную добычу.
Ведя огонь с обоих бортов, галион не подпускал близко разбойников. Олоне пошел на хитрость: отряд на четырех каноэ зашел в тыл противнику и кинулся на абордаж. Вскоре был захвачен этот корабль, груженный… железом и бумагой! Единственным утешением послужила большая партия бочек с вином.
Такая неудача сильно разочаровала многих пиратов. Особенно негодовали те, кто еще плохо был знаком с профессией морского разбойника, требующей немалого терпения в ожидании удачи.
Олоне собрал свою флотилию и устроил совещание — что предпринять? Мнения разделились. Большинство решило возвращаться. Но были и такие, кто не желал появляться в порту с пустыми карманами.
Две группы тем не менее отправились в обратный путь. Не исключено, что они просто решили избавиться от своего командира, от которого отвернулась фортуна. По дороге они не раз совершали разбойные нападения на корабли и поселки. Правда, хорошей добычей им так и не удалось разжиться.
С Олоне осталось триста человек. Они вернулись в залив Гондурас и решили остаться там на некоторое время. По мнению А. Эксквемелина, так получилось потому, что Олоне не смог на своем грузном большом корабле догнать тех, кто ушел раньше. Но эта версия не очень убедительна. Почему Олоне непременно требовалось догнать своих товарищей? Неужели он без них не нашел. бы путь на Тортугу?
Жорж Блон придерживался такого мнения: «Поразительно то, что, попав в Гондурасский залив, он запутался в нем, как муха в паутине, и проболтался там со своей флотилией больше года. Я убежден, что тут кроется какая-то тайна. Помощниками Олоне были Моисей Воклен и Пьер Пикардиец… два года спустя Пикардиец во время похода с англичанином Морганом… проявил себя великолепным штурманом. И то, что ни многоопытный Воклен, ни он не смогли помочь Олоне вывести армаду из залива, не поддается объяснению».
Но почему бы не предположить, что Олоне просто не желал возвращаться без добычи, дабы окончательно не потерять свой пошатнувшийся авторитет? А его главные помощники были не прочь свалить неудачу на руководителя и «свергнуть» его? Обстоятельства для этого были самые благоприятные. Наконец, не исключено, что психическое здоровье лидера оставляло желать лучшего. Так или иначе, его бесцельные блуждания по заливу закончились трагично: корабль налетел на рифы, да так прочно, что никакими ухищрениями не удалось его освободить. Его разломали, а из досок и бревен стали мастерить барку.
Тогда же произошел случай, как бы предрешивший страшную кончину Олоне. Один из его пиратов отправился в лес вместе с пленным испанцем (подневольным слугой), и неожиданно на них напала группа индейцев. Пират выстрелил из пистолета и бросился наутек. Испанец замешкался и отстал. Вскоре пират с десятком вооруженных товарищей вернулся на то место, где потерял испанца. Там они набрели на полянку, где горел костер. Подойдя к нему, пираты остолбенели: вокруг валялись куски человеческого тела, частично зажаренные, и наполовину съеденная рука.
Пираты устроили облаву на людоедов и захватили около десятка мужчин и женщин. Однако попытки допросить их ни к чему не привели, хотя пираты отнеслись к местным «человеколюбам» по-дружески, угостив табаком и подарив кораллы, нож и топор. Индейцы ушли и больше не вернулись.
Пираты освоили землю, посадив пшеницу и фасоль. Через несколько месяцев они получили достаточно продуктов для продолжения плавания. На сооруженной барке двинулись вдоль берега и достигли устья реки Никарагуа. И снова люди Олоне попали в беду: на них напал отряд испанцев и индейцев, многих перебив.
Олоне и на этот раз спасся. С остатком отряда он на барке пошел к Картахене, чтобы добыть корабль. Тут его окончательно покарала судьба. Он попал в руки индейцев, которые раскроили его на части и съели.