Дама эта была замужем. Муж, за которого ее выдали родители против ее воли, не отличался ни красотой, ни статностью, и «его состояние заменяло ему достоинства. Так как крайне редко браки такого рода бывают удачными, особенно когда Дама немного склонна к галантности», д'Артаньян подозревал, что до него милостями этой Дамы пользовались отнюдь не только те двое, о которых он знал достоверно; к тому же он мечтал о выгодной женитьбе. Но пока, во всяком случае, он наслаждался любовью и был вполне удовлетворен своим положением.
Соперница нашей Дамы, чей портрет был найден у убитого солдата, была замужем за известным участником партии Сторонников, человеком чрезвычайно богатым. Между ней и знакомой д’Артаньяна издавна, еще со времен совместного пребывания в монастыре, существовало своеобразное соревнование в отношении любовников. Теперь жена Сторонника пожелала отбить у нашей Дамы и нового любовника, как она отбивала прежних. Она написала д’Артаньяну письмо, в котором вполне откровенно предлагала ему свои прелести и вдобавок туго набитый денежный сундук своего супруга и назначила свидание в Церкви Благодарения, куда обещала прийти с маленькой черно-белой собачкой на руках.
Получив письмо, д’Артаньян сначала решил, что его любовница сама его написала, чтобы испытать его чувства. Он показал ей письмо, и та была очень обрадована таким проявлением верности. Не посоветовавшись с д’Артаньяном, она сама отправилась в карете на свидание вместо него и, встретив в церкви соперницу, дала понять, что ею пренебрегли. «Не то, чтобы она ей что-нибудь сказала; они не разговаривали, а если бы они это и сделали, с теми чувствами, какие они испытывали одна к другой, я убежден, беседа была бы пикантна; но она неотрывно разглядывала соперницу глазами, полными презрения, и ее глаза сказали той столько же, сколько мог это сделать язык… В довершение она оказалась у кропильницы вместе с моей новой любовницей, и эта сказала ей насмешливым тоном, дабы лучше доказать той, что она была в курсе всего — если та привела с собой свою собачонку, чтобы подыскать ей маленького муженька, то она только напрасно потрудилась; муженек, кого она ей предназначила, не нашел ее достаточно красивой даже для того, чтобы просто принять во внимание. Бедная женщина даже растерялась от таких слов, хотя обычно ее язык был довольно хорошо подвешен».
Д’Артаньян сильно укорял возлюбленную за неосмотрительный поступок, по его Дама «не была светской особой самого большого рассудка», и потому все предостережения не шли ей впрок. В итоге жена Сторонника обошла ее с тыла: чтобы поближе подобраться к сопернице, она влюбила в себя ее мужа. «Так как он не был привычен ни к подобному расточительству, ни к тому, чтобы выслушивали его любезности. все должно было показаться ему подозрительным. Но поскольку, какие бы не имелись резоны жаловаться на природу, редко кто оценивает себя по справедливости, он сделался настолько слепым по своему собственному поводу, что поверил, будто вполне заслуживает удачи, предлагавшейся ему».
К этому времени д’Артаньян уже попал в роту мушкетеров, а вскоре вместе со своим земляком Бемо по рекомендации де Тревиля поступил на службу к Мазарини. Оба мушкетера сочли свою судьбу обеспеченной, но радовались они напрасно: «далекий от предоставления нам всяческих благ, каких мы от него ждали, он употреблял нас, как гонцов, а в вознаграждение за труды распоряжался выдать нам то пятьсот экю, то сотню пистолей, а то и того меньше. Я хочу этим сказать, что если у нас и имелись чулки, то не было башмаков, особенно у Бемо; он не находил, как я, доходов в игре, и не вернул мне еще денег, которые я ему одолжил.
Однако вскоре я сделался так же беден, как и он; судьба внезапно отвернулась от меня, и я начал терять все, что имел».
Когда жена Сторонника убедилась, что достаточно привязала к себе мужа соперницы, она познакомила его с перехваченными письмами, которыми его жена обменивалась с д’Артаньяном. Он был разъярен и решил отомстить. К д’Артаньяну, который находился в армии под Амьеном, был направлен очередной наемный убийца. Но пока убийца выбирал момент, чтобы выполнить заказ, он сам попал под пулю и, смертельно раненный, признался во всем. Дюма, как мы помним, использовал этот эпизод, но заказчиком несостоявшегося убийства сделал кардинала Ришелье.
Титульный лист мемуаров д’Артаньяна
Д’Артаньян в письме сообщил любовнице о происшедшем. «Она была весьма поражена, познакомившись с содержанием письма, и, прекрасно поняв, что если ее муж пошел на такую крайность в отношении меня, ее он тоже не пощадит; она решилась его опередить. Она подкупила аптекаря, и тот за пятьдесят пистолей дал ей дозу яда. Она ловко скормила его мужу, но так как яд должен был оказать свое действие лишь мало-помалу, у него еще оставалось время поразмыслить о своей мести».
Месть эта состояла в следующем. Обманутый муж написал письмо тестю в Нормандию, где рассказал о своем несчастье; в подтверждение своих слов он переслал тестю письма его дочери к д’Артаньяну. Ей же самой он сказал, что ее отец лежит при смерти, и, чтобы не допустить захвата всего наследства сестрой, она должна немедленно отправиться в Нормандию. Дама, чей любовник находился далеко, без сожаления рассталась с отравленным мужем и выехала на родину. Однако по приезде она была неприятно поражена, застав отца в полном здравии и страшно разгневанным тем, что узнал он из письма ее мужа. В ответ на обвинения дама смело отвечала в том смысле, что, во-первых, чего же и мог ожидать от нее отец, выдав замуж за нелюбимого против ее воли, а во-вторых. муж сам виноват в случившемся, поскольку «полное отсутствие в нем деликатности устрашило бы самую добродетельную женщину». Отец несколько смягчился, но не настолько, чтобы отказаться от намерения поместить дочь в монастырь. Впрочем, в монастыре дама повела себя так умно, что аббатиса вполне уверилась в ее невиновности и написала об этом ее отцу.
Тем временем отравленный муж в полной мере почувствовал действие яда, хотя и не знал о причинах недомогания. Когда он был уже при смерти, исповедник попросил его простить жену, чтобы не умереть во зле и не погубить свою душу; супруг ответил, что дарует жене прощение — при условии, если действительно умрет. Он и в самом деле умер; жена его вышла из монастыря и вернулась в Париж, обретя полную свободу вместе с имуществом и деньгами покойного супруга.
«Когда она вот так возвратилась в Париж, — вспоминал д’Артаньян, — я счел, что ничто не мешает мне больше заходить к ней, и явился туда, как обычно. Я был так же прекрасно принят там, как и в других случаях, но когда пожелал попросить ее о тех же милостях, что прежде, она мне откровенно сказала, что времена теперь не те; если она и была безумной, то больше не хочет ею быть, но если ее милости мне были дороги, она вернет мне их, как только я пожелаю, лишь бы я захотел заслужить их, женившись на ней.
Многие на моем месте поймали бы ее на слове. Молодая, красивая и богатая, какой она уже была, она должна была стать еще богаче после смерти ее отца. Этого было более чем достаточно, чтобы соблазнить Гасконца, у кого не было ничего, кроме плаща да шпаги; но, найдя, что в мире вполне довольно рогоносцев, без неуместного увеличения их числа, я застыл столь холодный и озадаченный при этом предложении, что ей невозможно было ошибиться в ответе…
Она была мной очень недовольна и принялась искать другого покупателя, раз уж я не пожелал им стать. Таковых всегда можно найти в Париже, где не испугаешь рогами большинство людей, лишь бы они были позолочены».
Вообще о нравах парижан д’Артаньян был невысокого мнения. «Они сбегаются на все казни, совершающиеся в их городе; хотя не проходит и недели, чтобы не состоялась хоть одна, существуют среди них такие, что сочли бы себя совсем пропащими, если бы пропустили хотя бы одну. Они бегут туда, как на свадьбу, и, понаблюдав за этим усердием, за их нетерпением, можно сказать, что они составляют самый варварский народ в мире, поскольку это некий род жестокости — глазеть на страдания себе подобного».
Итак, наш мушкетер вновь остался у разбитого корыта — неприкаянным холостяком с беспокойной должностью, не приносящей дохода, и с неудачами в карточной игре. Здесь мы его и покинем. Впереди его ждут события Фронды (конец 1640-х — начало 1650-х гг.), которым Дюма посвятил следующий роман — «Двадцать лет спустя». Д’Артаньян получит чин лейтенанта королевских мушкетеров, будет ездить в Англию, встречаться с Кромвелем, арестовывать министра Фуке и участвовать во многих других делах, пока не погибнет в 1673 году при осаде занятого испанцами Маастрихта, так и не успев дописать свои мемуары.
Р. К. Баландин[2]
УХОДЯЩИЕ ЗА ГОРИЗОНТ?(часть 4-я, заключительная)
К читателям
Какие бывали пираты? Вопрос не простой. Короткий ответ: пираты бывали разные. Среди них встречались не только отчаянные авантюристы и отважные воины. Иные пираты были писателями, другие — исследователями, третьи — государственными деятелями.
ЭПОХА МИРОВОГО ОКЕАНА
На полярных морях и на южных,
По изгибам. зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
ПИРАТ-ПИСАТЕЛЬ
Этот человек оставил наиболее полные и достоверные материалы о деятельности морских разбойников XVII века. Он сам являлся участником ряда пиратских предприятий. Его книга выдержала за три столетия многие десятки изданий, была переведена на различные языки. Но еще более популярны ее бесчисленные переложения и пересказы, заимствования и прямые цитаты из нее. И все-таки наиболее удивительно другое. За триста лет поисков и расследований, предпринятых различными людьми, так и не удалось выяснить подлинное имя автора этой книги. А. О. Эксквемелин — так значится на титуле первого издания (Амстердам, 1678 г.) Голландия на некоторое время погрузилась в запойное чтение необыкновенной новинки, повествующей о событиях потрясающих и совершенно актуальных, произошедших совсем недавно: многие действующие лица еще были живы.
Такой ажиотаж объясняется просто. Достаточно прочитать полный текст заглавия, которое, в соответствии с правилами хорошего писательского тона того времени знакомило потенциального покупателя с товаром весьма обстоятельно, точно и честно.
ПИРАТЫ АМЕРИКИ
Подробные и правдивые повествования обо всех знаменитых грабежах и нечеловеческих жестокостях, учиненных английскими и французскими разбойниками над испанским населением Америки, состоящие из трех частей.
Часть первая повествует о прибытии французов на Эспаньолу, природе острова, его обитателях и их образе жизни.
Часть вторая повествует о появлении пиратов, их порядках и взаимоотношениях между собой, а также о различных походах против испанцев.
Часть третья повествует о сожжении города Панамы английскими и французскими пиратами, а также о тех походах, в которых автор участия не принимал.
Писал А. О. Эксквемелин, который волею судеб был участником всех этих пиратских походов.
Фамилия Эксквемелин совершенно уникальна и ни у какого народа не встречается. Переводчики переиначивали ее на разные лады: Эксвемелинг, Эксмелин и даже Нюрнберг. Называли его французом, фламандцем, немцем, голландцем. Последнее предположение, по-видимому, наиболее правдоподобно хотя бы потому, что оригинал написан языком, свойственным, как полагают специалисты, уроженцу центральных провинций Нидерландов.
Столь надежная засекреченность автора наводит на определенные подозрения. Не было ли у него веских причин скрывать свое подлинное имя? Вряд ли они объясняются его чрезвычайной скромностью. Некоторые историки предполагают, что написал знаменитую книгу о пиратах голландский путешественник Хендрик Смекс. Даты его жизни (1543–1721) и период пребывания в Карибском бассейне (1666–1673) достаточно хорошо согласуются со сведениями, приведенными Эксквемелином. Но ведь от момента опубликования книги до смерти Смекса прошло 43 года! Каким образом и почему за столь долгий срок автор не вышел из глубокого подполья?
Остается предположить, что он то ли шпионил среди пиратов, то ли выполнял какую-то посредническую миссию (как представитель торговой фирмы или государственного учреждения), то ли лично замешан в преступлениях. Последний вариант правдоподобен уже потому, что Смекс (если это был он) появился среди пиратов, имея от роду 22–23 года.
Обстоятельства, заставившие Эксквемелина пристать к морским разбойникам, вполне уважительны. По его словам, он поступил на службу во Французскую Вест-Индскую компанию. Она, свернув дела, продала его — как свою собственность — «отменной шельме» вице-губернатору Тортуги. Затем молодого человека перепродали, и он был отпущен за выкуп на волю. «Обретя свободу, — пишет он, — я оказался гол, как Адам. У меня не было ничего, и поэтому я остался среди пиратов, или разбойников, вплоть до 1672 года».
В общем, в истории осталось имя, которое назвал он сам: Александр Оливье Эксквемелин. Отметим его ясный стиль. С самого начала повествования приводятся точные даты, названия, описания кораблей. О том, как проходило его плавание к Карибским островам и обстановке на море, можно судить по такому отрывку:
«…Недалеко от острова Орнай нам пересекли путь четыре английских фрегата (каждый по шестьдесят пушек). Наш командир кавалер Сурди отдал необходимые распоряжения, и мы пошли под всеми парусами при попутном ветре, а туман очень кстати быстро скрывал от нас англичан. Чтобы избежать встречи с врагом, мы шли вплотную к французскому берегу и встретили флагманский корабль из Остенде. Его шкипер пожаловался нашему командиру, что в это утро был ограблен французским пиратом. Военный корабль тотчас же погнался за пиратом, но догнать его не смог. Тем временем, французы, приняв нас за англичан, подняли по всему берегу тревогу, ибо они опасались, что мы совершим высадку. Хотя мы и подняли наши флаги, нам не поверили».
Морское сражение
О своих пиратских похождениях он не обмолвился ни словом. Предполагается, что он был врачом пиратского экипажа. Некоторые медицинские познания он смог получить во время службы у одного из своих хозяев — хирурга. Плавая с «джентльменами удачи», он участвовал во многих набегах, морских и сухопутных сражениях. Порой со шпагой и пистолетами прыгал на палубу купеческого судна, бился насмерть, стрелял и получал свою долю добычи. А потом лечил раны, полученные в бою его товарищами. Правда, пираты стараяись оберегать своих специалистов — плотников, оружейников, навигаторов, врачей — от излишних опасностей. Отличных стрелков и лихих рубак у них обычно хватало. Хотя в иные моменты, безусловно, всем приходилось браться за оружие.
К чести Эксквемелина, он не прикрывает романтическим флером кровавые злодеяния разбойников и не старается оправдывать преступления этих «жертв социальной несправедливости». Он стремится говорить только правду. И хотя некоторые события и приключения иной раз могут показаться фантастическими, приходится помнить, что слишком часто реальность бывает невероятной.
Характерная деталь. Эксквемелин охотно описывает природу, быт и нравы жителей экзотических стран, демонстрируя наблюдательность и любознательность настоящего натуралиста. Вот один из примеров: «Из отложенных яиц вылупливаются маленькие кайманы, похожие на цыплят. Они тотчас же бросаются к воде и плавают уже на девятый день после рождения. Их матери, в отличие от птиц, прячут своих детенышей не под лапами — они просто их берут в пасть… Я сам видел, как такие детеныши грелись на противоположном берегу у самой воды. Я бросил камень — и все они моментально забрались матери в пасть».
Столь же обстоятельно описан один из типов человеческой природы, куда более опасный, чем любые крокодилы: «Начинал Рок как рядовой пират. Ему удалось снискать уважение и собрать вокруг себя людей, которые взбунтовались против своего капитана, захватили его корабль и провозгласили капитаном Рока. Немного спустя они добыли себе корабль, который с большой суммой денег шел из Новой Испании… Эта удача создала Року среди пиратов большую славу, а сам он сильно возгордился. Перед ним стала трепетать вся Ямайка. Он был груб, неотесан и вел себя словно бешеная фурия. Когда он напивался, то как безумный носился по городу и немало перекалечил людей, которым довелось попасть ему под руку… А у испанцев Рок стал известен как самый злой насильник и тиран.
Однажды он посадил несколько человек на деревянный кол, а остальных связал и бросил между двумя кострами. Так он сжег их живьем, как свиней. А вина этих людей заключалась лишь в том, что они пытались… спасти свой свинарник, который он намеревался разграбить».
…Читая о злодеяниях знаменитых пиратов, начинаешь подозревать, что они нередко специально куражились и изощрялись в жестокости, создавая себе своеобразную рекламу.
Тот же Рок, попав в плен к испанцам, был заключен в тюрьму и, безусловно, заслуживал виселицы. Но он исхитрился передать губернатору письмо, в котором от имени пиратов угрожал страшной местью, «если он причинит хоть малейшее зло прославленному Року».
Губернатор, струхнув, отправил опасного узника в Испанию, взяв с него клятву, что тот перестанет разбойничать. Честное пиратское слово держалось, как водится, до того момента, пока Рок не смог вернуться из Испании на Ямайку.
Рок Бразилец
Это был распространенный тип пирата, обобщил Эксквемелин, у которого «деньги никогда не лежат без дела — такие люди пьют и развратничают до тех пор, пока не спустят все до последнего гроша. Некоторые из них умудряются за ночь прокутить две-три тысячи реалов, так что к утру у них не остается даже рубашки на теле. Я знал на Ямайке одного человека, который платил девке пятьсот реалов только за то, чтобы взглянуть на нее голую».
Кстати, у этого эстета, любителя женской красоты, три тысячи реалов разлетелись за три месяца, и он был вынужден за долги пойти в рабство к тому самому хозяину, в чьем доме промотал первоначальные деньги. Так порой происходило накопление капитала…
Эксквемелин оставил нам драгоценные свидетельства — из первых рук — о людях и событиях золотого века пиратства. Но это еще не все. Есть у его книги особенности, никак не отвечающие расхожим представлениям о том, каким должно быть сочинение, посвященное пиратам. Например, на одной странице дается такой перечень сюжетов: «Сожжение города Сан-Педро. Пираты поджигают корабль. Откуда появляется серая амбра». В главе, посвященной грабежам и жестокостям Моргана, присутствуют такие сюжеты: «Вероломство монахов. О птицах гальинакос».
В другом месте он рассказывает о нападении индейцев, убивших двух черных рабынь. Тут же дается описание оригинально изготовленной индейской стрелы, с зарисовкой, а затем — спокойное признание: «После гибели наших рабынь от рук индейцев нас обуял ужас и мы немедленно отплыли…»
У него нет никакого предубеждения ни к рабам, ни к индейцам. Он ко всем относится одинаково, признавая изначальное равенство всех людей (в те времена многие ученые так не считали; впрочем, и в нашем веке расизм весьма распространен).
Наконец, обратим внимание на такие сюжеты (у него мелкие разделы обозначены на полях): «Острова, куда приплывают черепахи класть яйца. Корабли, следуя за черепахами, находят дорогу… Традиционные места для крейсирования пиратов». Или еще более наглядно: «О птицах фрегатах. О птицах трусливцах… О колибри. О буканьерах. Буканьеры очень метко стреляют. Безбожие буканьеров. Рассказ о жестокости буканьеров».
Для Эксквемелина человек — такое же, как все вокруг, явление природы, ничем особым не отличающееся от других животных, кроме совершенно неестественного чудовищного поведения. Автор даже склонен, по-видимому, считать европейцев значительно более извращенными и злобными существами, чем индейцев. Он роняет такую фразу: «В дьявола они (индейцы) не верят., вероятно он их не терзает так, как всех прочих смертных».
В отличие от авторов современных романов (кинофильмов) о пиратах, Эксквемелин не испытывает ни малейшего желания ошарашить читателя страшными историями, жестокостями, головокружительными приключениями. Он показывает жизнь пиратов без прикрас: ненормальной, суетной, жестокой, алчной.
Для него мир людей противостоит вечному и величественному миру природы. Есть среди людей труженики, есть ненасытные подлые паразиты, есть и кровожадные хищники. И всех приходится внимательно и беспристрастно изучать, чтобы постичь суть природы, человека и себя самого.
Эксквемелин — или тот, кто скрывался за этим именем, — свой выбор сделал: оставил без сожаления пиратский промысел как недостойный нормального, свободного, честного человека. Ведь свобода — это возможность выбора вопреки необходимости и превратности судьбы.
Как писатель Эксквемелин чрезвычайно прост и откровенен. Он внушает доверие и уважение. Подкупает и его философская позиция, основанная на принципах единства рода человеческого, равенства всех людей, признания человека малой и в значительной мере неразумной частью природы.
Казалось бы, ныне все это стало очевидными истинами. В действительности современный человек признает их таковыми только на словах. Наука исходит из предположения, что Среда земной жизни (биосфера) и Вселенная лишены сознания. Разумными организмами считаются только человекоподобные существа. В лучшем случае фантасты придумывают «мыслящие облака» или «солярисы». Эксквемелин не задумывался о подобных премудростях.
Его мировоззрение, по всей вероятности, отличалось двойственностью. Он смотрел трезвым взглядом естествоиспытателя на окружающий мир. избегая мистики оккультизма и досужих выдумок. И в то же время он сохранял веру в Бога, олицетворяющего высший разум и порядок, царствующий во Вселенной.
Нам, людям века науки и техники, катастрофических перестроек биосферы и глубоких духовных кризисов, следовало бы поучиться у таких авторов, как Эксквемелин, умению воспринимать природу дарованным свыше бесценным достоянием. А бесконечная бытовая суета, включая опасный пиратский промысел, не более чем пена на поверхности океана Жизни.
ЧЕРНАЯ БОРОДА
Портрет Тича: абордажная сабля в руке,
пистоли на ленте, фитили под шляпой
Кто такой герой? Человек, о котором слагают легенды.
Это определение вполне допустимо. И тогда Эдварда Тича можно с полным основанием считать героем. О нем сложено немало былей и небылиц.
Он имел устрашающую внешность. Лицо его покрывала черная растительность (борода начиналась почти от самых глаз). Бороду он заплетал в мелкие косички, подвязывал их лентами и заправлял за уши. От него разило смесью пороха и рома, звериным запахом давно немытого тела. На одежде — пятна крови и вина.
Перед боем он перепоясывал грудь крест-накрест двумя широкими лентами с тремя пистолетами на каждой. Под шляпой закреплял два тлеющих фитиля. Струйки дыма по обе стороны его головы заставляли вспомнить о волосатых и злобных исчадиях ада. Одним своим видом он мог привести в ужас слабонервного человека.
Тич родился в английском городе Бристоле в 1680 году. Ушел в море на каперских судах, которые тогда активно грабили французов. Даже среди пиратов он отличался злостью, храбростью и силой. За крутой нрав ему несколько лет не доверяли командный пост.
Однажды его отряд захватил французский шлюп. Черная Борода был выбран капитаном. С командой он не церемонился, полагаясь на стальной кулак и зычный голос, а не на объяснения и уговоры. Многое сходило ему с рук, потому что на его корабле вино и ром пили чаше, чем воду.
«Сегодня кончился ром, — записал он в дневнике. — Наша компания была почти трезвой. Мерзавцы пытались устроить заговор. Они стали много говорить о том, чтобы отделиться… вечером захватили корабль с большим количеством спиртного на борту. Снова все хорошо».
Дела у него шли неплохо. В 1718 году пиратская эскадра захватила в районе острова Мартиника крупный французский корабль, вооруженный сорока пушками. Его переименовали в «Отмщение Королевы Анны» и доверили Черной Бороде.
Тич обрел полную самостоятельность. Он тотчас превратился в пирата-интернационалиста, успешно грабя и своих соплеменников. Сначала это было английское торговое судно, которое начисто выпотрошили и сожгли, предварительно высадив команду на берег. Затем им попался тридцати пушечный корабль королевского военно-морского флота. Несколько часов продолжалась артиллерийская перестрелка. Пираты победили, но захватить этот трофей не смогли: не догнали. Зато чуть позже без боя приобрели десятипушечный шлюп «Месть» (пиратский, между прочим, мелкий хищник попал в лапы крупному).
Следующим трофеем стал барк «Авантюр». Теперь Тич обзавелся эскадрой.
Они организовали эффективный пиратский промысел, регулярно захватывая торговые суда и сбывая награбленное в Северной Каролине, где губернатор и торговцы во имя выгоды умели не замечать, из каких рук они получают товары.
На подходе к порту Чарлстон Тич захватил корабль с богатыми торговцами, а также ограбил 8 судов, стоявших на рейде. За пленных он получил крупный выкуп. В итоге у него оказалось, помимо всего прочего, много золота и серебра. Богатство требовалось разделить на всю разбойничью братию. И тут сердце Черной Бороды дрогнуло. Нс смог он добровольно расстаться с большей частью добычи.
Тич осуществил хитрую операцию. Возле острова Топсейл устроил стоянку якобы для ремонта судов. Взяв наиболее верных 40 человек, он с сокровищами перебрался на баркасе в Северную Каролину. Ее губернатор, получавший от пирата немалую мзду, обеспечил ему безопасность, да еще и предоставил ранее захваченный Тичем испанский корабль.
Летом 1718 года Черная Борода снова бороздил воды океана в районе Бермудских островов: захватывал суда, совершал набеги на приморские поселения. Пострадавшие купцы, плантаторы и судовладельцы обратились к губернатору Вирджинии с просьбой обуздать пиратов. Эта акция была поручена старшему лейтенанту британского флота Роберту Мейнарду. На двух шлюпах он отправился на охоту на крупного и опасного хищника.
Мейнард приложил все силы для того, чтобы поход проходил в тайне от пирата. Однако сделать это не удалось. Губернатор Северной Каролины известил своего друга и благодетеля об опасности.
Корабль Тича стоял на якоре в бухте Окраконе. На борту находилось всего 25 человек команды. Однако Тича это не смутило. Вечером, узнав о том, что на горизонте появились два военных шлюпа, он не стал отменять попойку и сошел на берег.
Англичане не рискнули ночью приблизиться к пиратам, опасаясь сесть на мель. Утром Черная Борода уже был на борту и наблюдал, как два корабля медленно движутся к ним, следуя за шлюпкой, с которой постоянно измеряли глубину.
Когда они подошли на расстояние пушечного выстрела, Тич приказал открыть огонь. Первым же залпом была вдребезги разбита шлюпка.
Произошла небольшая заминка. Для лучшего маневра корабля Тич приказал поднять якорь. Однако, развернувшись, они сели на мель. Пришлось спешно выбрасывать балласт. Стрельбу из орудий прекратили.
Английский шлюп подходил все ближе, продолжая огонь. Пираты отвечали выстрелами из ружей и пистолетов. Они вывели из строя 20 солдат, но все равно значительный численный перевес оставался у военных моряков.
Наконец, суда сцепились бортами. Пираты забросали противника ручными гранатами, начиненными порохом, и бутылками с горючей смесью. В огне и дыму ворвались пираты на палубу. Их было всего 15. Английских военных насчитывалось раза в три больше… Да и были они профессионалами не робкого десятка.
Тич яростно пробился к капитану Мейнарду. Они обменялись выстрелами. Раненый Тич бросился на врага с саблей. Напор его был так силен, что у Мейнарда сломался клинок. Один из военных моряков выстрелом из пистолета угодил Тичу в шею. Тот пошатнулся, не выпуская оружия. У него хватило сил снова ринуться на Мейнарда. Но тот уже успел перезарядить пистолет. На этот раз его выстрел в упор был точен. Черная Борода свалился замертво.
Потрясенные смертью предводителя, пираты побросали оружие. Их связали. На теле Эдварда Тича насчитали 5 огнестрельных и сабельных ран. Ему отрубили голову и повесили на рее. После короткого суда рею украсили 13 пиратов. Только один, взятый в шайку насильно накануне сражения, был помилован.
…Наш рассказ о знаменитом Тиче получился коротким. Но ведь и жизнь его была недолгой. Пиратствовал он всего каких-то три или четыре года. Его судьба характерна для морского разбойника. Представители этой профессии не отличались долголетием. Ведь они были едва ли не самыми рисковыми людьми на свете.
ВОПЛОЩЕНИЕ МЕЧТЫФЛИБУСТЬЕРА — МОРГАН
Флибустьерское счастье обманчиво. Сегодня ты в шелках, завтра — в долгах, а послезавтра… Тут уж как повезет: то ли покалечат или убьют в бою, то ли вздернут на рее, то ли будешь опять в шелках и с золотом в кармане.
Такую азартную игру в орлянку со смертью не всякий выдержит долго. Вспышки ярости или пьяные оргии флибустьеров — это, прежде всего, результат отчаяния, неуверенности в завтрашнем дне, выплеск накопленного психического напряжения.
И все-таки были пираты, которым могли бы позавидовать (и завидовали, пожалуй) все их коллеги. Такие избранники судьбы представляли собой воплощенную мечту флибустьера. Среди них одно из первых мест принадлежит Генри (Джону) Моргану. Недаром добрая половина книги Эксквемелина «Пираты Америки» посвящена его «деяниям».
Генри Морган был из тех людей, которые самостоятельно прокладывают свой жизненный путь в полном соответствии с внутренними потребностями, пристрастиями и убеждениями. Родился он в английской провинции Уэльс в семье мелкого, но не бедного помещика. Благодаря упрямому вольнолюбивому характеру он не стал продолжать дело отца и нанялся на судно, отправлявшееся на Барбадос.
«Когда оно пришло к месту назначения, — пишет Эксквемелин, — Моргана, по английскому обычаю, продали в рабство. Отслужив свой срок, он перебрался на остров Ямайку, где стояли уже снаряженные пиратские корабли, готовые к выходу в море. Он пристал к пиратам и за короткое время познал их образ жизни, сколотил вместе с товарищами за три или четыре похода небольшой капитал. Часть денег они выиграли в кости, часть получили из пиратской выручки. На эти деньги друзья сообща купили корабль. Морган стал его капитаном и отправился к берегам материка, желая кое-чем поживиться у берегов Кампече. Там он захватил много судов».
В дополнение можно привести версию, по которой в юности Моргану довелось быть слугой у буканьера на Тортуге, а затем самостоятельно промышлять зверя. Полагают, на Ямайке он появился приблизительно в 1660 году, в двадцатипятилетием возрасте, пользуясь тем, что Испания формально передала остров Англии (фактически там уже и без того хозяйничали англичане), его вице-губернатором был назначен родной дядя Генри — сэр Эдвард Морган.
Наиболее внушительным успехом Генри Моргана в этот период стал захват и разграбление Гранады — городка, стоящего на берегу большого озера Никарагуа. Не ожидавшие нападения испанцы были застигнуты врасплох и почти не оказали сопротивления. Добыча была огромная: наиболее трудным делом оказалось унести награбленное. В этом (как и в самом походе) помогли местные индейцы, ненавидевшие испанцев.
На Ямайке находилась база пиратского флота, адмиралом которого являлся голландец Эдуард Мансфельд. Он взял Генри Моргана своим помощником. В 1666 году они предприняли грабительский поход.
16 кораблей вышли в море, первую остановку сделали на острове Санта-Каталина, принадлежавшем испанцам. Убедившись, что местный гарнизон невелик, решили захватить остров. Сделать это не представило большого труда. Дополнительно обустроив укрепления, Мансфельд оставил здесь свой отряд в сто человек (не считая негров-рабов, которых завезли испанцы, истребив аборигенов). А пленных отвезли на материк и освободили. В дальнейшем поход оказался неудачным. Испанцы ожидали пиратов во всеоружии, внимательно следя за их продвижением вдоль берега. Мансфельд решил создать на Санта-Каталине основательную базу, откуда можно было бы внезапно нападать на континентальные города. Однако ни с Ямайки, ни с Тортуги он не получил помощи.
Карта района Карибского пиратского моря
Испанцы не могли смириться с перспективой иметь у себя под боком флибустьерское гнездо. Они напали на остров и вновь захватили его. О том, как это произошло, есть две версии. Согласно одной (пиратской), остров был отдан за выкуп. А по другой (испанской), была лихая атака, флибустьеры после первых потерь обратились в бегство и сдались.
На этом примере видно, как трудно восстановить события, связанные с пиратством. Сведения о них по большей части субъективные. Серьезные ученые редко интересовались историей морского разбоя.
Не вполне ясно, что произошло с Манс-фельдом: то ли он попал в плен к испанцам и был казнен, то ли его убили в бою, то ли он умер. Ясно только, как написал Эксквемелин, что «его настигла смерть». Его преемником по праву стал Генри Морган.
Сначала он хотел идти отбивать Санта-Каролину. Подумав, решил иначе.
На прибрежных островах Кубы собрал флотилию из 12 кораблей (700 флибустьеров). Устроили совет, на котором обсудили «кандидатуры» городов, которые следует ограбить. Решили, что Гавана им не по зубам. а вот Пуэрто-дель-Принсипе подойдет. С тем и отправились в поход.
Ночью близ Кубы один пленный испанец бросился с корабля в воду и поплыл к берегу. Спустили каноэ и устроили погоню. Однако ему удалось скрыться. Отважный испанец сумел добраться до города раньше пиратов, предупредив о надвигающейся опасности.
Срочно были приняты меры: вооружены граждане, приведены в порядок форты, устроены завалы на дорогах и засады. Пираты застали их в самый разгар работы и не стали мешать: спокойно обошли укрепления и вышли на большую поляну возле самого города.
Тут их заметили испанцы. Губернатор, лично руководивший обороной, послал кавалеристов, чтобы обратить пиратов в бегство и уничтожить. Ведь известно, что эти морские дьяволы на суше не так уж страшны.
Как только всадники приблизились к флибустьерам, раздался залп. Кони испугались, наездники тоже. Атака завершилась бегством.
Губернатор выдвинул вперед свои главные силы. Тем временем пираты, развернув знамена, пошли на врага. Испанцы открыли стрельбу, но вреда наступавшим причинили мало. А те остановились и дали прицельный залп. Под крики раненых сограждан губернатор стремительно ретировался в лес. За ним бросились врассыпную солдаты, решившие положиться на прыткость ног, а не на силу рук и точность глаз. Пираты, догоняя отставших, устроили резню. Путь к городу был открыт.
Разбойников встретили плотным огнем с крыш и из окон домов. Непрошеные гости очень огорчились и пригрозили, что, если так пойдет и дальше, они сожгут город и уничтожат всех жителей от мала до велика. Испанцы не стали испытывать судьбу и прекратили сопротивление. Пираты занялись грабежами. Добыча была значительно меньшая, чем они ожидали. Богатые успели бежать или спрятать свои сокровища.
Пираты пьянствовали, объедались, резали коров, опустошали погребки; пытали и запугивали жителей, требуя сообщить, где спрятаны драгоценности. Заодно солили и коптили мясо.
И тут француз и англичанин не поделили молодую кость. Слово за слово — схватились за пистолеты. Француз был убит. Вообще-то поединки между флибустьерами не редкость. Но англичанин выстрелил без предупреждения. Французы хотели его враз казнить. Морган не позволил этого сделать, предлагая отложить суд, а пока связать преступника.
Отплыв на соседний островок, флибустьеры разделили добычу. Каждому досталось немало — по пять тысяч реалов. Однако у некоторых на Ямайке долгов осталось на большую сумму. Поэтому Морган предложил разграбить еще один город. Французы его не поддержали. (Уходя, они заверили англичан в дружеских чувствах, англичане ответили тем же, осудив и повесив нечестного убийцу.)
Морган повел оставшихся к побережью Коста-Рики. Их было 460 человек. Кто-то посетовал, что людей слишком мало для захвата города. Морган резонно ответил: «Чем нас меньше, тем больше достанется каждому». И наметил цель: городок Пуэрто-Бельо, гавань которого защищали две крепости. Всего в гарнизоне было 300 солдат, не считая жителей.
Морган хорошо знал эти места. Высадил десант вдали от городка. Ночью они бесшумно захватили несколько редутов. Неожиданно началась стрельба. И все-таки несмотря на отчаянное сопротивление, крепость пала. Мужественный губернатор города был убит.
Пираты принялись пьянствовать и насильничать. Эксквемелин (по-видимому, участник штурма) полагает: «В эту ночь полсотни отважных людей могли бы переломать шеи всем разбойникам. На следующий день пираты начали пытать граждан, чтобы узнать, где спрятаны богатства. Две недели веселились и бесчинствовали флибустьеры. И тут их стала косить смерть. Испанцы гибли от голода, пираты — от обжорства и перепоя. Вспыхнула эпидемия. Морган готов был отплыть, но только с выкупом в 100 тысяч реалов. Иначе он грозил сравнять город с землей. Эти требования дошли до президента Панамы. Он послал на выручку горожан не деньги, а отряд солдат. Пираты подстерегли их на подступах к городу и многих убили.
Губернатор Панамы собрал большой отряд и решил уничтожить разбойников внезапным нападением. Но у них были выставлены дозоры. Обнаружив испанцев, пираты устроили засаду и перебили многих из них. Но испанцы пробились к городу и готовы были пойти в атаку, имея большое численное преимущество. Однако Морган пригрозил, что если ему не выплатят выкупа, то он перебьет всех пленников. Губернатор, не зная, что предпринять, рассудил просто: приказал отступить. А горожане выплатили пиратам требуемую сумму. Морган с легким сердцем дал приказ к отплытию. На одном из островов они разделили добычу, после чего как победители и богачи радостно вернулись на Ямайку.
Теперь под начальством удачливого Моргана многие сотни флибустьеров были готовы пойти на опасное и прибыльное новое дело. Губернатор Ямайки предоставил ему новенький тридцатишестипушечный корабль, прибывший из Новой Англии.
Генри Морган стал богатым и важным господином, имел роскошный дом. Он женился, сыграв пышную свадьбу. Однако от адмирала флибустьеров требовалось нечто иное. И он отправился в новый поход.
Когда пиратская флотилия вышла в море, им повстречался крупный корабль французских флибустьеров. Французы отказались участвовать в походе. Морган взял их капитана в плен, а команду «уговорил» присоединиться к эскадре. Правда, вскоре произошла катастрофа.
Пираты устроили праздник с пьянкой и стрельбой. Веселье завершилось «грандиозным» фейерверком: флагманский корабль взлетел на воздух! Кто-то шальным выстрелом угодил прямехонько в пороховой погреб. Тридцать человек погибло. Морган и офицеры остались живы, потому что пороховые погреба были расположены на носу, а для привилегированного общества предназначалась корма. Среди пиратов прошел слух, что взрыв устроили французы. Так или иначе, но пришлось возвращаться на Ямайку. Эксквемелин сообщает: «Спустя восемь дней… англичане выловили разлагающиеся тела убитых, однако не для того, чтобы их похоронить, как повелевает печальный долг, а чтобы снять с них одежду и золотые кольца. Пираты выловили трупы, сняли с них платья и отрубили пальцы, на которых были кольца, а затем бросили тела за борт на съедение акулам».
Морган и заложники Маракайбо
Так ли все происходило? Возможно, и так. В защиту флибустьеров надо отметить, что они были всегда верны своему разбойничьему братству и не бросали в беде товарищей. Хотя почтения к мертвым не выказывали, а жадностью не были обделены.
Моргана не обескуражило неудачное начало похода. Он собрал совет. Определенного плана выработать не удалось. Некоторое время они грабили мелкие прибрежные поселки, запасались мясом, забивая скот. Несколько кораблей отстало от эскадры. Пора было предпринимать решительные действия. Морган взял курс на город Маракайбо.
Здесь грозную армаду ожидал сюрприз: гарнизон и жители сочли за благо скрыться в окрестных лесах, унося наиболее ценные вещи. Пираты бросились на поиски беглецов. Пойманных жестоко и изощренно пытали, доискиваясь местонахождения сокровищ. Разграбив Маракайбо, отправились в Гибралтар.
На подходе к этому городу эскадру встретили орудийные залпы. Ядра падали с недолетом, радуя пиратов: если защитники настроены по-боевому, — значит, им есть за что сражаться. Корабли отошли в море. Ночью они приблизились к берегу в отдалении от города. Ранним утром высадили десант. Шли двумя группами: прямой дорогой и в обход.
Испанцы были предусмотрительны. На пути движения пираты встречали преграды и засады. Тем временем горожане спешно собирали ценные вещи и уходили в лес.
Добравшись до города и увидев, что он пуст, разбойники пришли в бешенство. Они стали рыскать в окрестностях, ища жителей. Тех, кто попадал к ним в руки, ожидали страшные муки.
…В романах и кинофильмах, посвященных пиратам, и в частности легендарному Моргану, речь идет о злодеяниях плантаторов, испанских завоевателей. Если обратиться к запискам Эксквемелина, по-видимому, достаточно непредвзятым, то реальные флибустьеры, включая Моргана, выглядят еще более неприглядно, чем их враги. Никаких благородных целей у них не было вовсе. Это были самые натуральные уголовники. Действовали они так же, как вымогатели всех времен и народов: опаляли жертве лицо, прижигали тело каленым железом, выкалывали глаза, коптили заживо на костре… Читать о подобных зверствах невозможно без ужаса и отвращения. Все это говорилось только ради того, чтобы заставить человека отдать все, что имеет. И цели своей они обычно добивались.
Пять недель провели пираты в Гибралтаре, собрав огромный урожай сокровищ. Получили они и выкуп за пленных, а также за то, что город не будет сожжен.
Вернувшись в Маракайбо, Морган узнал, что в устье лагуны заблокировали выход в море три крупных военных корабля, а на прибрежных фортах обосновались испанские гарнизоны. Противник явно превосходил флибустьеров по численности и огневой мощи.
Испанский адмирал передал разбойникам ультиматум: или отдайте награбленное и будете отпущены, или мы вас уничтожим. Морган зачитал послание своей братии, спросил, готовы ли они вернуть добычу за право свободно выйти из ловушки или будут сражаться? У пиратов сомнений не возникло: богатства они считали своими кровными, ради них рисковали жизнью и снова готовы были поступить точно так же.
Один из пиратов предложил хитроумный план уничтожения испанского флагмана. Но Моргану не хотелось рисковать. В ответном письме он предложил испанскому адмиралу компромисс: пираты готовы возвратить всех пленных и заложников и не брать выкуп за города, оставляя их в целости. Это предложение было отвергнуто.
Пираты целый день тщательно готовились к бою. Особенно много забот доставлял им корабль, на который сносили со всего города смолу, воск и серу. Горючую смесь поместили в трюм, перемешав с пальмовыми листьями, и тут же положили горшки с порохом. На палубе установили деревянные чурки, надев на них шапки. На этом судне подняли адмиралтейский флаг.
Ранним утром пиратская флотилия двинулась к выходу из лагуны навстречу неприятелю. Впереди пылал брандер, начиненный адской смесью и с деревянной командой. Замыкали шествие шлюпки: с пленными мужчинами и женщинами и золотом. Флибустьеры поклялись драться плечом к плечу до последнего человека; тем, кто особо отличится, обещана была премия.
Испанские корабли подняли якоря, подготовились к бою и выступили навстречу пиратам. К их удивлению, сравнительно небольшой флагман врага ринулся на самое крупное испанское судно. Слишком поздно они поняли, что перед ними брандер. Произошло столкновение. Несколько пиратов подожгли фитили и бросились в море. Брандер через несколько минут взорвался, выплеснув горячую смолу на испанский флагман. Поднялись клубы черного дыма под радостные вопли флибустьеров, праздновавших первую победу.
Второй взрыв ликования последовал тогда, когда испанский корабль, пытаясь вернуться под прикрытие крепостных батарей, сел на мель. Третье судно не успело развернуться, как его настигли пираты, взяли на абордаж, мгновенно разграбили и запалили.
Теперь оставалось обезвредить крепость. Окрыленные успехом флибустьеры высадили десант и ринулись в атаку. Их встретил шквал огня. Потеряв тридцать человек и унеся раненых, они вернулись на корабли.
Тем временем Морган основательно допросил взятого в плен испанского штурмана и смог оценить силы врага. Он узнал, что на полусгоревшем флагмане находились драгоценности. Их удалось достать.
Морган поставил испанцам свои новые условия: 30 тысяч реалов выкупа за Маракайбо и пленных, а также пятьсот голов скота. Испанский генерал наотрез отказался от переговоров, но жители города пригнали скот и принесли часть денег. Морган отправил генералу одного из пленников договариваться о свободном выходе в море; в противном случае пираты обещали украсить заложниками реи своих кораблей. Но бравый генерал обвинил пленных в малодушии (видно, запамятовал, что сам сидит в надежной крепости, а они находятся в руках разбойников). Он поклялся пустить ко дну всех флибустьеров, выполняя волю короля Испании.
Безутешные заложники умоляли Моргана пощадить их. Он ответил, что это вполне возможно, так как он сумеет выйти из ловушки.
Отметим роковой просчет испанских стратегов, характерный для многих самоуверенных военачальников и политиков: они явно недооценили умственные способности противников. Перед морским боем испанский адмирал получил сведения от одного из жителей города, что пираты подготавливают брандер. Но он не мог поверить, что дремучие разбойники способны на такой хитрый ход. Разглядывая в подзорную трубу приближающийся вражеский корабль, видя обилие шапок и флаг Моргана, он только посмеивался над тупостью пиратов.
Нечто подобное произошло и на этот раз. Испанцы из крепости внимательно наблюдали за перемещением кораблей флибустьеров. Тем временем разбойники, уверенные, что им предстоит далекий путь домой, разделили добычу. Они, как обычно, клялись на Библии (первым — Морган), что не утаят ни шиллинга. Очень примечательно, что эти «дети сатаны» выказывали столь трогательное уважение к Священному Писанию, едва ли не все заповеди которого постоянно и, можно сказать, профессионально нарушали.
Генри Морган
Вечером наблюдатели заметили, что несколько каноэ с пиратами отошли от кораблей в сторону берега. Сам генерал следил за действиями врагов. Он сразу же разгадал их маневр: высадить десант и напасть на крепость с суши большими силами.
Рейсы каноэ продолжались Несколько сот флибустьеров спряталось в прибрежных зарослях, готовясь к атаке. Следовательно, надо срочно провести передислокацию: перетащить пушки, защищая подступы к крепости с суши. Всю ночь испанцы находились в полной боевой готовности. Под утро напряжение достигло предела. Сам генерал с недоумением оглядывал каждый кустик. Пираты как сквозь землю провалились. Это особенно тревожило.
Вдруг ему донесли, что корабли подняли паруса и двинулись в сторону крепости. Генерал не усомнился, что враг пытается его запугать. На всякий случай приготовили несколько пушек для защиты со стороны моря, но главное внимание по-прежнему уделяли подступам с суши.
Легкий утренний бриз раздувал паруса. Корабли, ускоряя ход, поравнялись с крепостью. Только теперь генерал понял, что его обманули. Пираты катали в каноэ одних и тех же пассажиров. В сторону берега они плыли сидя, а обратно — лежа на дне. Ни один пират не высадился на сушу. Вести прицельный огонь было уже поздно. Пираты победили. В результате этого похода слава Моргана прогремела в Карибском бассейне. Его разбогатевшие люди насмехались над теми, кто отказался идти с ними в поход.
«…Жизненный опыт учит нас, что удача вселяет мужество и желание добиваться еще больших успехов: воинам удача сулит славу, купцам — страсть к приумножению своего богатства, ученым — к знаниям».
Таково мнение А. Эксквемелина. Хотя требуется оговорка: некоторых людей череда удач завораживает (вспомним историю пирата Поликрата). Надежда на счастливый случай слишком ненадежна, обманчива. Как высказался великий полководец Суворов: один раз удача, другой раз удача, третий раз… Помилуй Бог, надобно и умение! Успехи Моргана, безусловно, объясняются его личными качествами, знаниями и трезвым расчетом. Вдобавок ко всему он был жаден и честолюбив. Но ровно настолько, чтобы не поддаваться этим чувствам, не быть их рабом.
Вот и на этот раз, после блестящих побед, он вел себя так, будто ничего не произошло. Не появилось у него ни стремления безоглядно броситься в новую авантюру, ни угомониться, наслаждаясь покоем и награбленными богатствами. Пока его коллеги по ремеслу беспробудно кутили, он обдумывал план нового похода.
Не прошло и года, как флибустьерская вольница стала испытывать финансовый голод. Пора было снова «выйти на дело». Своевременным оказалось предложение Моргана готовиться к большому походу. Местом общего сбора он назначил южное побережье острова Тортуги. Туда же пригласил, разослав письма, плантаторов и охотников Эспаньолы, а также губернатора Тортуги.
В гавани Пор-Куильон собралась целая армия флибустьеров и армада кораблей, преимущественно небольших (множество людей прибыло на каноэ). Необыкновенное разнообразие одежд, языков, манер: от босоногих оборванцев до разодетых в шелка и парчу, как вельможи, удачливых капитанов (еще недавно не отличавшихся от босяков), от черных рабов до почтенных плантаторов-рабовладельцев, от бандитских рож со следами всех пороков до благородных лиц с холеными бородками.
Морган предложил для начала закрепиться в каком-то пункте Американского материка, раздобыть побольше маиса, запастись мясом и уж затем выбрать объект нападения. Испанцы, зная об этих зловещих мероприятиях, приготовились к отпору, предварительно спрятав ценные вещи и постоянно ведя наблюдения. Но никакие предосторожности не помогли. Отправленная Морганом флотилия подошла к колумбийскому городу Рио-де-ла-Аче (этот район славился обилием зерна) и штурмовала его. Им сразу же повезло: взяли в плен корабль, полный маиса. Захватив город и убедившись, что он пуст, разбойники стали действовать как обычно: рыскали по окрестностям, хватали беглецов и пытали, вымогая ценности. Напоследок, угрожая сжечь город, получили выкуп маисом. Вся операция заняла пять недель.
Морган, не получая от них известий, начал беспокоиться. К ликованию флибустьеров, все пять кораблей вернулись на базу с трюмами, полными зерна. Пираты и буканьеры, промышлявшие в лесу, собрались на кораблях. Морган провел смотр своей флотилии: 37 кораблей, десяток небольших барок и 2001 (так утверждает Эксквемелин, находившийся, по-видимому, в их числе) хорошо вооруженный человек. На флагмане адмирала Моргана было 22 пушки.
Осмотрев снаряжение и боеприпасы, Морган остался доволен. Он разделил флотилию на две части: под королевским и под белым флагами, назначив вице-адмирала и контр-адмиралов. Собрание офицеров утвердило организационные решения Моргана. Низшие чины обсудили все детали дележа добычи, платы за увечья. Генри Моргану назначили такую же часть добычи, как лорду-адмиралу Англии и королю: одну десятую.
Штурман с навигационным прибором
В конце 1670 года флибустьерская армада вышла в море. Попутно решили захватить остров Санта-Каталина. Его крепость и форты были хорошо укреплены. Первая попытка штурма не удалась. И все-таки силы были слишком неравны. Губернатор пошел на тайный сговор с Морганом. Вечером началась с обеих сторон беспорядочная пальба из пушек и ружей, похожая на потешную баталию: никто не пострадал, ибо заряды были холостые. Затем защитники с легким сердцем выбросили белый флаг. Пираты, войдя в город, принялись зверски истреблять кур, свиней и телят. Началось пиршество «победителей».
Пополнив свой боевой арсенал, армада двинулась дальше. Морган, чтобы испанцы нс догадались о цели экспедиции — взятии Панамы, — послал часть флота захватить крепость Сан-Лоренсо на реке Чагре. Яростный штурм не дал результата. Пираты отступили, неся большие потери. Снова пошли на приступ. Им удалось подпалить деревянные постройки внутри укреплений. Вспыхнул пожар. От огня взорвался арсенал. Испанцы продолжали мужественно защищаться. Ворваться в крепость удалось лишь после того, как пираты подожгли внешние редуты. Затем началась резня.
Потери нападавших были велики: около сотни убитых и примерно столько же раненых (в операции участвовали 400 человек). У взятых в плен узнали, что в Панаму явился пират-дезертир, ирландец, и сообщил о готовящемся нападении. Губернатор Панамы принял надлежащие меры защиты, усилил гарнизон и устроил засады на дорогах.
Когда прибыл Морган с основными силами, крепость Сан-Лоренсо уже была приведена в порядок. Оставив здесь свой гарнизон, он с отрядом в 1200 человек двинулся на Панаму. По реке на больших кораблях они медленно шли против течения. Селения на пути следования были пусты, еды доставалось слишком мало, подкреплялись главным образом курением табака.
Встретив засаду возле одного поселка, обрадовались возможности поживиться пищей. Бросились в атаку, как на банкет. Испанцы бежали. После них осталось лишь полтораста кожаных мешков из-под хлеба, которые пираты отмочили, поджарили и съели.
Целую неделю они продвигались на каноэ и пешком, страдая от голода. От усталости и истощения едва передвигали ноги. Многие проклинали затею и готовы были возвратиться. Испанцы и индейцы сжигали на их пути поселки и опустошали поля.
На девятый день с горы им открылся Тихий океан. Спустившись в долину, они напали на стадо коров и наконец-то смогли нормально поесть. Увидя вдалеке Панаму, восторженно закричали, словно их там ждали с распростертыми объятиями.
Испанцы дали бой на подступах к городу. Их было примерно вдвое больше, чем флибустьеров. Помимо конницы они имели стадо быков, которым предстояло разрушить пиратские ряды. Однако испанские военачальники просчитались. По болотистой местности конница двигалась медленно. Точным огнем буканьеры обратили ее в бегство. «Бычья атака» тоже не удалась. А пехота, видя приближающихся разъяренных пиратов, дала неприцельный залп, побросала мушкеты и бросилась наутек.
Флибустьеры одержали победу почти без потерь (испанцы потеряли около ста человек). Они подступили к Панаме. Несмотря на отчаянное сопротивление, город был захвачен после двухчасового боя. Морган устроил общий сбор и объявил: у него есть сведения, что все вино в городе отравлено, поэтому категорически запрещается его пить. Он справедливо опасался, что перепившихся победителей смогла бы перерезать и сотня врагов.
Разграбив город, пираты подожгли его. В пламени сгорело много людей, прятавшихся от бандитов, животных, а также произведений искусства и товаров.
Пираты пировали. Они даже прозевали галион с серебром. Как отметил Эксквемелин, «предводителю пиратов было намного милее пьянствовать и проводить время с испанскими женщинами, которых он захватил в плен, нежели преследовать корабль». Пока снарядили погоню, галиона и след простыл.
Морган осуществил организованный грабеж страны. Часть флибустьеров на захваченных кораблях нападала на торговые суда, большинство орудовало на суше. Из Панамы поочередно отправлялись к разным селениям отряды до двухсот человек. Ведь в районе Панамы находились основные склады драгоценных металлов, награбленных испанцами в Перу.
Предполагается, что добыча разбойников составила полмиллиона реалов. Чтобы доставить ее на Атлантическое побережье, потребовалось около двухсот тяжело нагруженных мулов. При дележе не обошлось без споров. Морган в них не участвовал: с группой сообщников отправился восвояси, захватив значительную часть сокровищ. Считается, что он, вопреки пиратскому кодексу чести, урвал у своих товарищей четвертую часть от причитавшейся им доли. Алчный предводитель флибустьеров не остановился перед предательством — первым, но не последним в своей жизни: обманул товарищей, обокрал грабителей. Несколько кораблей французских пиратов пошли за ним в погоню, но не смогли догнать.
Этот поход ознаменовал высшее достижение флибустьеров. Ничего подобного уже не удалось осуществить никому. Сам Морган после такого неслыханного успеха едва не лишился главного своего достояния — головы.
Дело в том, что когда пираты отправились грабить испанцев, подняв британский флаг, то совершили государственное преступление. Между Англией и Испанией в это время было заключено мирное соглашение. Флибустьер Морган осмелился перечеркнуть договор глав великих держав!
Возможно, предводитель флибустьеров не знал о данном соглашении. Однако это не снимало с него ответственности за бесчинства и преступления. Разрушение Панамы вообще выходило за грани «обычного» разбоя.
Испанский король потребовал от Англии сурово наказать виновных, прежде всего Моргана и Модифорта, губернатора Ямайки. Двух преступников арестовали и доставили в Англию. Модифорта заключили в Тауэр. Морган оставался на свободе до начала суда. В результате… Модифорт был помилован. Генри Моргана произвели в рыцари. Король Карл II умел ценить людей, которые щедро пополняют личное достояние монарха.
Прожив некоторое время в Лондоне, Морган, уже как представитель английского правительства, был направлен на Ямайку. Он согласился на вторичное предательство по отношению к своим бывшим товарищам: поклялся всеми средствами бороться против пиратства.
Провел несколько жестоких карательных акций (ведь человек более всего ненавидит тех, кого предал). Ямайка — исходная разбойничья база флибустьера Генри Моргана — постепенно превращалась в крупный торговый центр, находящийся под надежной государственной опекой стараниями вице-губернатора и генерала сэра Генри Моргана. Превращение жадного и свирепого пирата в бесчестного буржуа и государственного чиновника ознаменовало закат флибустьерства.
Умер Генри Морган в своем роскошном доме-дворце в Порт-Ройяле в 1688 году и был похоронен в церкви св. Екатерины. В последние годы он превратился в толстого, неповоротливого болезненного господина, страдающего туберкулезом и циррозом печени. И хотя историк Я. Маховский написал, будто «умер Морган в преклонном возрасте», надо учесть, что для нормального мужчины 55 лет — далеко еще не старость.
7 июня 1692 года природа как бы решила стереть память о бывшем пиратском гнезде, где остался покоиться прах самого знаменитого, самого удачливого и, пожалуй, самого подлого флибустьера. Мощные подземные толчки сотрясли Порт-Ройяль. Рухнули дома, вспыхнули пожары, гигантская таранная волна цунами смахнула множество строений и руин, изменила облик побережья. Кроме пяти тысяч погибших горожан, были смыты останки тех, кто покоился на кладбище, в их числе — и Моргана. Символичный финал.
ТРИЖДЫ КРУГОСВЕТНЫЙАКАДЕМИК-РАЗБОЙНИК
Мореплавание с древнейших времен было тесно связано с научно-техническим прогрессом. В особенности, когда началась эпоха освоения океанов. Естественно, это относится прежде всего к комплексу наук о Земле: гидрологии, метеорологии, океанологии. Для ориентировки требовалось знание астрономии, для создания и эксплуатации судов — технических наук, а также физики, химии, механики.
Мореплавателям, даже состоящим на государственной службе, во время длительных походов приходилось обычно рассчитывать только на свои силы и умение. Тем более это относится к пиратам. Им требовалось быть специалистами разного профиля. Многих пиратских капитанов и штурманов есть все основания считать если не учеными, то весьма образованными и знающими людьми. Помимо всего прочего они нередко владели несколькими языками. И все-таки настоящих исследователей среди них фактически не было. Пересекая моря и океаны, ведя наблюдения за погодой и морскими течениями, встречая неведомые земли и новые племена, пираты всегда имели практические цели, прямо или косвенно связанные с разбоем. Заниматься серьезными исследованиями было бы для них непозволительной роскошью.
Единственный пират, которого с полным правом можно считать ученым, — Уильям Дампир. Он удостоился чести состоять в Британском Королевском обществе (Академии наук) вместе с Ньютоном.
Дампир в молодости
Родился он в крестьянской семье в 1651 году. Рано оставшись сиротой, нанялся юнгой на торговый корабль. Затем перешел в военный флот. Получил ранение, решил оставить службу. В связи с колонизацией Ямайки ему предложили управлять там плантацией. Но он не смог долго оставаться на этом месте. Занимался торговлей, охотился в лесах, заготавливал древесину. Вел наблюдения и записи в дневнике. Через пять лет вернулся в Англию, накопив небольшой капитал. Женившись, приобрел поместье. Однако долго жить без моря и странствий он уже не мог. Отправившись на Ямайку, примкнул к флибустьерам и быстро стал штурманом, ибо прекрасно знал морское дело.
Конечно, пиратам не было дела до других его знаний и талантов. А ведь Дампир превосходно знал латинский язык, изучил математику и ботанику. С детства он обладал любознательностью и наблюдательностью, получая, как он позже выразился, «особое наслаждение от наблюдения за растениями». Став флибустьером, Дампир в полной мере удовлетворил свою страсть к перемене мест и познанию природы.
Их группа решила повторить поход Моргана на Панаму. Однако испанцы, наученные горьким опытом, умело прятали драгоценности. Добыча у пиратов была скудной. Они вышли на Тихоокеанское побережье, захватывая корабли. Но и тут особых успехов не достигли.
В отличие от Моргана они не зверствовали (не потому ли не смогли разбогатеть?). Пытались заниматься вымогательством, но тоже не прибегая к крутым мерам, а ограничиваясь угрозами. Например, губернатору Панамы в ответ на его требование предъявить каперские удостоверения передали такое письмо:
«Наша компания еще не вся собралась, а когда соберется, мы навестим губернатора в Панаме и принесем удостоверения на дулах наших ружей, и он их прочтет при вспышках выстрелов».
Вот как охарактеризовал Дампир одного из флибустьерских капитанов Джона Кука (не путать с Джемсом, великим географом-мореплавателем): «Разумный, очень интеллигентный человек, несколько лет пробывший приватером (т. с. капером или корсаром)». Не слишком удачно попиратствовав на Тихоокеанском побережье, флибустьеры (их осталось всего сорок четыре человека) рискнули снова пересечь Панамский перешеек, уже с запада на восток. Путь был очень труден и опасен — через джунгли, горные гряды, долины и реки. Они бы заблудились и умерли с голоду, если бы индейцы не вывели их к берегу Карибского моря. Несмотря ни на что, Дампир сумел сохранить свои записи (он держал тетрадки в толстом стволе бамбука, залепленном с обоих концов воском). Недолго проплавав с флибустьерами, Дампир отправился в Виргинию, где приобрел табачную плантацию.
По странному стечению обстоятельств в тех краях объявился Джон Кук на судне «Месть» («Ревендж»). Встретив старого товарища, Дампир бросил плантацию и вновь вышел в море. Они отправились к африканскому берегу для захвата крупного корабля. Им попался сорокапушечник под голландским флагом. Голландцы были застигнуты врасплох и сдались. Корабль, отлично снаряженный для длительного плавания, теперь получил название «Услада Холостяка». О том, как они пиратствовали, Дампир не оставил свидетельских показаний, зато научный аспект нашел отражение в ряде записей о летающих рыбах, фламинго, особенностях Африканского побережья.
В Тихий океан они прошли не через Магелланов пролив, а обогнув мыс Горн. Неблагоприятные ветры отбросили их далеко на юг, до 60°30’ ю. ш.; по-видимому, этих широт еще не достигало ни одно судно. Отдохнув на необитаемом острове Хуан-Фернандес и встретившись с некоторыми коллегами по пиратству, они полтора года крейсировали вдоль западного побережья Южной Америки, захватывая корабли и совершая набеги на поселки. Богатой добычи не было: испанцы проявляли бдительность.
Дампир постоянно вел научные наблюдения. Он внимательно приглядывался и к природным объектам, и к быту и нравам местных жителей. Наиболее подробно проводил он ботанические наблюдения.
В тихоокеанских водах сошлись несколько пиратских кораблей.
Они готовились встретить испанский «серебряный галион». Однако наткнулись на военную флотилию. Дампир записал так: «Видя их, несущихся на нас на всех парусах, мы скрылись». Пиратская группа распалась. Дампир остался на «Сигните» («Молодом Лебеде») под командой капитана Свана.
Дампир предлагал идти на север искать легендарный проход в Атлантику. Свану тоже расхотелось разбойничать. Однако команда решила продолжать поиски удачи и пересечь Тихий океан. 31 марта 1686 года «Сигнит» и барк под началом капитана Тита отправились от мыса Корриентс в Мексике на запад. Плавание продолжалось 51 день. Это был переход через поистине водяную пустыню. Не встретили ни клочка земли, не видели ни рыб, ни птиц, погода была скверная. Наконец, когда на каждого в день уже приходилось лишь полкружки маиса и пара стаканов тухлой воды, они увидели остров Гуам.
Позже, в порыве пьяной откровенности, один из матросов сказал Дампиру, что они сговорились: если через два дня не будет земли, зажарить и съесть офицеров. По отношению к Дампиру это вряд ли имело бы смысл: настолько он был тощ (в отличие от капитана Свана).
Следующая остановка была на филиппинском острове Минданао. Оборванных, измученных пиратов ждал восторженный прием. Местные жители ненавидели испанцев и голландцев, стремились к дружбе с англичанами. Сван, пользуясь случаем, блаженствовал и наслаждался у султана. Возмущенная его беспечностью команда выбрала другого капитана и отправилась в плавание, оставив на берегу Свана и еще 36 человек команды.
Из-за неумелости нового капитана Рида пиратский корабль отнесло далеко на юг от намеченного маршрута. Им довелось стать первыми англичанами, попавшими к берегам Австралии (тогда ее называли Новой Голландией). Дампир провел здесь более двух месяцев, заходя достаточно далеко в глубь земель, потом названных его именем.
Вскоре Дампиру наскучила компания полупьяных головорезов. Он договорился, что останется на острове недалеко от Суматры. С матросом Холлом и четырьмя малайцами он отправился в плавание на каноэ. Это были дни постоянного напряжения и угрозы смерти. Лодчонку захлестывало волнами. На четвертые сутки им стало казаться, что гибель неминуема. «Я должен признаться, — написал бывалый пират, — что мое мужество, которое я до этого еще сохранял, покинуло меня».
Через пять дней они добрались до Аче. Дампир тяжело болел. Выздоровев, снова пошел в плавание. Наконец, устроился главным пушкарем в форте Ост-Индской компании на западном побережье Суматры. Но могли он долго оставаться на одном месте? Несмотря на запрет губернатора, весьма ценившего знающего пушкаря, он тайно бежал на английский корабль с мальчиком-рабом Джоли, украшенным оригинальной татуировкой.
В сентябре 1691 года Дампир завершил в Лондоне свою первую «кругосветку», продолжавшуюся двенадцать с половиной лет. Поначалу он зарабатывал на жизнь, демонстрируя почтеннейшей публике своего экзотического слугу. Но тот вскоре умер. Следующие пять лет Дампир обрабатывал свои дневники. Странный пират, вернувшийся из дальних странствий не с материальными, как Морган, а с интеллектуальными ценностями!
В 1697 году он издал свои записки под заголовком «Новое путешествие вокруг света». Вскоре получил должность в таможне. К его советам прислушивались, организуя английские колонии в Америке и снаряжая экспедиции для борьбы с пиратами.
Тем временем вышел новый том его записок. Дампир был представлен первому лорду Адмиралтейства графу Оксфордовскому, а затем и королю Вильгельму III. Зачисленный в королевский флот, он на корабле «Косуля» («Робак») в начале 1699 года вышел из Лондона, имея целью исследования в районе Новой Голландии. Была открыта группа островов (архипелаг Дампира), сделан еще ряд открытий. На обратном пути в Атлантическом океане корабль дал сильную течь, а у острова Вознесения стал тонуть. Дампир, лишенный личных вещей, сумел спасти записи научных наблюдений и гербарии.
Возвращение в Лондон стало для Дам-пира началом судейской тяжбы. Его обвинили в жестоком обращении с командой и в потере судна из-за неквалифицированного руководства. В действительности его главная не вина, а оплошность заключалась в недостаточно внимательном подборе экспедиции. Штурман оказался пьяницей, корабельный плотник — бездельником, а первый помощник — завистливым интриганом.
Этот первый помощник Фишер, немало лет служивший в королевском флоте, обвинил Дампира в некомпетентности и отмене его распоряжений. Дело было в том, что Фишер один раз хотел устроить порку провинившегося матроса, а в другой — собственноручно избил юнгу. Разбойник Дампир, которого Фишер попрекал пиратством, был настроен к матросу и юнге более снисходительно, чем кадровый офицер королевского флота. По-видимому, флибустьеры уважительнее относились к правам личности, чем моряки, состоящие на официальной службе. Но вот с военным офицерами не дозволялись такие «вольности», какие позволил себе Дампир: он погнался за Фишером с тростью, загнал в каюту и приказал арестовать, а на ближайшей стоянке отправил в тюрьму в кандалах, с тем, чтобы его оттуда доставили в Англию.
Военно-морским судом Дампир был признан виновным в оскорблении Фишера. Последовало увольнение со службы с выплатой крупной суммы штрафа. Обстоятельства складывались так, что ему, человеку научного склада ума, исследователю, поднявшемуся от пирата до академика, пришлось вновь становиться на зыбкий путь морского разбойника. Кстати, условия для этого сложились самые благоприятные в связи с очередным ухудшением отношений между Испанией и Англией. Война за испанское наследство началась в 1701 году. Тотчас встрепенулись каперы (приватиры), собираясь на разбойничий промысел в южные моря.
Дампиру предложили стать капитаном фрегата «Сент Джордж». Он получил патент, подписанный первым лордом Адмиралтейства, уплатив 2 тысячи фунтов стерлингов в залог «мирного и честного поведения офицеров и матросов». Было подчеркнуто, что капитан не получает жалованья. Легко догадаться, что труднейшее плавание не может осуществляться бесплатно, да еще «мирно и честно». За лукавыми формулировками скрывалось явное приглашение к разбою.
С командой ему опять не повезло. Вообще на подобного рода авантюры соглашается преимущественно всякий сброд. А тут еще представителем фирмы был некто Морган (тезка прославленного флибустьера) — подозрительный тип, уже побывавший буканьером, священником и полицейским, вносивший разлад в экипаж.
Они отправились в плавание в 1703 году вместе с галерой «Синк Порте». Без особого успеха курсировали вдоль берегов Бразилии. Затем взяли направление на юг, обогнули мыс Горн и вышли в Тихий океан. Отдых устроили на традиционных пиратских лужайках острова Хуан-Фернандес. Через три недели с усилившимся желанием обогатиться вышли в море.
Им улыбнулась удача: у чилийского берега встретилось французское судно «Сен Жозеф». Последующие события остаются не вполне ясными, ибо излагаются по-разному участниками нападения. Дампир уверяет, что все было бы прекрасно, если б испугавшиеся артиллеристы не убежали от пушек в укрытие. Два других английских офицера упрекают капитана в трусости и нерешительности. Пожалуй, они правы. Потому что через несколько недель «Сент Джордж» снова встретился с тем же кораблем. И опять из-за нерешительности Дампира абордаж не состоялся. Он отговаривался:
«Я знаю, где можно добыть все, не сражаясь».
Примерно то же сказал он еще дважды, когда, захватывая испанские корабли, даже не осматривал толком содержимое их трюмов. Ему достаточно было услышать клятвенное заверение капитана, что ничего ценного на борту нет. Правда, пронырливый Морган ухитрился стянуть с одного корабля сервиз.
Наконец, на Галапагосских островах — еще одном традиционном пристанище пиратов — Дампир сообщил команде свой замысел: разграбить город Санта-Мария, находящийся на Панамском перешейке. Там, по некоторым сведениям, были склады сокровищ, которые доставлялись из Перу.
«На всякого мудреца довольно простоты». Хотя в данном случае Дампир проявил не столько простоты, сколько непоследовательность и неразумие. Несмотря на огромный опыт, в пиратских делах он оказался бездарным руководителем (он привык выполнять обязанности штурмана, навигатора, наблюдателя, советника — и в этих случаях был на высоте). Ведь они слишком долго бороздили побережье Тихого океана, встретив (и не захватив) много судов. Слух об их прибытии распространился повсюду. Ни о каком внезапном нападении на богатый город не следовало даже мечтать. Недаром же пираты обычно не только захватывали и грабили корабли, но и выводили из строя, а то и топили. Тем самым сохранялось в тайне их пребывание в этих водах.
После долгих раздумий и колебаний Дам пир взял сто человек, повел их на лодках вверх по реке. Шел дождь, порох подмок, при стычках англичанам приходилось худо. В конце концов они попали в засаду и едва отбились. Выяснилось, что к Санта-Марии подошли 400 солдат. Дампир приказал двигаться обратно.
Команда была недовольна своим капитаном. Его неудачливость и беспомощность могли привести к бунту. Когда пираты, измученные, голодные и злые, вернулись на корабль, назревал серьезный конфликт.
На счастье Дампира был ниспослан провидением, как говаривали в те времена, испанский галион водоизмещением 500 тонн. Можно представить себе, какими хищными глазами смотрели пираты на вожделенную добычу, которая сама преспокойна шла к ним в когти.
Галион бросил якорь невдалеке от пиратов. Тотчас разбойники навели на него орудия и потребовали безоговорочной сдачи. Испанцы не сопротивлялись. Их товары — сахар, ткани, мука, бренди — перекочевали в утробу кораблей Дампира. Пираты разделили добычу. Морган, проявив устойчивость вкуса, и тут ухитрился стянуть сервиз.
Из корреспонденции, имеющейся на испанском галионе, Дампир узнал, что за ними охотятся два фрегата. И все-таки решил некоторое время оставаться в этих водах, поджидая манильский галион с серебром. А капитан второго судна «Синк Порте» Стрейдлинг проявил самостоятельность и направился к острову Хуан-Фернандес, где был оставлен запас продуктов.
Этот рейс оказался незаурядным. Он вошел в историю… мировой литературы. Дело в том, что квартирмейстером (заведующим хозяйством) на нем был моряк по фамилии Селкерк. И когда спрятанных припасов на острове не оказалось (их обнаружили и забрали французы), Стрейдлинг обрушился с проклятиями на своего квартирмейстера. Селкерк обиделся и сказал, что лучше остаться на необитаемом острове, чем на корабле с таким капитаном. И остался.
Добровольный ссыльный предполагал, что вскоре появится корабль Дампира. Но этого не произошло. И Селкерк превратился в Робинзона! Ведь образ Робинзона Крузо создан Даниэлем Дефо на основе приключений Селкерка.
Капитану Стрейдлингу не повезло. Он направился к островам Мапелла на встречу с Дампиром, но у того был другой маршрут. «Синк Порте» налетел на рифы и затонул. Команда оказалась на необитаемом острове. Их подобрали испанцы, доставили в Лиму, заковали в кандалы. Стрейдлинг был перевезен во Францию. Он пытался увлечь тюремщиков рассказами об одному ему известных островах сокровищ. Ему облегчили тюремный режим, надеясь выведать тайну. Воспользовавшись этим, он бежал.
Тем временем Дампир в ожидании царской добычи грабил мелкие суда. Наконец желанный день настал. 6 декабря 1704 года они увидели огромный галион. Он шел своим курсом, не обращая внимания на неказистого «Сент Джорджа».
Они сблизились на расстояние орудийного выстрела. Пора было подавать сигнал к атаке. Но Дампир медлил. В команде начались споры. Кто-то выстрелил в галион. Там подняли тревогу и открыли стрельбу из тяжелых орудий. Ядра англичан не причиняли великану серьезного вреда. А вот от его прицельного залпа «Сент Джордж» разлетелся бы вдребезги. Пришлось трубить отбой и бежать с поля боя.
Очередной провал и крушение надежд на обогащение вызвали открытое недовольство команды. Морган и некоторые другие офицеры решили действовать самостоятельно. Разделились и матросы. Меньшинство осталось с Дампиром. 35 человек ушли на захваченном судне «Дракон».
В поисках удачи эти «отщепенцы» пересекли Тихий океан и подошли к Молуккским островам. Их взяли в плен голландцы и посадили за пиратство в тюрьму. Им грозила виселица. Но когда на допросе выяснилось, что они плавали под командованием Дампира, голландцы выказали к ним уважение и предложили места на своих кораблях. Вот как высоко ценились мореходные знания Дампира! Действительно, его карты и описания южных морей были великолепны.
С остатком команды он привел в порядок «Сент Джорджа» и стал готовиться к возвращению на родину. Теперь надо было сколотить хотя бы какой-то капитал: нельзя же прибыть в Англию бедняками. Они напали на городок Пуну и разграбили его. Затем захватили испанскую бригантину. Дампир был храбр и решителен. Возможно, иной раз он терялся или излишне осторожничал. Но, судя по всему, главной причиной его прежних неудач был разлад в отряде. Как только они стали хотя и небольшим, но сплоченным коллективом, их капитан блестяще осуществил труднейшие набеги.
В Батавии их арестовали по обвинению в пиратстве: у Дампира, как выяснилось, выкрали патент те, кто «откололся» от него (может быть специалист по сервизам Морган). Но когда власти удостоверились, что у них действительно находится знаменитый мореплаватель, его отпустили. В конце 1707 года он завершил вторую «кругосветку», вернувшись в Лондон.
На родине ему пришлось несладко. Были изданы две книжки офицеров, находившихся в свое время под его командованием, с нелестными характеристиками Дампира как человека и капитана.
Судовладельцы затеяли тяжбу, обвиняя его в укрытии части захваченных ценностей. Неудивительно, что Дампир согласился на предложение бристольского купца Томаса Голени возглавить новое кругосветное плавание. Целый ряд богатых, а то и знатных людей предложили внести свою долю в финансирование экспедиции. Не было отбоя от желающих принять в ней участие.
Объясняется все это, конечно же, не страстной любовью людей к путешествиям и стремлением поощрять исследования. В Западной Европе торжествовал капитализм с его жаждой наживы и лицемерием. Пиратство, приобретшее в Англии государственные формы, давало колоссальные доходы. Его лукаво называли «приватирством».
Королева Анна издала декрет, поощряющий этот, как тогда говорили, «сладкий промысел». Она отказывалась от королевской доли в награбленном (правда, немалую часть по-прежнему получал первый лорд Адмиралтейства Георг Датский, ее супруг). Служба в британском флоте с возможностями приватирства становилась весьма доходным занятием и привлекла многих активных молодых людей. Богачи охотно вкладывали свои капиталы в прива-тирство, сулившее высокие прибыли. Тем самым, пожалуй, были заложены прочные кадровые и экономические основы британского флота.
Итак, Дампир, которому исполнилось 56 лет, стал штурманом экспедиции. В ней участвовали два сравнительно небольших судна: «Георг» («Дюк») и «Герцогиня» («Датчис»), которыми командовали соответственно Роджерс Вудс и Стефан Кортин. Несмотря на жестокую дисциплину (или из-за нее), при переходе через Атлантику часть команды взбунтовалась. Мятеж был подавлен. Обошлось без кровопролития.
Наступление 1709 года праздновали у мыса Горн, согреваясь горячим пуншем. Обогнув мыс, направились к необитаемому острову Хуан-Фернандес. Неожиданно увидели столб дыма на берегу. Посланная на остров галера вернулась с обросшим диким человеком, одетым в самодельный наряд из козьих шкур.
Дампир узнал его: это был Александр Селкерк! Он провел в одиночестве почти четыре года. На родном языке изъяснялся с трудом. Все это время ему доводилось только петь псалмы и читать Библию. По его словам, он стал лучшим христианином, чем был раньше. Оставаясь наедине с природой и собственной душой, он ощущал присутствие Всевышнего — в мире вокруг и в себе самом. (Позже, живя в Англии, он признавался, что пребывание на острове было самой счастливой порой в его жизни.)
Дампир сказал Вудсу, что Селкерк был лучшим моряком на «Синк Портсе». С такой рекомендацией Селкерка приняли офицером на «Дюк». Характеристику, данную Дампиром, он вполне оправдал в ходе экспедиции, а также позже, став в конце концов помощником капитана военного корабля (он умер в плавании у берегов Африки в 1721 году, когда уже вышла книга о Робинзоне Крузо).
Захватив два испанских судна, экспедиция Дампира перешла к реализации его заветных целей: захвату богатого города и манильского галиона. В качестве первого объекта избрали крупный эквадорский город Гуаякиль.
Однако из перехваченной почты выяснилось, что губернатор Гуаякиля уже предупрежден о возможном нападении пиратов. Жители готовились к отпору, подступы к городу охраняли солдаты. И все-таки англичане решились на операцию. Предварительно стали веста переговоры с губернатором, запугивая его и вымогая выкуп в 100 тысяч фунтов стерлингов. Торг продолжался почти две недели. Терпение англичан лопнуло, и они пошли на штурм. Им удалось захватить порт и окраины, взять пленных. После этого вновь продолжали торг с губернатором. В конце концов пираты получили 51 тыс. фунтов стерлингов и много товаров.
Отдохнув, они вышли встречать манильский галион. Встретился сорокапушечный фрегат. Его захватили после жестокого боя, где оборонявшиеся потеряли девять, а нападавшие двадцать человек. Вудс получил серьезное ранение в челюсть. Единственным утешением было то, что им достался хороший корабль с ценными товарами.
И вот они увидели манильский галион — мечту всех пиратов. Начался бой подвижных небольших судов с великаном. Их выстрелы почти не причиняли ему вреда. Пришлось бесславно выходить из боя.
Возвращались на родину неспешно. В Англии прошел слух, что им удалось разграбить «золотой» галион. Опасаясь пиратов (!), правительство выслало им навстречу военные корабли. 14 октября 1711 года они вошли в Темзу. Только вот особенных ценностей у них не было. Дампир, например, оставшиеся четыре года жизни провел отнюдь не в роскоши и умер в марте 1715 года, имея долги. Место его захоронения неизвестно.
Дампир проявил свои таланты как мореплаватель, пират, ученый и писатель-натуралист. Во всех этих областях деятельности у него имеются выдающиеся достижения. Хотя не везде они одинаково велики и бесспорны. Он был одним из величайших мореплавателей: трижды пересекал Мировой океан в очень непростых условиях, на разных, преимущественно ненадежных кораблях, нередко с боями, порой в неведомых водах.
Писатель-натуралист Дампир пользовался широкой и заслуженной популярностью. А вот о его научных открытиях мнения ученых расходятся. Например, его соотечественник английский историк науки Дж. Бейкер сделал такой вывод: «Путешествия Дампьера мало что дали географической науке. Как и голландские исследователи, он посетил лишь бесплодные части Австралии. Все, что Дампьер говорил в ее пользу, носило отвлеченный характер, все, о чем он докладывал, как очевидец, звучало совершенно бесперспективно, и потому неудивительно, что за его путешествиями не последовали новые.
Отсюда следовало бы сделать вывод, что Дампьер (Дампир) совершил нечто подобное «географическому закрытию», отвратив исследователей от новооткрытого континента».
Однако странно слышать от современных ученых (Бейкер тут не одинок) упреки первооткрывателю Дампиру в том, что он предельно точно описал природные условия и население данной территории. Конечно, в принципе он мог бы по примеру некоторых путешественников сочинить легенду о новом Эльдорадо. Но уж если он поступил в соответствии с правилами, принятыми в науке, то это следовало бы вменить ему в заслугу. Не случайно на карте мира есть архипелаг, земля, два пролива, носящие имя этого пирата.
Наиболее трудно охарактеризовать его как морского разбойника. Складывается впечатление, что грозная слава пирата Дампира, гремевшая на акваториях многих морей и океанов, была существенно преувеличена. Возможно, он действительно был нерешителен для ремесла грабителя. Или у него недоставало жажды материальных богатств. Все это, конечно же, следовало бы отнести к его достоинствам, если для него первостепенное значение имели духовные ценности, стремление к познанию неведомого, понимание ничтожности идеалов материального благосостояния.
САМАЯ ЦЕННАЯ ГОЛОВА
На плечах у него покоилось целое состояние, оцененная в одну тысячу фунтов стерлингов (для конца XVII века это было не меньше, чем ныне миллион долларов). А захваченные им драгоценности превышали эту сумму во много раз. Не случайно ему были посвящены пьеса «Пират-счастливчик», а также роман Дефо «Жизнь и приключения славного капитана Синглтона».
Известен он был под кличкой Долговязый Бен и фамилией Эври. Родился он в Плимуте в семье капитана торгового флота Бриджмена. Став пиратом, чтобы не запятнать честное имя отца, назвался «Эври», что означает «всякий», «каждый». Возможно, он хотел этим подчеркнуть, что любой на его месте поступил бы так же, как он, или что ему не хотелось бы выделяться из общей массы (вспомним, хитроумный Одиссей представился Полифему как некто по имени «Никто»; то же означает и псевдоним славного капитана Немо у Жюля Верна).
Джон Бриджмен, прежде чем превратиться в Эври, честно поднимался по служебной лестнице: юнга, матрос, помощник капитана на торговых судах и, наконец, молодой капитан. В 1694 году его зачислили помощником капитана на английский фрегат, входивший в эскадру, предназначавшуюся для борьбы с французскими корсарами. Испанские власти, в распоряжении которых находилась эскадра, задерживали жалованье английским матросам. Ате все громче выражали свое недовольство.
Джон Бриджмен, несмотря на молодость, успел уже убедиться, что романтика мореплавания воспевается только для того, чтобы приманивать доверчивых юношей к этой тяжелой, изнурительной и опасной профессии. Иное дело — пиратство, где есть хотя бы надежда разбогатеть и обеспечить себе спокойную жизнь на берегу.
Подговорив команду, Долговязый Бен вошел в каюту капитана Гибсона с предложением заняться самостоятельным пиратским промыслом. Честный капитан решительно отказался. Он был арестован.
На соседнем корабле «Джемс» заподозрили неладное. Снарядив шлюпку с вооруженными матросами, отправили ее на мятежный фрегат. Но, как часто бывает в подобных ситуациях, прибывшие, вместо того чтобы стрелять в бунтовщиков, присоединились к ним. Капитану Гибсону и нескольким офицерам, отказавшимся стать пиратами, была предоставлена шлюпка. Фрегат поднял якорь и направился в открытое море. Теперь он назывался «Причуда» и находился под командованием капитана Эври.
Надо заметить, что Долговязый Бен был вовсе не «всяким». Он отличался от большинства пиратов продуманностью действий и благородством (насколько это возможно для данного ремесла), хотя к «цветным» пленникам относился, по обычаям того времени, жестоко.
В поисках добычи они отправились в Индийский океан. Поначалу попытались заняться работорговлей, промышляя у берегов Новой Гвинеи. Но это дело оказалось слишком хлопотным, да и поставлено оно было почти как государственное предприятие. К тому же их фрегат был приспособлен не для перевозки «живого товара», а для боевых действий. Им даже незачем было расстреливать купеческие суда. Достаточно подойти вплотную и продемонстрировать свою артиллерию.
Джон Эври отлично использовал метод психического воздействия. Так, для пополнения запасов продовольствия «Причуда» подошла к небольшому португальскому поселку на одном из Канарских островов. Пираты высадили десант, дали орудийный залп. Был поздний вечер. Пираты бросились в атаку.
Португальцы, застигнутые врасплох и напуганные стрельбой (а это была психическая атака, не причинившая им никакого вреда), тут же сдались на милость победителей. Вскоре выяснилось, что им и нечего было защищать, запасы продовольствия в поселке были невелики.
Эври прибег к испытанному средству: взял в качестве заложников несколько наиболее влиятельных граждан и предложил через три дня доставить требуемый провиант из соседних селений на борт его корабля. В противном случае заложников ожидала казнь.
Требование пиратов было выполнено. «Причуда» продолжила свое плавание. Не прошло и месяца, как они распотрошили три английских корабля с шелками, слоновой костью, золотом и серебром. Пираты уверовали в счастливую звезду Эври.
Обогнув мыс Доброй Надежды, «Причуда» достигла Мадагаскара — пристанища пиратов. Прибытие удачливых коллег было встречено не только с восторгом, но и с завистью. Говорят, один из матерых морских волков похвалялся в тавернах, что при случае проучит этого щенка и отрежет ему уши. Эври решил не лишать уважаемого пирата такого удовольствия и вызвал его на дуэль. При стечении разбойников поединок состоялся. Победил Долговязый Бен. Теперь его авторитет поднялся до небывалых высот.
Из Мадагаскара пираты совершали рейсы преимущественно в Красное море. По некоторым данным, летом 1695 года там курсировало шесть разбойничьих кораблей. Несмотря на то, что среди капитанов были известные пираты Мей, Фарелл и Уэйк, Эври вполне вписался в этот ряд. Хотя обзавестись большими ценностями при такой конкуренции было трудно.
Эври, обладатель самого крупного пиратского корабля, с полным правом мог претендовать на богатую добычу. Ее-то он и поджидал, время от времени захватывая небольшие суда или совершая нападения на приморские поселки, чтобы запастись провиантом.
Наконец ему попалась поистине царская добыча под соблазнительным именем «Великое Сокровище». Это крупное судно принадлежало одному из богатейших людей мира — Великому Моголу Аурангзебу. У Эври были сведения, что оно находится в арабском порту Мекка, ожидая сановных индийцев-мусульман, возвращающихся после паломничества по святым местам.
Эври не остановило то, что «Великое Сокровище» шло в составе эскадры из шести военных кораблей. «Причуда» набросилась на крупную добычу. Меткими залпами пираты сбили мачты, сблизились, стреляя из ружей, и пошли на абордаж. Серьезного сопротивления не было, корабль захватили быстро.
Связав пленных и оставив на судне группу своих людей, Эври двинулся навстречу кораблям конвоя. При виде крупного фрегата, поднявшего пиратский флаг, они поспешили ретироваться.
«Причуда» развернулась и направилась к оставленному трофею. Но тут потемнело небо и грянул шторм. Он продолжался всю ночь, вымотав команду и капитана. А когда под утро ураган начал стихать, с «Причуды» увидели, что их несет прямо на пенистые рифы. Потребовались отчаянные усилия, чтобы спасти свои загубленные преступлениями души.
Избегнув опасности, они отошли подальше от опасного берега. И вдруг из нагромождения туч пробились лучи солнца, осветив на горизонте… «Великое Сокровище»!
Но там, как вскоре выяснилось, находилось, помимо груды золота и драгоценностей, самое дорогое и любимое сокровище Великого Могола — его юная красавица дочь…
Признаться, трудно поверить, что все произошло так, как рассказывают пиратские хроники. Очень уж это походит на сказку, на осуществление заветнейших мечтаний всех разбойников: захватить сундуки с драгоценностями, да еще прекрасную принцессу в придачу. (В действительности, как мы знаем, даже богатая добыча не шла им впрок, что же касается женщин, то они их либо насиловали, либо довольствовались продажной любовью портовых красавиц.)
Но как бы то ни было, а у одного из многих тысяч пиратов могла, конечно, воплотиться в реальность сокровенная мечта. Жизнь порой преподносит самые немыслимые сюрпризы (в сущности, сама жизнь есть невероятное явление).
Итак, предоставим слово польскому историку Яцеку Маховскому: «Принцесса свежая и улыбающаяся, словно ужасные переживания предыдущего дня и ночи ее вообще не коснулись, приняла его с истинно королевским достоинством.
Между молодыми людьми завязалась дружба, которая за время длительного путешествия перешла в пылкую любовь. После прибытия на Мадагаскар Джон Эври и индийская принцесса объявили о своем намерении пожениться. Придворные сановники Великого Могола страшно возмутились, но Эври обещал им даровать свободу, если они подпишут как свидетели акт о его бракосочетании с принцессой. Протестантский пастор, по странной случайности оказавшийся среди пиратов, соблазненный огромной суммой денег, согласился освятить союз.
В соответствии с обещанием Эври освободил пленников и даже позаботился об их доставке в Индию. Однако несмотря на горячую любовь к жене, пират не питал ни малейшего желания вернуть тестю захваченные суда и драгоценности, решив, что приданое, которое он завоевал, не так уж велико для дочери императора».
В другой книге сказано коротко: «Однажды Эври захватил караван судов, принадлежащих Великому Моголу, взял в плен его дочку (или внучку) и, по преданию, женился».
Еще один вариант произошедшего изложил И. В. Можейко: «Великое Сокровище» не нуждалось в конвое, ибо имело 80 орудий, хотя и меньшего калибра, чем у «Причуды». После первого залпа одна из пушек индийского корабля взорвалась, убив и ранив много матросов и вызвав панику. В рукопашном бою пираты вряд ли добились бы успеха (им противостояло около четырехсот солдат и матросов), если бы не трусость капитана «Великого Сокровища», спрятавшегося в своей каюте. Многие офицеры последовали его примеру. Возможно, они старались основательно запрятать свои личные ценности.
Никакие ухищрения им не помогли. Грабеж «Великого Сокровища» длился целую неделю. Были тщательно обысканы все возможные тайники. Богатых индийцев пытали. Обезумевшие пираты пьянствовали и забавлялись с женщинами, многие из которых от позора и бесчестия бросались в море» (Ни о какой принцессе и женитьбе Эври этот автор даже не упоминает.)
Какую бы версию происшедшего «ограбления века» ни принять, одно остается бесспорным: прибытие в Суратскую бухту покалеченного, растерзанного «Великого Сокровища» с израненными и мертвыми, потерявшего в пучине знатных паломниц вызвало взрыв негодования и ярости. Раздались призывы объявить англичанам священную войну. Последовали жесткие санкции против европейских купцов, прежде всего английских.
А Джон Эври осенью 1695 года прибыл на Багамские острова, за взятку получил разрешение губернатора на продажу захваченных товаров, разделил полученную сумму среди команды и негласно отправился сначала в Америку, а затем на родину.
Однако в Англии уже были даны указания арестовать капитана Эври и всех соучастников его пиратских деяний. Несколько человек из его команды было поймано. Самого главного преступника обнаружить так и не удалось.
Судя по тому, что в подобных документах не упоминается никакая индийская принцесса, складывается впечатление, что история о ней — выдумка. Ну а судьба Эври так и осталась невыясненной.
Я. Маховский, сторонник романтической версии, высказывает такое предположение: «Попытавшись реализовать в Дублине часть награбленных драгоценностей, Эври вызвал подозрение у купцов; ему вновь пришлось менять фамилию и место жительства. На этот раз он переехал в Англию, в свой родной Девон, где в местечке Байдефорд один из его прежних друзей взялся посредничать в продаже драгоценностей. Эври напал, однако, на шайку лондонских мошенников, которые, вручив ему небольшой задаток, обещали выплатить остальную сумму позднее. Несмотря на многократные напоминания, Джону так и не удалось взыскать причитавшиеся ему деньги. А обратиться в суд он по понятным причинам не мог.
Несколько лет спустя Джон Эври умер в крайней нужде, проклиная час, когда решился вступить на путь честной жизни».
Мораль сей «басни» очевидна: даже ужасный и удачливый пират пасует перед хищным оскалом «акул капитализма». Быть может, так оно и было. Но все-таки более правдоподобно выглядит мнение И. В. Можейко: «Эта история слишком литературна, чтобы быть правдой». Ее рассказал некий капитан Джонсон, совершенно не претендуя на документальную точность. Откуда могли стать известны подробности пребывания Эври в Ирландии и Англии? И куда делась сказочная принцесса, к судьбе которой Я. Маховский как-то сразу потерял интерес?
Никаких официальных или подтвержденных документами сообщений о «послепиратской» жизни Джона Эври не существует. Имея на руках огромное богатство, он, возможно, сумел оградить себя от карающего меча Фемиды (тем более если она склонна время от времени откладывать меч, чтобы забрать взятку). Хотя, зная о грозящей смертной казни, он вряд ли рискнул бы возвращаться на родину, к которой не испытывал вроде бы непреодолимой любви.
За его голову английское правительство установило огромную цену — 600 фунтов стерлингов, торговцы добавили еще столько же. Однако она так и не была востребована.
Каковы были последние годы (месяцы, дни) Джона Эври с того момента, как он покинул Багамские острова, остается невыясненным.
Ему трудно было «раствориться в толпе». Многие знали его в лицо или по приметам. По-видимому, его упорно искали агенты Великого Могола. Вполне вероятно, что он со своими сокровищами очень привлекал, прежде всего, пиратов За ним могли организовать слежку, стремясь его ограбить или убить, завладев огромным богатством.
…Там, где заканчиваются факты, открывается обширное раздолье для фантазии: с погонями, покушениями, схватками, убийствами, «черной меткой» и прочими атрибутами приключенческих романов о пиратах.
Читателю предоставляется возможность завершить эту историю по своему усмотрению.
ТАЙНА КАПИТАНА КИДДА
Капитан Кидд (рисунок XVIII века)
В начале XVIII века английские пираты хозяйничали в разных акваториях Мирового океана. Эти «официальные разбойники» уже начинали приносить государству больше вреда, чем пользы.
Во времена славной королевы Елизаветы каперы, числящиеся у нее на службе, существенно пополняли государственную казну и личные капиталы многих знатных и влиятельных вельмож. Вдобавок ослаблялось могущество держав-конкурентов.
С развитием капитализма, появлением заморских колоний и зависимых стран экономика Британской империи все более зависела от международной торговли. А ее-то и подрывали действия пиратов. Мировой океан из конца в конец стали пересекать товаро-пассажирские маршруты. Складывалась всепланетная система транспортных коммуникаций. Она имела особо важное значение для стран, вступивших на капиталистический путь.
Торговля была одним из наиболее верных и выгодных способов приумножения капитала. Транспортные системы Мирового океана наибольшую выгоду приносили жителям Англии — страны островной, традиционно связанной с морем и одной из первых в мире ставшей капиталистической.
Конечно, о полном отказе от приватирства никто еще не помышлял. Но следовало поставить его в строгие рамки. А то ведь каперы сплошь и рядом вели себя как настоящие разбойники. Завидя богатую добычу, они редко задумывались о гражданстве ее хозяев.
Английские пираты бороздили воды всех океанов. И когда эта страна в конце XVII века объявила войну пиратству, трудно было определить, сколько в таких заявлениях подлинного желания навести порядок в морской торговле, а сколько лукавства и лицемерия. Известно, что сообщники грабителей нередко громче других кричат «держи вора!»
Многим вельможным англичанам более всего хотелось, чтобы морская торговля крепла и расширялась, но при этом вдобавок продолжался доходный промысел приватиров, не забывающих своих покровителей. Такие противоречивые устремления представителей власти и капитала приводили к острым конфликтам. Жертвами их становились, как обычно бывает, не главари, а исполнители.
Такое долгое предисловие к рассказу о Уильяме Кидде вызвано тем, что до сих пор нельзя с уверенностью сказать, кем же он является в действительности: кровожадным и грозным пиратом, прототипом капитана Флинта из бессмертного «Острова сокровищ», или честным приватиром, пытавшимся бороться с пиратством и павшим жертвой коварного заговора настоящих государственных преступников.
Что это был за человек? По наиболее популярной версии, отличный моряк, отважный и хитрый разбойник без чести и совести. Официальные сведения о его деяниях скупы, ибо он тщательно скрывал все следы преступлений. Как утверждали его обвинители, захватив — в бою или хитростью — судно, он приказывал уничтожить всех свидетелей. Ограбленный корабль сжигал. Судно и люди считались пропавшими без вести. Свою команду он прочно повязал преступлениями. Каждый из его людей имел на совести (которой не было) несколько невинных жертв. Но даже среди кровожадных головорезов Кидд стоял особняком.
Эти убийцы, презревшие заветы Бога и готовые отправиться на вечные муки в ад, боялись на всем белом свете только своего неистового капитана. Они не смели даже составить заговор и свергнуть или убить его: среди команды у него было много добровольных доносчиков. Каждый, кто осмеливался посягнуть на капитана Кидда, мог считать себя трупом.
Он забирал себе львиную долю добычи. Находились матросы, которые высказывали недовольство таким своеволием. Вскоре эти люди исчезали без следа.
У него было обыкновение прятать награбленные драгоценности в сундуки. Когда заполнялся очередной сундук, Уильям Кидд во время остановки на каком-нибудь необитаемом острове выбирал двух матросов и вместе с ними отправлялся его прятать. Возвращался Кидд один. Он умел выхватить пистолет и выстрелить, метнуть нож и рубануть саблей раньше своих противников.
Был у него один излюбленный остров. Называли его «Островом скелетов». Там он спрятал несколько сундуков. Однажды его сопровождали четыре пирата вместе с помощником капитана. Один разбойник остался лежать в яме рядом с сокровищами. Трое других по очереди были убиты, а трупы распяты на деревьях таким образом, чтобы служить указателями направления к кладу. Последним украсил эту коллекцию помощник — на опушке леса на морском берегу. Кидд, как обычно, вернулся на корабль один. С той поры от тел остались только скелеты в истлевшей одежде. Клад не обнаружен и поныне…
Что в этих историях правда, а что порождение фантазии? Трудно сказать. Возможно, все это — выдумки, не имеющие ничего общего с настоящим капитаном Киддом.
Достоверно известно, что в мае 1696 года из Англии к берегам Америки был отправлен корабль «Приключение» («Эдвенчер»). Перед ним стояла задача: уничтожать пиратов и осуществлять каперские реквизиции французских судов и товаров. Финансировали экспедицию государственный канцлер, морской министр, министр иностранных дел, министр юстиции герцог Шрусбери, генерал-губернатор Новой Англии Белламонт.
Почему столь важные персоны вкладывали свои деньги в данное предприятие? Ясно одно: они рассчитывали на высокую прибыль и полностью доверяли капитану «Приключения» Уильяму Кидду. Борьба с пиратами не могла быть главным занятием для Кидда и его команды. Во-первых, они не имели права рисковать вложенными в экспедицию капиталами. Во-вторых, участники плавания не получали никакого жалованья. Этот пункт договора явно подразумевал «самообеспечение» посредством разбоя. В-третьих, «Приключение» вовсе не было мощным военным кораблем: тридцатипушечная галера средних размеров.
Возможно, данная экспедиция носила преимущественно политический характер. Она демонстрировала решительную реакцию правящей партии аристократов (вигов) на бесчинства пиратов, в частности Эври. Хотя пятидесятипушечный фрегат последнего мог бы парой залпов разнести «Приключение» в щепки. Не случайно, конечно, капитаном назначили Уильяма Кидда. Он был другом графа Белламонта и имел хорошую репутацию.
Год его рождения точно не известен (предположительно — 1645). Его отец — пастор-кальвинист из Гринока — дал сыну хорошее образование. Уильяма завораживала морская романтика. Он ушел в плавание простым матросом.
Лихости, мужества и упорства ему было не занимать. Через некоторое время он стал офицером, а затем взошел на капитанский мостик. Проведя несколько успешных «приватизаций», главным образом имущества французов, он разбогател и стал владельцем нескольких торговых судов. Его семья жила в Нью-Йорке в роскошном особняке.
Трудно сказать, почему Кидд согласился возглавить данную экспедицию. Во всяком случае, первые его действия не давали никаких поводов усомниться в его честности. На пути из Плимута в Нью-Йорк он, захватив небольшое французское судно, вернулся обратно, чтобы доставить трофей и получить положенную часть добычи.
Добравшись до Нью-Йорка, он завершил снаряжение экспедиции, доведя численность команды до 155 человек. В последующем Кидду вменили в вину то, что он набрал преимущественно бандитов. Очень подозрительная наивность обвинителей. Ведь не секрет, что подавляющее большинство опытных моряков той эпохи, временно застрявших в портах, были связаны с пиратством.
В сентябре 1696 года «Приключение» покинуло нью-йоркский порт. Дальнейшие события остаются в значительной степени невыясненными. Толкуют их исследователи по-разному. Не исключено, что Кидд вовсе не имел намерений становиться пиратом. Однако после того как плавание в американских водах не принесло никакой добычи, команда могла поставить перед капитаном жесткое требование: отправиться в более благоприятные для пиратства воды и раздобыть зарплату.
Так или иначе, а несколько месяцев о «Приключении» не было никаких известий. Неожиданно его встретила английская военная эскадра у юго-западного побережья Африки. «Приключение» попыталось скрыться, но было настигнуто двумя военными кораблями. Командир отряда адмирал Уоррен пригласил капитана Кидда на борт своего корабля, предложил присоединиться к его эскадре и передать половину команды для замены тех, кто заболел цингой.
Уильям Кидд без энтузиазма воспринял предложение Уоррена и через шесть дней, воспользовавшись штилем, на веслах отделился от эскадры. Обогнув мыс Доброй Надежды, он направился к Мадагаскару. Однако местные пираты от него не пострадали. Из Мозамбикского пролива он, добыв провиант грабежом прибрежного населения, отправился в северо-западную часть Индийского океана.
Были ли у него здесь столкновения с пиратами, неизвестно. А вот на торговое индийское судно он попытался напасть, но был отогнан английским фрегатом. Некоторым утешением для Кидда стал захват бригантины «Мери», принадлежавшей индийскому купцу.
В команде «Приключения» царил разброд. Многие были настроены решительно: надо грабить всех подряд, не считаясь с государственными интересами; ведь государство о них не заботится! Позже, на суде, Кидд утверждал, что на борту начался бунт. Им встретился корабль под голландским флагом союзника Англии. Часть команды потребовала захватить «голландца». Капитан (по его словам) воспротивился этому. Последовала его стычка с руководителем смутьянов пушкарем Муром. (Согласно другой версии, Мур был помощником капитана, заявившим, что тот погубил всю команду.)
Острая дискуссия завершилась победой Кидда. Схватив бочонок, он раскроил череп оппоненту. Бунт на борту был подавлен. (По другой версии, за убийство невиновного помощника-пушкаря капитан уготовил себе петлю на шею.)
Что случилось далее, никто не знает. Возможно, Кидд продолжал разбойничать. Более вероятно, что команда едва сводила концы с концами, не имея большой наживы. Не исключено, что Кидд старался выполнять свои обязательства в соответствии с полученными инструкциями. Однако к этому времени король Вильгельм III аннулировал его каперское свидетельство. Капитанам английских судов предписывалось арестовать и доставить в Лондон Уильяма Кидда.
Что оставалось делать капитану, которого власти сочли пиратом? Действовать согласно древнему правилу: мелкие мухи запутываются в паутине, а крупный жук ее прорывает, мелкие нарушители попадают в сети законов, в крупные их минуют. В Англии немало махровых морских разбойников ухитрились избежать наказания или даже получили награды.
Уильям Кидд принял решение поджидать богатую добычу. Команда роптала, требуя решительных действий против торговых судов любой страны — была бы нажива. Им попался французский корабль «Рупарель». Его взяли на абордаж, отвели на Мадагаскар, продали груз и разделили по уговору. Наиболее буйная часть команды перешла на «Рупарель» и самостоятельно занялась пиратством.
Кидд отправился на север и на трассе Бенгалия — Сурат перехватил корабль «Ке-дахский Купец» (принадлежавший группе армянских негоциантов), где капитаном был англичанин, а офицерами — французы и голландцы. По-видимому, корабль имел французский пропуск; в таком случае Кидд по праву завладел добычей.
Никаких особых богатств на «Кедахском Купце» не было: только груз мануфактуры общей стоимостью 10 000 фунтов стерлингов. По тем временам сумма немалая, но при дележе на всех заинтересованных лиц получалось, что не слишком большая. Кидд был доволен, рассчитывая, что сможет откупиться от британского правосудия. В июле 1699 года он вернулся в Нью-Йорк и передал все документы и ценности генерал-губернатору. Кидда взяли под стражу.
…Кем бы ни был он в действительности — кровожадным пиратом или честным приватиром, — обстоятельства складывались для него чрезвычайно неблагоприятно. Ограбленные им армянские негоцианты пользовались на Востоке большим уважением. Вообще честные торговцы там почитались. А тут едва затихла волна возмущения, вызванная «ограблением века», учиненным Эври, как прогремело преступление Кидда. Влиятельнейший индийский владыка Великий Могол был разгневан. Возникли реальные угрозы для всей европейской торговли в Южной и Юго-Восточной Азии. Англичанам пришлось выплатить владельцам «Кедахского Купца» большую часть стоимости похищенных товаров; были оштрафованы также французы и голландцы как пособники морского разбоя. Индийские власти наложили ограничения на торговлю с этими странами.
Капитан Кидд оказался в центре острого международного конфликта. Конечно, бывали и более крутые скандалы, чреватые войнами (скажем, после кругосветного вояжа Дрейка). Однако теперь настали другие времена. Да и внутреннее положение Англии не отличалось стабильностью. Власть аристократов пошатнулась, авторитет их шел на убыль, а тут еще этот злосчастный Кидд…
Историк И. В. Можейко пишет так: «Существует… вполне реальная версия о том, что Кидд, отправляясь к нью-йоркскому губернатору, не чувствовал никакой вины перед синдикатом. А это могло произойти в том случае, если он передал Белламонту долю, причитающуюся пайщикам. Это объясняет также и дальнейшие события: ведь после того как Кидда вытребовали в Лондон, он провел еще год в Ньюгейтской тюрьме, то есть прошло почти два года, прежде чем начался суд. Силы, которые пытались вызволить Кидда из тюрьмы, были весьма влиятельны… Когда в палате общин оппозиция потребовала суда над пайщиками «Приключения», пришлось пожертвовать Киддом — он стал костью, которую бросили оппозиционерам».
О суде над Киддом также нет единого мнения. Власть имущие сделали все возможное для защиты своих интересов. По-видимому, они убедили Кидда свидетельствовать порой вопреки личным интересам и непредвзятой истине ради того, чтобы выгородить вельможных поделикатнее. В конце марта 1701 года капитан Кидд держал ответ перед палатой общин. Ему пришлось прежде всего опровергать обвинение в преднамеренном убийстве гражданина Англии Мура. Двое из одиннадцати арестованных членов его команды согласились давать свидетельские показания на стороне обвинения. Этим они спасали свои жизни. Вряд ли в таких условиях свидетели осмелились бы утверждать нечто противоречащее мнению прокурора.
Кидда признали виновным в преднамеренном убийстве. Это означало смертный приговор.
Следующий пункт обвинения — разбойное нападение на «Кедахского Купца». По словам Кидда, корабль имел французский пропуск, следовательно, нападение на него предусматривалось каперской лицензией. Однако пропуск этот не фигурировал в качестве вещественного доказательства. Как утверждал Кидд, он был передан вместе с другими документами лорду Белламонту. Но лорд уверял, будто этой бумаги у него нет.
Складывается впечатление, что, по крайней мере в данном случае, Кидд говорил правду. Он представил свидетелей, которые клятвенно заверили, что видели этот пропуск. А на соответствующий вопрос, заданный армянскому негоцианту, представлявшему интересы потерпевших, тот ответил, что не знает, как были оформлены судовые документы. Тем не менее и здесь Кидда признали виновным.
12 мая 1701 года капитан Уильям Кидд и шесть пиратов из команды «Приключения» были повешены в Лондоне.
На этом его история не заканчивается. Образ Кидда — возможно далекий от реальности — остался в матросских песнях и байках, в художественных произведениях. Рассказы о спрятанных им кладах до сих пор волнуют воображение тысяч людей и вдохновляют на поиски «Острова скелетов», где скрыты сундуки с драгоценностями.
Впрочем, об этом мы поговорим позже. Однако уже сейчас напрашивается вывод: правда об «острове сокровищ» откроется только тогда, когда он будет обнаружен. Но шансов на это все меньше и меньше. Подобные поиски бессмысленно вести вслепую, а соответствующие сведения (если они были) Кидд унес в могилу. И мы вряд ли узнаем, кто он был на самом деле: честный капер-приватир или коварный, алчный и жестокий пират. Не исключено и совмещение этих двух видов разбойничьей деятельности.
КОММУНИЗМ ПО-ФЛИБУСТЬЕРСКИ
О славной пиратской коммунистической республике Либерталии повествует «Рукопись капитана Миссопа». Она, в свою очередь, входит в двухтомный обстоятельный труд под названием «Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами, а также их нравы, их порядки, их вожаки с самого начала пиратства и их появления на острове Провидения и до сих времен». Первый том был издан в Лондоне в 1724-м, второй — в 1728 году. Автор — капитан Чарлз Джонсон — личность загадочная. Кто это такой? Кто, кроме него, сообщал о капитане Миссоне и основанной им Либерталии?
Ответить на эти вопросы сложно. Более или менее убедительную версию выдвинули сравнительно недавно. Речь о ней впереди. А пока обратимся к рассказам о пиратской республике. Все началось вроде бы с пылкого увлечения молодого офицера французского военно-морского флота Миссона. Объект его страсти был по тем временам (конец XVII — начало XVIII) совершенно необычен. Миссон служил на флагмане «Победа» («Виктуар») эскадры, руководимой его родственником графом Клодом де Фурбеном. Они корсарствовали в Средиземном море. Во время стоянки в Неаполе Миссон получил разрешение посетить Рим. В столице его ждала неожиданная встреча с монахом-доминиканцем Караччиоли.
К этому моменту монах убедился, что служители церкви погрязли во всяческих пороках: корыстолюбии, разврате, грабежах, убийствах, гордыне. И если за эти святотатства не постигает их кара небесная, стало быть, нет Всевышнего! Примерно так рассуждая, Карачи иол и стал атеистом. А за измену братству доминиканцев суд инквизиции строго наказывал. Караччиоли решил, что лучше уж стать пиратом, чем продолжать лицемерное существование среди монастырских разбойников. Пользуясь дружеским расположением Миссона, он поступил на французский корабль.
Эскадра направилась в Вест-Индию, пересекая Атлантику. Друзья постоянно обсуждали неразрешимые проблемы смысла жизни и смерти. Они прониклись социалистическими идеями свободы, равенства и братства, мечтая воплотить их в жизнь. Часть команды разделяла их взгляды.
В Карибcком море «Победа» выдержала жестокий бой с английским военным кораблем «Винчесли». Лишившись своего капитана и некоторых офицеров, команда после боя устроила собрание, на котором новым командиром избрали Миссона. Он завоевал авторитет не только своими речами, но и мужеством в сражении.
Решено было поднять свой собственный флаг: на белом фоне золотом вышитые слова: «За Бога и Свободу».
Первым их подвигом был захват английского фрегата. Когда его команда сдалась, пираты взяли только ром и немного продуктов, а потом устроили общий прощальный банкет. Расстались они как старые друзья.
Корабли французских пиратов XVII века
Следующим подвигом благородных бандитов явился захват голландского корабля с черными рабами и золотым песком на борту. Миссон произнес пламенную речь о равенстве всех народов мира, даровал свободу неграм и взял их в свою вольницу на полных правах.
«Виктуар» оправдывал свое название. Пираты, вдохновленные революционными идеями, одерживали одну победу за другой. Им приходилось вступать в единоборство с военными кораблями, с численно превосходящим противником, и они непременно брали верх.
Верные своим принципам, пираты-коммунары презирали накопление ценностей и личное обогащение. Они занимались построением идеального общества на отдельно взятом судне. Другие корабли жили по законам рабовладельческого, феодального, капиталистического строя. Но ведь и там были собратья по роду человеческому. Причинять им вред было бы недостойно высоких идеалов.
Флибустьеры-коммунисты старались избегать кровопролития. Их флаг подчеркивал добрые намерения. Слухи об их деяниях распространялись по всем морям. Побеждали они, в сущности, еще до начала боя: морякам разных стран были близки и понятны их принципы. Да и какой смысл оказывать активное сопротивление и рисковать жизнью, когда у тебя не собираются отнимать ценности?
Крохотное коммунистическое общество на корабле существовало — не следует этого забывать — за счет грабежа, пусть даже ограниченного. Идейных вождей это не устраивало. Они решили обосноваться на Коморских островах, расположенных в западной части Индийского океана в районе Мозамбикского пролива. Пираты-коммунары высадились на острове Анжуана. Их любезно приняла местная царица. Однако резко осложнилась внешнеполитическая ситуация. Правитель соседнего острова Мохели вторгся в пределы Анжуана. И серьезно просчитался: ему пришлось лицом к лицу столкнуться с пиратами. Борцы за справедливость и тут оказались на высоте, разгромив агрессоров. Празднование победы перешло в свадебные торжества: Миссон женился на сестре анжуанской царицы, а Караччиоли — на ее племяннице; многие матросы последовали заразительному примеру командиров.
Оставалось лишь одно непримиримое противоречие: поборникам свободы, равенства и братства приходилось жить в чужой социальной среде — в условиях феодального государства. И тогда решено было основать свою республику — Либерталию — в северной части Мадагаскара.
Как положено, разработали и приняли конституцию. Выбрали президента (конечно же, Миссона) и государственного секретаря (конечно же, Караччиоли).
В ту пору мимо проплывала группа английских пиратских кораблей под командованием капитана Тыо. Он сделал остановку в Либерталии и был тотчас избран командующим республиканским флотом.
Первое в мире коммунистическое государство, созданное пиратами, обеспечивало всем своим гражданам безбедную (но и без роскоши) жизнь. Основой экономических отношений была общественная собственность на дома, крупные сооружения (доки, причалы, склады, крепости). В деньгах особой надобности не ощущалось: держали их в общей кассе, выдавая по мере конкретных надобностей. Продукты распределялись поровну. Ограды и заборы были запрещены.
Сколько лет просуществовала Либерталия, неизвестно. Ее процветанию завидовали туземные царьки. Они напали на флибустьерскую республику (почти все ее жители занимались ведением сельского хозяйства и ремеслами). Значительная часть граждан погибла, многие попали в плен. Миссон с группой товарищей ушел в море на двух небольших парусниках. Увы, после социальной бури их ждал страшный шторм. Все они утонули.
…В рассказе об этих событиях невольно проскальзывает иронический тон. И дело тут вовсе не в том, что за последние годы произошел развал всемирной системы социалистических государств, пытавшихся строить коммунизм. Здесь, пожалуй, уместнее аналогия с легендарной Атлантидой: первая публикация о Либерталии вызвала цепную реакцию статей и очерков на эту тему. А когда попытались найти исторические документы, свидетельствующие о Либерталии, таковых обнаружить не удалось.
Сравнительно недавно была обоснована вполне правдоподобная версия: «капитан Джонсон» — это псевдоним писателя Даниэля Дефо. Как известно, этот великий мистификатор любил скрывать свое авторство, предоставляя читателю то записки Робинзона Крузо, «написанные им самим», то капитана Синглтона. Таков литературный прием, придающий произведению правдоподобность. Даниэль Дефо использовал его поистине гениально. Вероятно, в том же стиле написана и «Всеобщая история грабежей и смертоубийств…». А включенные в нее записки Миссона — очередная мистификация Дефо.
Правда, есть в истории Либерталии реально существовавшее лицо — пиратский капитан Томас Тью. По утверждению Джонсона, именно кто-то из его спутников сохранил в назидание потомству дневники Миссона. Очень странный эпизод. Почему бы это вдруг Миссон отдал кому-то свои бумаги, да еще как раз перед тем, как самому кануть в вечность? Не мог же он предвидеть, что вскоре пропадет без вести! (Это мог знать только сочинитель.)
Известно, что Томас Тью попытался обосноваться на берегу и найти счастье в мирной жизни. Однако долго оставаться в «тихой гавани» ему не удалось. Снарядив корабль, он отправился на пиратский промысел в Красное море.
Обстановка для таких занятий в начале XVIII века была неблагоприятная. После ограбления крупных торговых кораблей Великого Могола и армянских негоциантов в Красное море в прилегающие акватории были посланы эскадры английских и индийских военных кораблей. Томас Тыо или попал в плен к англичанам и был повешен, или погиб в бою. Случилось это около 1710 года.
Если согласиться с мнением, что под именем капитана Джонсона скрывался Даниэль Дефо, то существование Либерталии представляется вероятным. Но только, конечно, не в том виде, как в записках Миссона. Дефо избегал беспочвенных фантазий. Он предпочитал основываться на реальных событиях, придавая им художественную форму Известно, что правда зачастую бывает чересчур сложна и запутанна, тогда как вымысел — прост и убедителен.
На Мадагаскаре и некоторых других островах постоянно возникали пиратские поселения. О республиках и вообще государственных формах правления тут вряд ли допустимо говорить. Это были анархические вольницы, без каких-либо демократических формальностей и политических лидеров. (Вообще, любая общественная формация только условно может считаться «рабовладельческой», «феодальной», «капиталистической». Реальные общественные структуры вряд ли можно охарактеризовать одним словом и даже несколькими терминами. Скажем, при феодализме существовали пережитки рабовладения, элементы капитализма и даже анархо-коммунистические отношения, характерные для русских крепостных общин.)
Дефо обратил внимание на некоторые «прогрессивные», гуманистические черты пиратских кодексов, а также на отдельные проявления коммунистических отношений. Развивая и домысливая эти идеи, он, по-видимому, и сочинил образы капитана Миссона, монаха-расстриги Караччиоли, обитателей Либерталии.
Реальные пиратские сообщества, затерянные на островах, обычно проделывали путь, ведущий от технической цивилизации к первобытно-общинному укладу хозяйства, максимально приспособленного к природной среде. О конечной стадии этого процесса рассказал капер, работорговец, а затем багамский губернатор Роджерс Вудс. У берегов Мадагаскара его корабль вошел в небольшую бухту Сант-Мари. Там в прибрежном лесу обнаружилось поселение бывших пиратов, живших несколько лет в изоляции с женами, детьми, а то и внуками.
«Я не могу сказать, — писал Вудс, — что они были оборваны, так как одежды на них почти не осталось, и прикрывали они свой стыд шкурами диких зверей, не носили ни башмаков, ни чулок, и потому более всего напоминали изображения Геркулеса в львиной шкуре. Обросшие бородами, с длинными волосами, они являли собой самое дикое зрелище, какое возможно представить».
К этому хотелось бы добавить: «одичавшие» пираты радушно встречали тех, кто посещал их берег. Ведь теперь бывшим морским разбойникам не требовались золотые монеты и драгоценности. Они нуждались только в некоторых предметах первой необходимости, а потому были не прочь получить их в обмен на сельскохозяйственные продукты. А вот прежде всего они были «цивилизованными», тех, кто попадался к ним в руки, ожидали пытки, насилие, смерть.
СЧАСТЛИВЧИК РОБЕРТСИ НЕУДАЧНИК БОННЕТ
Бартоломью Робертс
Флаг и вымпел Робертса
Среди английских пиратов едва ли не самым удачливым, кроме Моргана, можно считать капитана Бартоломью Робертса.
У него были странные манеры: любил хорошо одеваться, не пил и не курил, старался выражаться пристойно и прилично обращаться с пленными. Возможно, он получил неплохое образование и относился к редкой категории морских романтиков — не по словам и мечтаниям, а по образу жизни.
Он служил на военных английских судах, был капером, после чего перешел в разряд вольных флибустьеров. Примкнув к группе пирата Девиса, проявил себя отличным моряком и храбрым воином. Когда Девис погиб в бою, команда выбрала капитаном Робертса. И не ошиблась.
С 1719 по 1722 год он захватил около трехсот судов, действуя продуманно и осторожно. В его команде потерь почти не было. По отношению к ограбленным никаких карательных санкций не применялось.
…Однажды они более двух месяцев безрезультатно курсировали у побережья Бразилии. Отправившись на север, в одном из заливов Карибского моря обнаружили целую армаду португальских торговых судов, которые ожидали военного конвоя, чтобы пересечь Атлантику. Пиратский корабль бросил якорь возле одного из «купцов». Робертс приказал приготовить орудия к бою и передал португальскому капитану ультиматум: если тот не явится немедленно к нему на борт, то его корабль будет расстрелян.
Португалец не посмел отказаться от столь любезного приглашения и прибыл к Робертсу. Во время недолгой беседы флибустьер выяснил, на каком из 42 судов находится наиболее ценный груз. Оказалось, что это самый крупный корабль, имеющий 40 пушек и 150 человек команды.
Разбойников, учуявших богатую добычу, это не остановило. Они подошли к указанному судну. Робертс попытался выманить к себе на борт капитана. Тот оказался бдительным и в ответ приказал готовиться к бою. Пираты первыми дали залп и бросились на абордаж.
Поистине тут промедление было смерти подобно. Вся армада пришла в движение: поднимали якоря, ставили паруса, заряжали орудия, флибустьеры опередили всех. Они в полном составе перебрались на португальский корабль. Уже в самом начале схватки часть пиратов сделала все, чтобы уйти от погони: перерубили якорный канат, подняли паруса, захватили штурвал и направились к выходу из лагуны.
Невольно задумаешься: почему пираты так часто малыми силами овладевали крупной добычей? Неужели разбойники были сильней и искусней в бою?
Помимо этой причины, пожалуй, имелись и некоторые другие. Ведь в составе корабельной команды было много неопытных моряков, а также слуг и юнг. Они не могли противостоять отборным головорезам. Среди торговых моряков могли быть и такие, кто был не прочь перейти к пиратам.
Тем более что оказывающих активное сопротивление в случае пленения ждала неминуемая казнь.
…Итак, захватив корабль, пираты успели первыми выйти в открытое море. По-видимому, погоня была вялой: сражаться с крупным и хорошо вооруженным кораблем охотников не оказалось.
Захваченные богатства были огромными. Среди драгоценностей и украшений находился бриллиантовый крест, предназначенный королю Португалии. Эта реликвия украсила грудь флибустьерского капитана Робертса. Обилие сокровищ и большая доля капитана разожгли жадность и зависть у некоторых пиратов. Помощник капитана Кеннеди устроил заговор. Он воспользовался тем, что Робертс с небольшим отрядом отправился на баркасе брать бригантину. Кеннеди подговорил оставшихся флибустьеров выйти в море и поделить между собой всю добычу.
Разбойники не устояли перед таким соблазном. Они бежали. Кеннеди и еще несколько человек отправились на родину и стали богачами. Другие решили продолжить пиратствовать, но попали в плен и были повешены. Такой судьбы не избежал и Кеннеди. Пьянствуя, он рассказал о своих подвигах очередной подружке. Она его выдала. Единственное, чего добился Кеннеди: его вздернули на виселице, а не на рее.
Робертса удача не миновала и на этот раз. Ему удалось захватить без боя два патрульных шлюпа. Он соблазнил их вольной пиратской жизнью вместо скучной службы. Губернатор Барбадоса направил против разбойников два военных корабля. Не желая искушать судьбу, Робертс после первых же залпов приказал уходить прочь на всех парусах. Для скорости даже побросали за борт все пушки.
Возле острова Мартиника они остановились для ремонта. Местный губернатор послал два военных корабля, чтобы взять пиратов в плен. Но Робертс не любил долго оставаться на одном месте и покинул стоянку прежде, чем появились каратели. Пока они обдумывали планы погони, он объявился там, где его не ждали: в «гостях» у губернатора! Его корабль под фальшивым флагом вошел в порт и подал сигнал, что имеет на борту разнообразные товары. Тотчас купцы на лодках потянулись к нему, как мухи на мед. Он их любезно принимал, препровождал в каюту и оставлял под стражей. Кто имел при себе деньги, тут же вносил выкуп. Кому-то приходилось посылать на свой корабль письмо с просьбой доставить золото или товары.
Собрав дань, Робертс приказал потопить все шлюпки, кроме одной. На ней оставил ограбленных купцов с письмом к губернатору, которому выразил признательность за гостеприимство. Подняв паруса, пиратский корабль вышел в открытое море.
Ограбив несколько десятков судов в Западной Атлантике, Робертс решил поискать крупную добычу на востоке. На пути к Африке ему встретился сорокапушечный французский фрегат. Пираты под видом торговцев подошли к нему вплотную и тут подняли свой черный флаг. Бросившись на абордаж, разбойники не встретили сопротивления. Затем поменялись местами: французам были предоставлены два шлюпа, а пираты перебрались на фрегат. Он продолжал путь под именем «Королевское Счастье» («Кингс Хэппи»).
Новое название вскоре себя оправдало. В устье реки Сенегал (из этих мест вывозили каучук и рабов) им встретились два французских военных корабля. Предполагая, что перед ними торговое судно, они просигналили ему остановиться. Французы подошли вплотную с двух сторон к «Королевскому Счастью» и только тут поняли свою ошибку: по его бортам показались пушечные дула. На палубе возникли вооруженные люди.
Гибель пирата
Робертс приказал командам обоих судов сдаться. Приказ был выполнен. Не пожелавших пиратствовать отправили на берег. Под командованием Робертса теперь оказалась небольшая флотилия.
Чувствуя себя хозяевами Южного моря, пираты без особых затруднений грабили встречные корабли. Поначалу их настораживали сведения о двух крупных боевых фрегатах, патрулировавших эти воды. Но вскоре выяснилось, что они ушли на север. Разбойники и вовсе потеряли бдительность. Постоянная удача вскружила Робертсу голову. Он уверовал в свою проницательность и находчивость.
Произошло то, чего нельзя было предугадать. На военных кораблях началась эпидемия дизентерии. Они встали на якорь в одной из бухт. Узнав, что вдоль побережья бесчинствуют пираты, решили их перехитрить.
На одном из этих кораблей («Ласточка») укомплектовали команду из здоровых матросов, создали хорошо вооруженный отряд и отправились в плавание в самом конце 1721 года. Командовал капитан Огл. Никакого заранее разработанного плана он не имел. Через полтора месяца в одной из бухт обнаружили три пиратских судна. Силы были неравны. «Ласточка» стала курсировать возле бухты, выясняя обстановку.
А пираты в это время делили захваченную добычу (которая содержала и бочки рома). Увидев какой-то робкий корабль, Робертс отправил к нему свое крупное судно. Незнакомец пустился наутек. Пираты почувствовали поживу, помчались вдогонку. С берега их сотоварищи весело наблюдали эту гонку, заключая пари, пока участники «соревнования» не скрылись за горизонтом.
Что случилось далее, с берега не было видно. Увлеченные погоней пираты сначала обрадовались: пугливая «Ласточка» замедлила ход и стала разворачиваться. Они поняли, что попали впросак, слишком поздно. «Ласточка» дала мощный залп и пошла на сближение. Пираты были обескуражены. Их судно получило серьезные повреждения. После недолгой перестрелки пираты подняли белый флаг.
Тем временем на берегу веселье было в разгаре. Появление парусника встретили ликованием. Он вошел в бухту. Робертс увидел, что на палубе находятся незнакомые вооруженные люди. Надо было готовиться к бою. Однако пиратская вольница перепилась в дым. Те, кто еще мог стоять, не были способны стрелять.
Робертс направил «Королевское Счастье» к берегу. Путь им преградила «Ласточка».
— Готовься к бою! — гаркнул Робертс. — Не трусь, ребята! Если нас начнут одолевать. я подброшу огоньку в пороховую бочку и вся наша веселая компания дружно отправится в ад!
В этот — единственный — раз удача отвернулась от счастливчика Робертса. Ему пришлось покинуть этот мир в одиночестве. В начавшейся перестрелке он был смертельно ранен в шею. Пираты сдались. X после смерти Бартоломью Робертсу вновь улыбнулось счастье: выполняя его последнюю волю, пираты торжественно опустили за борт тело своего капитана в парадной одежде. Очень и очень немногие разбойники были удостоены такой части.
…Если счастье Бартоломью Робертса определялось, прежде всего, его острым умом, находчивостью и решительностью, то неудачи Стеде Боннета также объясняются его личными качествами.
Он дослужился в английской армии до чина майора. Ему была предоставлена плантация на острове Барбадос. Как пишет Хайнц Нойкирхен, «причины, по которым Боннет покинул свои плантации и стал пиратом (по-видимому, в 1717 году), нам неизвестны. Некоторые современники характеризуют его как вольнодумца, другие считают, что он был душевнобольным, а третьи утверждают, что он стал пиратом из-за скандального характера своей жены».
На собственные деньги он оборудовал десятипушечный шлюп, назвав его «Месть» (месть — кому, за кого, за что?). Имея офицерские знания и навыки военного дела, он ввел в команде (около 70 человек) строгую дисциплину.
Поначалу все складывалось превосходно. Они ограбили семь кораблей. Тут Боннет проявил свои странности, неслыханные среди пиратов: не позволял присваивать багаж пассажиров и брать за них выкуп; из товаров брал немногие. Команде доставалось слишком мало добычи. А тут еще ненавистная пиратам военная муштра!
Команда выбрала другого капитана (тем более что морского дела Боннет не знал) и решила примкнуть к банде Тича Черной Бороды. Боннет не возражал и стал военным советником при Тиче.
Спустя год Боннет, как и Тич, получил королевскую амнистию, стал называться капитаном Томасом и переименовал свой корабль в «Роял Джеймс». Получив каперское свидетельство, он поклялся сражаться с испанцами. Но по пиратской привычке вскоре принялся грабить всех подряд. И тут он тоже проявил оригинальность: отбирал почти исключительно провиант и спиртные напитки, подчас даже не осматривая толком трюмы.
В сентябре 1718 года пираты принялись ремонтировать корабль, посадив его на мель в устье реки. Здесь их «накрыли» два военных шлюпа. После недолгого боя пираты сдались.
Боннет и 30 его сообщников оказались в тюрьме. Он решил продлить свою жизнь за счет всех личных сбережений. Подкупить стражников ему удалось, а вот закончился побег неудачей. Приговор адмиральского суда был строг. «Майор Стеде Боннет, — говорилось в нем, — суд присяжных нашел вас виновным в занятии пиратством… Вы захватили и частично разграбили 13 кораблей. Поэтому уличить вас можно в 11 и более преступлениях, которые вы совершили после принятия королевской амнистии, когда вы дали обещание покончить со своей позорной жизнью… Вы лично убили 18 человек и многих ранили, когда вас хотели захватить из-за ваших разбойничьих действий».
В конце 1718 года Боннет и 26 членов его команды были повешены. Единственным, хотя и сомнительным утешением для них могло служить лишь то, что, прощаясь с жизнью, им не пришлось прощаться и с богатством: его у них просто-напросто не было. Промысел под руководством Боннета не принес им даже малой толики удачи.
И у счастливчика Робертса, и у неудачника Боннета финал на первый взгляд схож. Однако учтем, что первый погиб в бою. В разгар схватки он и не заметил смерти. О Боннете этого не скажешь…
Вспомним историю еще одного пирата. В этом случае даже невозможно определить, благосклонной или суровой оказалась для него судьба (по справедливому мнению философа Мишеля Монтеня, такой вывод можно сделать, только зная последние дни и часы человека).
…Эдвард Ингленд служил вторым штурманом на торговом корабле. В районе Ямайки его корабль захватили пираты. Ингленду, возможно, поневоле пришлось примкнуть к морским разбойникам. Как опытного навигатора, его выбрали капитаном небольшого парусника. Захватив более крупное судно, они направились за добычей к берегам Западной Африки. Здесь обзавелись целой флотилией: один крупный хорошо вооруженный корабль и два быстроходных парусника.
Дела у них шли отлично — по обе стороны Атлантики. До тех пор, пока не встретились с давно соскучившейся по ним португальской военной флотилией. Бой закончился поражением пиратов. Ингленду на своем судне удалось скрыться. После ремонта он отправился в район Мадагаскара. Несколько удачных ограблений завершились трехчасовым боем с английским фрегатом «Кассандра», команда которого во главе с капитаном на шлюпке бежала на берег.
Затем произошел достаточно странный обмен между Инглендом и капитаном «Кассандры». Последний получил взамен фрегата сильно пострадавший второй пиратский корабль. Ему также оставили 129 тюков ткани.
Ингленд всегда доброжелательно относился к ограбленным или захваченным в плен людям, запрещал пытки. Это не нравилось многим пиратам. А его щедрость по отношению к капитану «Кассандры» вызвала взрыв недовольства. На общей сходке капитан был смещен. Его с тремя верными матросами высадили на острове Маврикий. Что случилось с ним в дальнейшем — неизвестно.
«ГРОЗА» МОРЕЙ
Робер Сюркуф
Одним из последних великих пиратов был Робер Сюркуф. Впрочем, прославился он больше в связи с политическими событиями, сотрясавшими Францию после Великой революции.
Для любителей ссылаться на роковую власть наследственности его пример очень убедителен: прадед, шотландский корсар Робер Сюркуф, в начале XVIII века разбойничал и воевал у берегов Перу. По линии матери родственником Робера был корсар Ла Барбине. Возможно, вдохновленный такими примерами, Робер завербовался юнгой на корабль «Аврора», отправлявшийся в Индийский океан.
Торговые операции, которые осуществлялись на этом корабле, в наши дни выглядят еще гнуснее, чем пиратство: перевозка «живого товара» — рабов, обеспечивавших благосостояние алчных буржуа до наступления технической цивилизации.
На африканском берегу «Аврора» загрузила шестьсот невольников для доставки на плантации острова Бурбон. В Малабарском проливе корабль попал в жестокий шторм. Его выбросило на скалы. Команда и пассажиры спаслись. Они переждали бурю в ближайшем селении. Вернувшись через три дня на корабль, отдраили люки трюмов, где взаперти оставались черные рабы. Оттуда пахнуло зловонием смерти. Груды мертвых тел устлали трюмы. Невольники задохнулись.
Пришлось всей командой вытаскивать трупы и сбрасывать в море. Во всех передрягах этого рейса юнга Робер показал себя с лучшей стороны. Капитан взял его на другой свой корабль и вскоре назначил помощником. Юный моряк через год перешел к более удачливому капитану и до семнадцати лет специализировался на работорговле. Вернувшись на родину, он завел собственное дело. На средства друзей и родственников приобрел бриг «Креол» и в 1792 году вновь отправился в Индийский океан. К его глубокому разочарованию, торговля рабами переживала серьезный кризис. Она противоречила лозунгам революционной Франции о свободе, равенстве и братстве, а потому была запрещена постановлением Конвента. Вдобавок началась война с Англией, приватиры которой активно грабили и уничтожали французские суда. Сюркуф поставил своего «Креола» на якорь в бухте острова Бурбон, выжидая лучшие времена.
Он завербовался офицером на французский военный корабль, который отправился сражаться с англичанами. Через некоторое время обстановка на море изменилась в пользу французов, и Сюркуф снова вышел на «Креоле» с «живым товаром». Но работорговля была уже строго запрещена. Последовал приказ арестовать «Креола» и его груз. Хотя Сюркуф заранее избавился от невольников, на пристани его ожидал комиссар полиции. Взойдя на корабль, полицейские обнаружили в трюме следы пребывания рабов. Осталось оформить документ об аресте капитана.
Сюркуф для выполнения всех необходимых формальностей пригласил комиссара и его секретаря к себе в каюту и даже предложил отобедать. Время текло незаметно. Через некоторое время комиссар с удивлением обнаружил, что корабль раскачивается так, словно находится в открытом море. Он выскочил на палубу и увидел берег вдали на горизонте. Пока он сидел в каюте, «Креол» осторожно снялся с якоря и покинул порт.
Теперь условия ставил Сюркуф. После первых часов бурного возмущения комиссар вынужден был утихомириться. Еще через несколько часов, когда ночью начался шторм, ему было уже не до угроз. А через пару дней он порвал свой акт, обвиняющий капитана «Креола» в работорговле, и написал новый, удостоверяющий кристальную честность и профессиональные знания Сюркуфа, которые он продемонстрировал в то время, когда его корабль, потерявший управление, носило по волнам.
Вернувшись в порт, Сюркуф решил покончить с торговлей рабами и заняться «благородным» корсарством. Однако губернатор, зная о проделках этого наглеца, каперское свидетельство не выдал. Тем не менее Сюркуф приобрел быстроходную шхуну «Скромница» с четырьмя пушками. Выйдя в открытое море, он предложил команде стать корсарами. Они поддержали молодого капитана.
Им удалось захватить небольшой английский торговый корабль. Его направили на остров Реюньон (так переименовали прежний Бурбон после свержения королевской власти) под надзором небольшой «призовой команды». Следующий захваченный корабль был голландский. На нем, кроме пряностей, сахара и риса, имелись слитки золота. Команда «Скромницы» была в восторге, восхваляя своего капитана. Но он неожиданно заявил, что и этот трофей намерен отправить французским властям по всем правилам каперства.
На борту едва не вспыхнул бунт. Как можно отдать золото? Разве оно не их добыча? Ради чего тогда рисковать жизнью?
Сюркуф сумел убедить команду, что его предложение — единственно разумное. Ведь в противном случае им придется иметь дело не только с английскими, но и с французскими военными кораблями. К тому же возникнут непреодолимые трудности с реализацией захваченных товаров, ремонтом судна, да и просто отдыхом в порту.
Так еще одно судно с грузом, захваченное Сюркуфом, взяло курс на Реюньон. И это, как оказалось, было еще лишь началом. В январе 1796 года недалеко от Калькутты они увидели три торговых судна под английским флагом. Сюркуф приказал поднять английский флаг и, присоединившись к каравану, поочередно захватил все три корабля. На самый крупный и крепкий из них он перешел со своей командой и перенес пушки. Впрочем, оставил и матросов-индийцев. Новые-трофеи также направил на Реюньон.
На рейде Калькутты ему приглянулся крупный английский фрегат «Тритон», имевший около трех десятков орудий и полторы сотни матросов и солдат. Нападать на такого гиганта с командой в двадцать человек было бы безумием.
Робер Сюркуф четко продумал операцию, определив каждому его действия. Прежде всего вооружил всех французов, а в качестве матросов поставил опытных моряков-индийцев, взятых в плен. На «Тритоне» никто и не подумал, что им может угрожать суденышко с горсткой людей, да еще под английским флагом. Сюркуф со своими людьми спокойно взошел на борт «Тритона». Наведя пистолеты на вахтенных и дежурных офицеров, они захлопнули люки, арестовали более сотни людей.
Безусловно, сказалась растерянность (если не трусость) капитана и нескольких офицеров. Вместо того чтобы дать отпор нападавшим, они поспешили скрыться. Спустив шлюпку, успели отчалить от корабля. Однако пираты дали по ним залп из пистолетов и ружей. Капитана и двух матросов убили, остальные вернулись на корабль и сдались.
Теперь Робер Сюркуф как триумфатор вернулся на Реюньон. Но здесь его ожидал отнюдь не торжественный прием. Губернатор согласился оставить строптивого капитана на свободе и даже поблагодарил за ценные подарки, но выплачивать за них «пиратскую долю» отказался, ибо корсарского свидетельства он им не выдал.
И все-таки победить Сюркуфа даже в чиновничьих «играх» было не так-то просто. Он отправился во Францию и обратился в Директорию для защиты от несправедливости. Доказал, что принес большую пользу республиканской Франции и действовал по всем правилам корсарства, а соответствующие документы не получил из-за козней губернатора.
«Победителей не судят». Следуя этому правилу (и стремясь поддержать всех, кто поддерживает республику), Директория постановила выплатить Роберу Сюркуфу причитающуюся — немалую — сумму и снабдить его необходимыми документами как доблестного корсара. В 1798 году он отправился в очередную пиратскую экспедицию на военном новом корабле «Кларисса», оставив на родине невесту Мари Блез и имея старшим офицером своего юного брата Николя.
Пришлось зайти для ремонта в порт Рио-де-Жанейро. На рейде стоял английский бриг. «Кларисса» подошла к нему. Без лишнего шума бриг был захвачен и с «призовой командой» на борту отправился в Нант как достояние Французской республики.
Вернувшись в Индийский океан, Сюркуф у берегов Суматры и в Бенгальском заливе приватизировал несколько английских торговых кораблей, а также датский и португальский.
«Клариссу» выследил британский фрегат «Сибилла». Пиратам пришлось спешно бежать. В начавшейся гонке фрегат оказался стремительнее и начал догонять врага. С «Клариссы» было сброшено несколько пушек. Темная тропическая ночь помогла «Клариссе» скрыться.
Утром судьба преподнесла им приятный сюрприз: торговый корабль под американским флагом. Сюркуф заявил о своих серьезных намерениях пушечным выстрелом и ринулся в атаку. И тут на горизонте вновь возник силуэт «Сибиллы»! Пришлось пуститься наутек, бросив такую заманчивую добычу.
Трудно сказать, почему Сюркуф пренебрег двумя своими неудачами и упорно продолжал курсировать в районе Калькутты. Начался новый 1800 год. Охота на «Клариссу» продолжалась. Английские торговые суда не рисковали выходить в море без военного эскорта. Казалось бы, опытному пирату следовало сменить акваторию. Но…
Капитан английского торгового судна «Джейн» несколько отстал от двух других крупных кораблей. К ним приблизилась незнакомая шхуна. Когда на ней взвился французский флаг, стало ясно, что это «Кларисса». Капитан «Джейн» приказал палить из единственной пушки. В ответ грянул залп со стороны корсаров. Неравный бой длился недолго. Никто не пришел на помощь «Джейн», и разбойники овладели ею. Сюркуф вернул шпагу пленному капитану, отдавая честь его мужеству.
«Кларисса» возвратилась на Реюньон с тремя захваченными трофеями. Сюркуф не стал почивать на лаврах: набрал отличную команду (охотников служить под его руководством было с избытком) и вышел в море на новом корабле «Уверенность».
«Кларисса» после ремонта отправилась на корсарский промысел с другим командиром и вскоре попала в плен к англичанам. Та же судьба ожидала корабль, капитаном которого стал Николя Сюркуф, решивший обрести самостоятельность. А Робер продолжал совершать корсарские подвиги, о которых уже слагались легенды. Английская печать представляла его кровавым злодеем, зверски расправляющимся с невинными жертвами. Во Франции он превратился в национального героя, овеянного романтикой благородного пиратства.
На этот раз Сюркуф проводил «приватизацию» у берегов Цейлона. С богатыми трофеями вернулся на родину. Его капитал составил около двух миллионов франков. Правительство Французской республики произвело его в морские офицеры, что считалось большой честью. Чуть позже он стал одним из первых кавалеров ордена Почетного легиона.
Наполеон предложил ему возглавить эскадру из нескольких военных кораблей. Сюркуф отказался. На собственные деньги он снарядил пять пиратских судов. Они приносили ему немалые доходы. А после того как французский флот в Индийском океане потерпел сокрушительное поражение от англичан, Сюркуф отправился «восстанавливать порядок» на крупном военном корабле.
Ему вновь сопутствовала удача. Тем более что при виде его флага торговые капитаны, напуганные рассказами о жестокостях Сюркуфа, предпочитали безропотно сдаваться в плен.
Как выяснилось, главная опасность угрожала Сюркуфу от его старого недруга — завистливого губернатора Реюньона. Когда у берегов Индии был захвачен огромный португальский корабль «Зачатие св. Антония» с полутысячей человек команды, губернатор поручил Сюркуфу доставить трофей во Францию. Надежд на успех данного предприятия было немного: пленные португальцы могли в любой момент поднять мятеж, а на долгом пути ожидали нерадостные встречи с английскими и португальскими военными кораблями. И все-таки Сюркуфу удалось совершить почти невозможное. Он предусмотрительно перевел большинство португальцев на дополнительное небольшое судно. А маршрут выбирал с таким расчетом, чтобы избежать нежелательных встреч. Выйдя осенью 1807 года из Реюньона, он весной 1809-го достиг Франции.
После этого триумфа Сюркуф уже не покидал родины. Его корсарские корабли — около двух десятков — постоянно бороздили моря, а с наступлением мирного времени превратились в торговые. Он стал одним из богатейших и влиятельных судовладельцев Франции.
…Говорят, когда свергнутый император Наполеон 1 в 1815 году бежал с острова Эльба и, к восторгу большинства французов, вновь поднялся к вершине власти, он получил письмо от барона Робера Сюркуфа: Сир! Моя рука и шпага принадлежат Вам».
Очередное свержение Наполеона I не поколебало общественного положения Сюркуфа. Несмотря на Декларацию прав человека, он сумел наживаться и на работорговле. Бывший пират и богатый капиталист не имел демократических пережитков, когда дело касалось наживы. И если Уильям Кидд, награбивший в десятки раз меньше ценностей, чем Сюркуф, был казнен, то Сюркуф умер в своем замке в 1827 году, добившись почета и богатства. В этом видится одно из проявлений нового мирового порядка.
Но есть какая-то странная справедливость судьбы в том, что «классические» пираты типа Кидда, Эври, Дрейка воспеты во многих сочинениях, тогда как Сюркуф остается в тени — «государственный» разбойник, всегда умевший соблюдать интересы власть имущих и капитала.
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
В начале XVIII века «вольному пиратству» были нанесены жестокие удары.
В 1704 году на Мадагаскаре сделал остановку корабль шотландского купца Миллара. Они везли особо опасный груз: бочки с дешевым ромом и элем.
Местные пираты чрезвычайно обрадовались этому дару судьбы и быстро нашли общий язык с командой «ромовоза». Решено было весь груз конфисковать и совместными усилиями уничтожить в предельно короткие сроки.
На берегу началась беспробудная пьянка. Завершилась она необычайно быстро: уже на следующий день многих «конфискадоров» не удалось разбудить — они заснули вечным сном. Другие умирали дольше и мучительней. Предполагается, что таким образом отправилось на тот свет не менее полутысячи пиратов — больше, чем от разобщенных усилий всех военных флотилий крупнейших морских держав мира.
Англичане попытались воздействовать на «своих родимых» пиратов и кнутом, и пряником. Согласно указу, их теперь допускалось судить и вешать на местах, без доставки на родину (во время долгого путешествия многие из них убегали). По другому постановлению раскаявшимся разбойникам обеспечивалась амнистия.
Постоянно увеличивались военно-морские силы разных государств, активизировалась морская торговля и принимались все более серьезные меры по ее защите от грабителей. Единственно, что складывалось в пользу пиратов, — это обостряющиеся противоречия между крупными капиталистическими державами, заинтересованными в расширении сфер влияния и рынков сбыта.
У европейских пиратов появились местные азиатские конкуренты. До конца XVII века морские разбойники, обосновавшиеся на берегах Индийского океана, не рисковали атаковать на своих небольших суденышках крупные и хорошо вооруженные торговые корабли. В 1683–1685 годах были совершены нападения местных пиратов на английские фрегаты. Несмотря на численный перевес, они не смогли ничего противопоставить огневой мощи фрегатов и вынуждены были бежать, неся большие потери.
Однако вскоре на Малабарском побережье Западной Индии образовалось нечто подобное пиратскому государству. Командовал местным флотом Конаджи Ангрия. В начале XVIII века он захватывал английские корабли. Индийская империя Великих Моголов распалась, и каждое княжество обустраивалось по-своему. Европейцы под видом акций против местных пиратов пытались подчинить себе владения Ангрии.
Англичане совместно с португальцами организовали крупный поход, в котором участвовали несколько тысяч солдат и матросов, чтобы захватить города Колабу и Герию. С одной точки зрения, эту акцию можно считать антипиратской. С другой — более объективной — она слишком напоминает пиратские экспедиции. Кстати, руководил походом капитан Томас Мэтьюз. «Это был, — пишет И. В. Можейко, — спесивый и недалекий человек, порой одержимый манией величия, порой забывающий обо всем ради своей выгоды. Вероятно, из него получился бы хороший пират — жестокий, коварный и жадный. Но ему было поручено обратное — охранять интересы Ост-Индской компании, карать ее врагов и способствовать ее обогащению».
Государственно-пиратский поход против «малабарских разбойников» (в действительности для захвата владений Конаджи Анегрии) закончился полным провалом. Разочарованный Мэтьюз отправился к Мадагаскару. Здесь в бухте Сент-Мари на берегу их ожидали груды товаров, которые разбросали пираты, отбиравшие из захваченной добычи только ценные вещи. Повсюду валялись тюки с одеждой и тканями, бочки с вином и ромом, рулоны шелка, ящики с фарфором и пряностями. Военные моряки принялись дружно присваивать роскошные «отбросы» грабителей.
На остановке в другой бухте бравый пиратоборец Мэтьюз познакомился с местным плантатором, бывшим пиратом Джоном Плантеном, гордящимся тем, что некогда под его началом находились Ингленд и Эври. Он пригласил Мэтьюза в свою усадьбу и устроил пир, радуясь встрече с земляками, которые продали ему часть одежды и спиртного. Радость его заметно поубавилась на следующий день, когда борцы с морскими разбойниками отбыли на ратные подвиги, увозя с собой и золото, полученное от Плантена, и приятные воспоминания о его гостеприимстве, а также все товары, которые продали ему, но так и не отдали.
Мэтьюз и впредь не брезговал любыми методами для того, чтобы разбогатеть. Он прибыл в Англию с таким состоянием, что смог, проиграв процесс Ост-Индской компании, выплатить огромный штраф за незаконные действия и все-таки остаться «на плаву». В 1742 году его даже назначили послом в Турцию и командующим средиземноморским флотом. Но он так бездарно руководил английскими моряками в сражении с испано-французским флотом у Тулона, что был разжалован и уволен в отставку.
Как видим, в борьбе с морскими разбойниками ни англичане, ни французы, ни испанцы не смогли добиться успеха. Скорее даже наоборот, пиратские хищные нравы распространились среди военных моряков.
В 1712 году под давлением европейских государств, ориентированных на захват заморских колоний, пираты решили организоваться под эгидой какой-либо державы. После обсуждения ряда предложений они остановили выбор на Швеции. Не исключено, что их привлекла слава короля Карла XII, как романтического героя. Посланец пиратов «адмирал» Каспар Морган обещал передать королю сокровища, которые якобы спрятаны на Мадагаскаре. Трудно сказать, чем бы закончились эти дипломатические переговоры. Карл XII в начале лета 1718 года, подписав назначение Каспара Моргана наместником шведской короны на Мадагаскаре, вскоре погиб во время похода в Норвегию. Возможно, Петр I тоже проявил интерес к мифическому заморскому государству, но быстро уяснил всю бесперспективность этого проекта.
Важен сам факт стремления пиратов к какой-то форме государственности. Их почему-то перестали удовлетворять неформальные временные объединения. По всей вероятности, это свидетельствует о возрастающем давлении на них со стороны борющихся за колонии мощных капиталистических держав.
Морские разбойники, как пишет И. В. Можейко, «не исчезли совсем, но с каждым годом их становилось все меньше, пока в начале сороковых годов Индийский океан не был заполнен английскими и французскими военными эскадрами. Война между европейскими державами, первая настоящая война в этом бассейне, практически положила конец пиратству».
Были и другие обстоятельства, усложнявшие промысел «джентльменов удачи».
Эволюция судов шла таким образом, что в значительной мере сглаживалась разница между торговыми и военными. Наблюдается общее увеличение быстроходности за счет более удлиненной формы корпуса, аэродинамичности надводной части, возрастания площади парусов. Через два-три века после Колумба на корабле стояло в шесть раз больше парусов. Почти все крупные суда были вооружены пушками. Просто у военных их было больше, чем у торговых. Пираты иногда ошибались, нападая на боевые корабли, после чего приходилось спасаться бегством. Да и некоторые суда, перевозившие ценные грузы, имели крупнокалиберные пушки.
Ост-индские торговые суда обычно оснащались малым количеством парусов, имели немного легких пушек и сравнительно небольшую команду при хорошей грузоподъемности. Однако в большинстве случаев они входили в состав охраняемых караванов, а потому добыть их было очень трудно.
Конечно, такой мощный фрегат, как у Эври, мог напасть на подобный караван. Но это был исключительный случай.
Еще одно обстоятельство существенно осложняло пиратство: увеличение общей интенсивности морских перевозок, освоение Мирового океана и, как следствие, улучшение коммуникации, передачи и распространения информации. Теперь сведения о пиратах очень быстро доходили до всех заинтересованных лиц и организаций. В таких условиях затруднялась внезапность разбойничьих нападений и упрощались карательные акции.
Перечисленные обстоятельства определяли закат золотого века пиратства. Занятие этим промыслом становилось все более опасным, ненадежным, трудным и в то же время невыгодным. В результате вместо флибустьеров, буканьеров, береговых братьев и прочих вольных пиратов появились корсары, каперы, приватиры — морские разбойники, находящиеся, по сути, на службе государства. При случае они могли, подобно Уильяму Кидду, «прихватизировать» добычу в обход договоренности с компаньонами, но кара за подобное самоуправство была жестокой.
В разряд государственного пиратства следует отнести и деятельность упомянутого выше Конаджи Аягрии. Его можно даже считать борцом против феодализма (империи Великих Моголов) и колониализма (британского, голландского, португальского), а также разграбления зависимых стран (Ост-Индская компания). Конаджи не только создал мощную пиратскую флотилию, но и превратил в крепости портовые города на Малабарском берегу. Он приобрел остров недалеко от бомбейского порта, где располагались его крупные корабли, имевшие до шестидесяти пушек.
Ост-Индская компания более всех была заинтересована в уничтожении малабарских пиратов. Но, как мы знаем, ее попытки реализовать этот замысел не увенчались успехом. По мнению Я. Маховского, «причиной неудач экспедиции компании были… не столь неумелые действия руководителей, сколько эксплуататорская политика Англии в Индии. Местное население не оказывало поэтому британцам поддержки в их борьбе с пиратами. Кроме того, армия, которой располагала компания, представляла собой недисциплинированное сборище подонков из разных европейских стран, искавших себе легкой наживы в колониях».
Интересно отметить, что уважаемый историк пиратства не обратил внимание на точное соответствие характеристики солдат компании и морских разбойников: «сборище подонков из разных стран, искавших себе легкой наживы». Но ведь именно такие банды некогда захватывали крепости и города, даже находясь в явном меньшинстве. В чем же тут дело?
По-видимому, одно из принципиальных отличий: у пиратов в лучшие времена проявлялось в полную силу братство, единство, самодисциплина. Их неформальные сообщества были основаны на анархических принципах, наиболее характерных для первобытно-общинного строя. Они действовали по принципу: один за всех и все за одного.
Помимо всего прочего, у государственных армий и флотов многое зависело от личных качеств командиров. Так, Томас Мэтьюз своим бездарным руководством сорвал, в сущности, все планы обуздания пиратства в районе Мадагаскара и Индии.
В 1729 году, после смерти Конаджи Ангрии, начался период разброда в его «пиратском государстве». Но когда к власти пришел наиболее толковый из его сыновей Туладжи, малабарцы вновь продемонстрировали свою силу. Несмотря на то что транспортные корабли Ост-Индской компании были хорошо вооружены, пираты захватывали их. А в 1749 году после кровопролитного сражения, длившегося целый день, малабарские пираты овладели одним из лучших кораблей компании — «Ресторейтен». Для британских торговцев в этом регионе настали трудные дни. Да и португальцам с голландцами приходилось несладко.
И все-таки силы были слишком неравными. Британская империя все шире распространяла свое влияние в мире, крепила военно-морские силы и умело пользовалась противоречиями между властями различных государств и княжеств Индии. Решив покончить с независимыми разбойниками, англичане заручились поддержкой ряда местных владык и направили туда крупную военную флотилию под командованием адмирала Уильяма Джеймса. Им удалось разрушить и захватить ряд малабарских крепостей и разгромить их флот во главе с «Ресторейтеном». Туладжи был пленен.
Таким образом, и мадагаскарское, и малабарское «пиратские государства» пришли в упадок и были уничтожены. Хотя отдельные группы морских разбойников, конечно же, сохранились. Наиболее активная пиратская деятельность протекала теперь в Персидском заливе.
Здесь этот промысел существовал издревле. В средние века пиратские традиции сохраняло племя джавасим. В зависимости от общей ситуации в данном регионе оно занималось не только разбоем, но и перевозкой грузов, а наиболее стабильно — работорговлей. В середине XVIII века Ост-Индская компания распространила свое влияние и на Персидский залив, вытесняя местных купцов, которые перешли на контрабанду и пиратство.
Наиболее удачную операцию они провели в конце 1778 года, захватив английское судно после длительного сражения. В следующем году они добыли уже два трофея. Со временем дошло до того, что в руки джавасимских разбойников попал английский фрегат.
В начале XIX века султан Омана попытался очистить акваторию от пиратов, возглавив флотилию военных кораблей. Однако пираты подстерегли его корабль, напали на него и убили всех, кто находился на борту, включая султана.
Попытки договориться с разбойниками Персидского залива не увенчались успехом. Ведь это были разрозненные группы. Некоторые из них отличались агрессивностью. Они нападали на британские военные корабли, хотя и не всегда успешно. Вполне возможно, что бандитами считали их только европейские колонизаторы и торговцы, а для местных жителей они были борцами за свободу или даже национальными героями.
Как пишет Я. Маховский, в 1809 году флот джавасим насчитывал 63 крупных корабля, имевших до 50 орудий, и 810 мелких. Общая численность матросов составляла 19 тысяч. Торговля в Персидском заливе была практически парализована.
Пираты затронули финансовые интересы Ост-Индской компании. Она организовала карательные походы. Ряд важнейших пиратских баз были разорены или уничтожены. Многие разбойники перекочевали в Красное море или к берегам Северо-Западной Индии. Но и там их не оставили в покое. Британская империя распространила свое влияние на многие страны Востока. Совместными усилиями им удалось покончить с вольными морскими разбойниками.
Наступили новые времена. Теперь в Мировом океане рыскали поистине «хищные акулы империализма», вытесняющие менее крупные, разрозненные пиратские группировки. Профессиональные, хорошо подготовленные, крупные и устойчивые банды морских разбойников постепенно становились все более редким явлением. Только в условиях политической нестабильности, общественных потрясений и войн пиратство вспыхивало, как тлеющий костер, в который подбросили сухих веток. Но при этом трудно было разобраться, кто пиратствует, а кто борется с колонизаторами или расправляется с конкурентами.
И еще одно обстоятельство. Начиная с XIX века, среди морских разбойников все реже стали встречаться незаурядные легендарные личности. Толи пираты «обмельчали», то ли времена изменились — трудно сказать. Скорее всего, те авантюристы, которые прежде отправлялись в поисках удачи в плавания, теперь предпочитали бизнес.
ПОСЛЕДНИЕ ЗНАМЕНИТОСТИ
В XIX веке основными пиратскими акваториями стали моря и проливы, омывающие берега Юго-Восточной Азии, а также архипелагов и островов, во множестве рассыпанных на западе Тихого океана и на северо-востоке Индийского. Как мы уже говорили, грабительская политика ведущих индустриальных государств пробуждала национально-освободительное движение, которое придавало пиратам романтический ореол борцов за свободу.
Так, малайские морские разбойники со временем перешли от нападений на джонки соотечественников к «экспроприации» товаров, перевозимых колониальными странами. Между островами Борнео и Целебес, в Макасарском проливе, несколько лет уверенно хозяйничал пират по имени Рага. В 1813 году он захватил три английских судна и собственноручно обезглавил их капитанов. Англичане и голландцы снарядили в этот район специальную карательную экспедицию. Однако эскадра военных кораблей безрезультатно рыскали вдоль берегов пролива. Лишь в одном случае им сопутствовала удача, да и то благодаря случайности.
Один небольшой пиратский корабль (из группы Раги), курсируя вдоль берега, заметил на горизонте судно. Приняв его за торговое, капитан пошел на сближение. Подойдя на близкое расстояние, малайские пираты для устрашения дали артиллерийский залп. И только тут они поняли, что попали в опасный переплет. Перед ними был английский военный корабль. Ответным огнем малайское судно было разнесено вдребезги. Из всей команды спаслось лишь пятеро.
Рага поклялся жестоко отомстить европейским захватчикам. Его подчиненные действовали беспощадно. Они ограбили более сорока судов европейских держав, убивая всех находившихся на борту.
Справиться с флотом Раги, насчитывавшем около ста кораблей, было чрезвычайно трудно. У пиратов была налажена система коммуникаций: на высотах находились наблюдательные посты, передававшие сигналы о всех замеченных судах. При появлении военной эскадры разбойники рассыпались по укромным уголкам или принимали вид мирных рыбаков. В остальное время их главной базой являлся порт Куала-Бату на западном побережье Суматры.
В сентябре 1831 года в этом пиратском гнезде остановилась американская шхуна «Дружба» («Френдшип») с грузом пряностей. Проведав о богатой добыче, группа пиратов под видом торговцев поднялась на палубу, внезапно напала на команду и учинила резню. Лишь нескольким морякам удалось сбежать на спасательной шлюпке.
Американское правительство решило нанести ответный удар. На этот раз действовали осмотрительно. В Куала-Бату был направлен военный фрегат «Потомак», замаскированный под торговое судно. Ему удалось, не вызывая подозрений со стороны пиратов, войти в порт и высадить десант. Каратели разорили и сожгли город, уничтожили местных жителей. Пираты, захваченные врасплох, пытались оказать сопротивление, но были разбиты.
Китайские и европейские торговцы, терпевшие огромные убытки из-за нападений малайских разбойников, для охраны транспортных путей наняли военные корабли, осуществлявшие постоянное патрулирование. С 1837 года в их число вошел один вооруженный пароход. Его появление особенно сильно осложнило жизнь пиратов, парусникам которых стало особенно трудно скрываться от преследования. Началась настоящая охота на пиратов, ибо за голову каждого из них полагалась награда. Европейские «охотники за головами» при случае убивали мирных малайцев.
Вообще-то местные «самодеятельные» пираты не шли ни в какое сравнение с европейскими пришельцами, захватывавшими одну восточную страну за другой, расширявшими свои колониальные владения. Если уж всерьез говорить об «акулах империализма», то в те времена их хищный нрав проявлялся вполне определенно. Порой, ссылаясь на необходимость обуздать морских разбойников, эти державы — в первую очередь Англия, Голландия, Франция — проводили карательные акции для установления своего господства над той или иной территорией.
Лавры победителя малайских пиратов снискал некто Джеймс Брук — английский авантюрист и, по сути, настоящий пират. Он участвовал в англо-бирманской войне, получил ранение, вернулся на родину, а затем вновь отправился на Дальний Восток. Получив богатое наследство, снарядил яхту водоизмещением 140 тонн, тщательно подобрал команду и отправился на Борнео. Возможно, поначалу он предполагал заниматься преимущественно научными исследованиями. Склонность к ним у него была. Однако склонность к авантюризму оказалась сильнее. Джеймс Брук активно вмешивался в межплеменные споры, умело разжигая междоусобицы, используя все возможности для укрепления своего авторитета и захвата власти. В 1841–1842 годах он добился поста раджи Саравака — обширной области на Борнео, населенной независимыми племенами. Тотчас Брук стал распространять слухи, будто Саравак является гнездом опаснейших морских разбойников (чего в действительности не было). Правдами, а больше неправдами он сумел заручиться поддержкой некоторых племенных вождей, а также англичан. В конце 1844 года его официально назначили британским представителем на Борнео. С помощью капитана фрегата «Дидона» Брук устроил настоящую охоту за головами малайцев, почти не причиняя вреда пиратам, зато наведя страх на весь регион.
Английское правительство охотно поверило утверждениям Брука о том, что сам султан Брунея покровительствует пиратам. Военные корабли быстро «навели порядок», после чего власть англичан (и лично Брука) на Борнео упрочилась. Теперь Джеймс Брук — первый белый раджа — с триумфом вернулся в Англию. Его восхваляли как национального героя, королева произвела его в рыцари, ему были предоставлены обширные полномочия.
В 1848 году белый раджа возглавил карательную акцию против малайских пиратов, превратившуюся в кровавую резню. Его поддерживали некоторые племена на суше. В результате совместных действий парохода «Немезида», парусников и наземных отрядов было уничтожено более пятидесяти малайских судов, еще больше взято в плен. Затем каратели прошли по долинам рек, разоряя поселки, убивая всех, кто оказывал сопротивление.
Его бесчинства вызвали возмущение даже в Англии. Однако ведь ради могущества Британской империи приносились в жертву дальние народы, которых обычно характеризовали как дикарей (хотя под эту рубрику куда более подходили колонизаторы, охотившиеся за головами, в отличие от жителей Соломоновых островов, не ради доблести, а для развлечений).
Со временем Джеймса сменил его племянник Чарлз, взявший фамилию Брук. Он также был прежде всего авантюристом. В 12 лет стал юнгой, а через три года в качестве матроса участвовал в карательных экспедициях. Через несколько лет он уже руководил боевыми операциями в джунглях, в ходе которых, естественно, под видом борьбы с пиратами, завоевывались непокорные племена. Со своими головорезами он подавлял и забастовки (шла уже вторая половина XIX века).
Булли Хейс
Еще одна криминальная знаменитость тех лет: американский проходимец Хейс по кличке Булли (Буйвол или Громила). Ему посвящено несколько книг, в которых он представлен отчаянно удалым и удачливым пиратом. Однако был он по преимуществу искателем легкой наживы, не брезговавшим жульничеством, подлогами, воровством — но только в достаточно крупных размерах, чтобы при случае выглядеть респектабельным джентльменом или, на худой конец, благородным авантюристом. Деятельность его развернулась во второй половине XIX века, когда он, основательно овладев профессией моряка, снарядил вместе с компаньоном торговое судно и отправился в Китай. Он ухитрился надуть своего компаньона и кредиторов — впоследствии это стало для него правилом — и принялся самостоятельно сколачивать капитал, торгуя «живым товаром».
Людей такого типа описывал — порой не без восхищения — Джек Лондон в своих произведениях, посвященных приключениям в южных морях. Но в таких сочинениях слишком много романтических домыслов и маловато правды. Ибо в действительности Хейс и подобные ему деятели нагло обманывали наивных жителей далеких островов: обещав выгодную работу, на деле обрекали их на каторжный труд и быструю смерть. Иначе прибыли не видать!
В одном случае Хейс вполне мог бы сойти за мужественного борца за свободу. Он даже оказался на Филиппинах в качестве политического заключенного. Дело в том, что он попытался тайно вывезти с острова Гуама ссыльных революционеров. Но и тут ни о каком благородстве не может быть и речи. Просто он попытался заработать по 24 доллара на каждом вывезенном с острова ссыльном. Бдительные испанские солдаты пресекли этот бизнес.
Бурная жизнь Булли завершилась вполне бесславно. Какими-то хитростями удалось ему заполучить крупную яхту (ее хозяин исчез при невыясненных обстоятельствах). В пути Хейс не раз «поучал» матроса-норвежца, награждая его синяками. Во время очередной ссоры матрос размозжил голову Хейса увесистой палкой. Впрочем, журналисты расписали убийство на свой манер: якобы норвежец выхватил револьвер и выстрелил в Булли. Тот упал, обливаясь кровью, но поднялся и пошел на убийцу. Тот выстрелил еще раз и еще… Каждый раз Хейс падал и находил силы снова вставать на ноги. После десятого выстрела он остался лежать на палубе в луже крови… Все это, конечно же, слишком напоминает дешевые романы.
Искателей приключений и наживы типа Хейса было в том веке немало. Промышляли они обычно работорговлей, контрабандой и жульничеством, а потому вряд ли без натяжки могут считаться пиратами. Это были не столько разбойники, сколько проходимцы.
В то время, пожалуй, наиболее могущественными предводителями пиратов были две женщины: Цин и Аро.
Госпожа Цин была женой знаменитого китайского пирата и после его смерти приняла командование над несколькими эскадрами. Они имели флаги разных цветов: красного, черного, белого, синего, зеленого и желтого. Подобно тому как английская королева возвела Дрейка в рыцарское звание, китайский император в 1802 году даровал Цин почетное звание царского конюшего.
Пиратский флот госпожи Цин вполне мог соперничать с государственными военно-морскими силами. Она установила для своих подчиненных режим суровой дисциплины, примерно соответствующий правилам железного братства европейских пиратов. Так, самовольный выход на берег карался прорезанием ушей, а злостного прогульщика ждала смертная казнь. Присваивать награбленное строго воспрещалось: вся добыча подлежала учету, из нее пират получал пятую часть, а все остальное поступало в общий фонд. Посягательство на него и укрытие добычи карались смертной казнью. Строго запрещалось грабить местных жителей; за взятые у них продукты полагалось платить наличными.
Пользуясь уважением и поддержкой народа, пиратский флот процветал. И это обстоятельство стало все более сказываться на состоянии внешней торговли Китая. Правительство недополучало в казну большие суммы, а купцы терпели немалые убытки от морских разбойников. Военно-морские силы страны начали активные боевые действия против шестицветных флотилий госпожи Цин. Самое удивительное: она бесстрашно приняла вызов и решилась на морское сражение.
Корабли императора, ожидавшие встречи с отдельными пиратскими группами, неожиданно увидели перед собой довольно-таки солидную армаду. Начался бой. Юркие пиратские суденышки после первой атаки начали отступать. А в тот момент, когда китайские флотоводцы уже готовились праздновать победу, на их разрозненные корабли с тыла напала отборная эскадра, руководимая самой госпожой Цин. Правительственный флот был разбит наголову.
Раздосадованный позорным поражением, император приказал направить против пиратов новую флотилию. И вновь морские разбойники не уклонились от встречи. Их решительность и многочисленность привели в замешательство военных моряков, которые сочли за благо ретироваться. Пираты последовали за ними. Все эти действия проходили как бы в замедленном темпе: стояла ясная погода с едва приметным ветром. Когда и он затих, противники замерли на своих позициях.
И тут пираты вновь проявили находчивость. На шлюпках они устремились к неприятельским кораблям, которые потеряли возможность маневрировать. Ловко взбираясь по снастям, пираты бросились на абордаж. А в рукопашном бою эта братия, как известно, не имела себе равных. Тем более что они атаковали разрозненные корабли один за другим, имея каждый раз численный перевес. Вновь правительственный флот потерпел жестокое поражение.
Конечно же, император не мог смириться с тем, что пираты господствуют на море. Военные моряки сумели в конце концов одолеть их в открытом бою. Но госпожа Цин не осталась в долгу. Авторитет ее был так велик, что ей удалось сплотить вокруг себя несколько других пиратских групп. Зная о передвижениях регулярного флота, она внезапно напала на него и разгромила.
Тогда правительство решило использовать мирные средства. Был издан указ о полной амнистии всех добровольно сдавшихся пиратов с предоставлением земельного надела. «Черная» эскадра в полном составе решила сдаться на таких условиях (8 тысяч матросов и 160 кораблей, преимущественно небольших). Им были предоставлены две деревни, а командиров зачислили на государственную службу. В пиратском государстве госпожи Цин начался разброд. После дополнительных переговоров большинство ее подчиненных решило вернуться к мирной жизни. Тем более что им на обустройство предоставлялись деньги, поросенок и бочонок вина.
А госпоже Цин пришлось переквалифицироваться: с группой верных людей она занялась перевозкой контрабандных товаров.
Сила духа и своеобразное очарование образа предводительницы морских разбойников привлекли внимание такого утонченного писателя, как X. Л. Борхес, который посвятил ей рассказ. Он называется «Вдова Чинга, пиратка».
Другая знаменитая пиратка Аро Датоэ была дочерью раджи с острова Балабак. Она возглавляла крупную банду морских разбойников, контролировавших обширный регион Филиппинского архипелага. Молва наделяла ее привлекательной внешностью, однако ее нрав вряд ли мог внушать симпатию. Под ее руководством совершались нападения на купеческие суда и прибрежные поселки. Грабежи сопровождались пытками и убийствами. Если за взятого пленника не выплачивался своевременно выкуп, его окровавленное ухо пересылалось родственникам с угрозой в следующий раз доставить отрезанную голову.
Главная база Аро находилась на острове Минданао. Весной 1866 года туда была направлена эскадра испанских военных кораблей. В экспедиции приняли участие наемники, желавшие поживиться за счет конфискованных у пиратов ценностей. Морские разбойники не могли противостоять войскам и попытались удержаться в крепостях. Однако сопротивление длилось недолго. Аро Датоэ скрылась в глубине острова. Когда ее настигли каратели, она покончила с собой.
Но, пожалуй, самой знаменитой пираткой следует считать Шан Вонг. О ней много писали. В нашей стране снят фильм, где мадам Вонг сыграла Ирина Мирошниченко. С таким же успехом можно было использовать любую актрису: в данном случае проблема внешнего сходства отсутствует, ибо портрета Шан Вонг так и не удалось достать.
Предполагается, что до замужества она была танцовщицей в ночном клубе Кантона. Ее муж, чиновник правительства Чан Кайши, оставил службу и стал руководить шайкой контрабандистов и пиратов. В конце 1946 года его подкараулили и убили полицейские. Два его главных помощника претендовали на пост атамана. Мадам Вонг выступила в качестве арбитра, пригласила их к себе и застрелила обоих. Такой дипломатический успех произвел глубокое впечатление на пиратов. Они поняли, что мистеру Вонгу нашлась достойная замена. Его преемница обосновалась на одном из островов недалеко от Гонконга и предпочитала коротать время в наиболее фешенебельных ресторанах этого «вольного города».
«Фирма» мадам Вонг имела отличное техническое оснащение: быстроходные торпедные катера, пулеметы, автоматы, новейшая радиоаппаратура. Конечно же, своих визитных карточек ее «работники» не оставляли, однако на их счету было много преступлений, совершить которые не смогла бы другая, не столь мощная группировка. Так в марте 1951 года португальское судно «Опорто» водоизмещением в 4 тысячи тонн было атаковано двумя быстроходными катерами. Нападавшие с автоматами забрались на борт и расстреляли всю команду. Из 22 человек лишь один, несмотря на тяжелое ранение, сумел продержаться в море до прихода военного корабля, но и тот вскоре скончался. Преступники, захватив судовую кассу и наиболее ценные товары, скрылись.
Морские разбойники мадам Вонг действовали по хорошо разработанным планам и обладали надежной информацией. По-видимому, сама пиратка имела отлаженную шпионскую сеть и подкупала полицейских и таможенников. «Осечек» она не допускала. Страх перед ее бандой был так велик, что многие торгово-транспортные предприятия предпочитали выплачивать, не искушая судьбу, солидные суммы «фирмачам» Шан Вонг. Этот морской рэкет стал одним из основных источников дохода ее банды.
В 1960 году пароходной компании «Куангси» было предложено выплачивать пиратам откупные — 150 тысяч долларов ежегодно. Предложение рэкетиров было оставлено без внимания. Однако вскоре компании пришлось раскаяться за такое непочтение к мадам Вонг. На одном из судов «Куангси» взорвалась бомба, нанесшая большие повреждения и погубившая 17 человек. Подобные уроки, конечно же, не проходили даром: судовладельцы и торговцы предпочитали выплачивать дань жестокой пиратке.
Трудно судить, насколько верны слухи и легенды, возникшие вокруг ее имени. По-видимому, она не скупилась на расходы, отдыхала на лучших курортах мира. Говорили, что летом 1963 года она с очередным другом посетила Французскую Ривьеру. Однако не было ни одной фотографии, позволившей бы ее опознать. Подобную версию, конечно же, трудно принять всерьез. Скорее всего, ее надежно оберегали от Интерпола и подобных организаций гигантские капиталы, нажитые на пиратстве и контрабанде, а также строжайшая дисциплина и секретность, соблюдаемые в ее «фирме».
Весной 1963 года японская полиция сумела выйти на одного из ее «сотрудников», шантажом и посулами хорошего вознаграждения добившись от него согласия дать показания о деятельности таинственной мадам пиратки. Когда тайные агенты в условленное время пришли на встречу с ним, то были ошеломлены: перед ними лежал человек с отрезанными кистями рук и вырванным языком.
Ничего удивительного: нравы морских разбойников всегда соответствовали характеру их кровавого ремесла. И совершенно не важно, кто стоит во главе их: звероподобный полупьяный детина или хрупкая грациозная женщина.
САМОЕ НЕОБЫЧАЙНОЕИ ЗАГАДОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Событие, о котором хотелось бы рассказать, не занесено в анналы истории пиратства. Возможно, благодаря своей уникальности. Тем не менее оно, безусловно, относится к разряду морских преступлений, сопровождающихся грабежом и убийствами.
В данном случае пират был один (или их было два-три). Общее число жертв составило 140 человек. Были похищены драгоценности стоимостью в несколько миллионов долларов и погиб великолепный океанский лайнер. Впрочем, начнем по порядку.
Утром 8 сентября 1934 года над штормовой Атлантикой невдалеке от побережья Нью-Джерси прозвучал сигнал «SOS». Мольбу о помощи посылало пассажирское судно «Морро Касл». Сообщив, что на борту пират, радист умолк. Два корабля, находившиеся в районе бедствия, поспешили на помощь.
Вскоре весь мир узнал о катастрофе, напомнившей — спустя 22 года — трагедию «Титаника». Ведь «Морро Касл» был поистине гордостью Америки. Он поражал не только своими размерами (длина 156 м, водоизмещение 11 тыс. тонн), но и первоклассным оборудованием, а также наиболее совершенными системами безопасности. Не случайно его пассажирами были многочисленные миллионеры с семьями.
Пока спасатели подбирали тех, кому посчастливилось уцелеть, дымящийся корабль дрейфовал вдоль побережья и застрял на мели близ городка Асбери-Парк. Вскоре здесь появились члены различных комиссий, прежде всего, представители страховых обществ. Они попытались буквально по горячим следам расследовать причины бедствия. Надо было позаботиться и о содержимом сейфов, установленных в каютах: многие богачи взяли с собой драгоценности для вечерних балов и «посиделок».
Где-то в недрах обгоревшего корабля еще продолжались пожары, а его металлический корпус излучал жар. Никто не рискнул взойти на борт еще дымящегося «Морро Касла». Полицейским было приказано охранять то, что еще могло сохраниться в каютах, от мародеров. Лишь одному человеку удалось побывать на корабле. Он прибыл в закрытом фургоне и был экипирован надлежащим образом: огнеупорный асбестовый костюм, кислородная маска. Пробыв около часа на «Морро Касле», он исчез так же внезапно, как и появился. (У этого незначительного эпизода позже обнаружился интригующий подтекст.)
Тем временем море выбрасывало на берег все новые трупы. Среди них оказался молодой матрос, застреленный двумя выстрелами в голову, и морской офицер, у которого в кармане брюк находился револьвер без двух патронов в барабане; калибр оружия совпадал с размерами пуль, извлеченных из головы матроса.
Постепенно прояснилась общая картина катастрофы. В панике, возникшей в результате пожара, наиболее проворно и бесстыдно действовало большинство команды корабля. Они посрамили честь американских моряков, первыми бросившись к спасательным шлюпкам, отбрасывая в стороны женщин и детей (с мужчинами так действовать удавалось не всегда). В результате из 318 пассажиров спаслось лишь 184, почти сплошь мужчины, а из 108 моряков — 102. Следовательно, погибло 42 % пассажиров и 95,5 % моряков.
Единственная моторная спасательная шлюпка причалила к берегу почти пустой. На ней находились два матроса — моторист и рулевой, старший инженер корабля Эббот, наряженный, как на парад, один мексиканский миллионер, его жена и дочь. Свидетели рассказывали, что тонущие цеплялись за борт лодки, а Эббот отбивался от них абордажным крюком.
Среди уцелевших отсутствовала престарелая мультимиллионерша Кэтлин Моррисон. Судьба ее особенно интересовала не только наследников, но и компанию, в которой она застраховала свои украшения стоимостью в 2,5 миллиона долларов. Надо было или найти их, или выплатить страховую сумму.
Оказалось, что апартаменты Моррисон выгорели полностью. На металлическом остове кровати покоились обгорелые человеческие кости. По золотому протезу установили, что это — останки мультимиллионерши. Несгораемый сейф ее был открыт и пуст.
Не оставалось сомнений, что она была убита, а все драгоценности похищены. В противном случае она не осталась бы лежать в кровати во время пожара, а, открыв сейф и достав украшения, попыталась спастись. Нетрудно было догадаться, что убийца и грабитель имел все основания поджечь каюту!
Началось долгое расследование странных и трагических событий, происшедших на «Морро Касле». Оказалось, что за несколько часов до пожара капитан корабля Уилмотт уже был мертв. Его тело обнаружил судовой врач де Витт в ванной комнате. Судя по всему, капитана отравили.
Де Витт вызвал в капитанскую каюту первого помощника Уормса. Сюда же зашел почему-то Эббот, одетый в парадную форму. Доктор передал ключи от каюты помощнику капитана, предложив оставить все как есть до прихода полиции. Они заперли каюту. Уормс стал командовать кораблем.
Обстановка на море тоже была не из приятных: начался шторм. Из недолгого разговора с доктором выяснилось, что капитан умер, судя по ряду признаков, несколько часов назад. Перед этим он пил с кем-то виски: бутылка и два стакана оставались на столе. На дном из них могли остаться отпечатки пальцев того, кто выпивал с капитаном и, по-видимому, отравил его.
Тем временем должен был начаться прощальный бал. Несмотря на сомнения Уормса, Эббот настоял на том, чтобы он состоялся.
Обстановка на корабле была нелепой, безумной. Радист принимал штормовые предупреждения. Ветер крепчал, и ночной ураган обещал быть нешуточным. В своей каюте лежал мертвый капитан. Пассажиры, невзирая на качку, пытались веселиться на балу. А на капитанский мостик к Уормсу поднялся матрос и доложил, что на борту дым и, возможно, пожар.
Второй помощник отправился выяснять, откуда идет дым. Оказалось, из помещения под кормовой палубой. Открыв дверь, помощник едва не задохнулся от едкой гари с запахом серы. От вспышки офицер упал с обожженным лицом и с трудом выполз из каюты.
Через некоторое время пожар уже бушевал вовсю. На судне началась паника. Она охватила и большинство членов экипажа. Однако два события, несмотря на суматоху, обратили на себя внимание. Помощник радиста наткнулся на труп доктора де Витта; на его виске зияло пулевое отверстие. А во время панической посадки на лодки один матрос начал срывать украшения с женщин; его застрелил офицер, которого чуть позже смахнула в море волна.
Несмотря на то что в конце концов общую картину происшествия и многие детали удалось выяснить, самое главное оставалось загадкой: кто совершил целую серию преступлений? В сущности, это был своеобразный пиратский акт, имевший целью захват сокровищ, следы которых так и не были найдены. В результате — множество смертей, погибший корабль, гигантские убытки.
В круге главных подозреваемых находились, прежде всего, первый помощник капитана и Эббот. В принципе Уормс мог желать смерти капитану, чтобы занять его место. Но в то же время они были знакомы много лет и с уважением относились друг к другу. Вдобавок первый помощник почти все время в ту ночь провел на капитанском мостике.
Более серьезными были свидетельства против Эббота. Он не ладил с капитаном и был кандидатом на увольнение за недисциплинированность. Он оказался возле каюты капитана, когда доктор обнаружил там труп. Эббот утверждал, что видел Уилмотта за два часа до этого в радиорубке, тогда как, по словам Уормса, корабельный врач определил, что Уилмотт скончался не менее четырех-пяти часов назад. Наконец, Эббот, судя по всему, недостойно или даже преступно вел себя во время катастрофы (хотя убедительные доказательства этому отсутствовали).
Безусловно, многое могло проясниться в результате осмотра каюты капитана и его тела. Однако произошло нечто необъяснимое. Когда агенты ФБР вскрыли каюту, то с удивлением убедились, что она почти не пострадала от пожара: иллюминаторы были задраены, и для огня не хватило кислорода. Уцелело здесь все… кроме тела капитана и стаканов, на которых могли остаться отпечатки пальцев того, кто подсыпал яд. Как и когда случилась пропажа? На этот вопрос так и не удалось найти ответ.
Появился еще один подозреваемый. Исследуя очаг возгорания, обнаруженный вторым помощником, специалисты установили, что зажигательная смесь находилась в медном цилиндре, имевшем нагревательную спираль. Преступник, по всей вероятности, наполнил медный сосуд горючей смесью, вставил туда нагреватель и включил в сеть. Нагревшись, спираль воспламенила смесь, и начался пожар.
Кто мог изобрести столь изощренный способ поджога? Наведя справки, детективы узнали, что старший радист Роджерс на досуге мастерил приспособления для подогрева воды в аквариуме, состоящие из медного корпуса и нагревательной спирали. Заодно выяснилось, что Роджерс должен был в тот злополучный вечер заступить на вахту с 22 часов, однако явился лишь в три ночи, уже во время пожара. При этом вел себя очень странно, размахивал револьвером и мешал работать радисту. Оправдался он тем, что до этого дежурил две смены, крепко заснул и проснулся уже по тревоге, после чего помогал пассажирам рассаживаться в шлюпки.
Появились и новые факты, свидетельствующие не в пользу Уормса. Он имел специальность электромонтера и хорошо разбирался в технике. У него накопилось много долгов, а один вексель на 10 тысяч долларов ему надлежало вскоре оплатить. Наконец, он мог в любой момент зайти в капитанскую каюту, а после разговора с доктором де Виттом держал ключ от нее у себя.
Поиски человека, который в защитном костюме первым побывал на «Морро Касле» после пожара, пришлось прекратить. Секретная служба ЦРУ заявила, что правительство США не заинтересовано в дальнейших уточнениях данного вопроса. Судя по всему, на судне в некоторых каютах были вмонтированы подслушивающие устройства, и пришлось срочно посылать специалиста, чтобы скрыть следы этой незаконной деятельности.
Началось судебное разбирательство. Оно не пролило света на эту темную историю. Уормса и Эббота признали виновными… в небрежном исполнении служебных обязанностей. Первого приговорили к двум, а второго — к четырем годам тюрьмы. По апелляции обвиняемых дело было пересмотрено и приговор отменили за недостаточностью доказательств.
Морское ведомство лишило их офицерского звания. Уормс поступил работать в порт. Во вторую мировую войну он был призван на флот и погиб. А Эббот вскоре после выхода на свободу запил. Допившись до белой горячки, он закончил жизнь в лечебнице для алкоголиков.
По-иному сложилась судьба Роджерса, извлекшего немалую личную выгоду из произошедшей трагедии. С помощью какого-то борзописца он сочинил душераздирающую версию катастрофы на «Морро Касле», упоминая и о своих героических деяниях. Несколько недель выступал с этим «шоу» в одном из бродвейских театров, пользуясь шумным успехом.
(Короткое отступление. В Древней Греции после разрушительного землетрясения, унесшего много жизней, некий драматург сочинил тотчас драму об этом событии. Публика заливалась слезами, заново переживая недавнюю трагедию. Автора, однако, решено было наказать плетьми, ибо он только бередил незажившие моральные раны вместо того, чтобы создать произведение искусства.)
Падкая на сенсации американская публика вскоре охладела к излияниям Роджерса. Он переехал в городок Бэнон штата Нью-Джерси, работал в полиции патрульным, а затем радистом. Его начальником по воле всемогущего случая стал радист с «Морро Касла» Доил. У них начались ссоры, потому что Доил открыто называл Роджерса убийцей и поджигателем.
Однажды Дойлу передали пакет с устройством для нагрева воды и запиской, напечатанной на машинке и без обратного адреса. В ней содержалась просьба починить испортившийся прибор. Когда Доил включил его в сеть, раздался взрыв.
Получив тяжелое ранение, он тем не менее остался жив, а когда выздоровел, обвинил Роджерса в покушении на убийство. При обыске квартиры и сарая Роджерса нашли все материалы для изготовления аквариумных нагревателей. Роджерс утверждал, что уже много лет чинит и делает для продажи такие приборы и что покушение было именно на него, а Доил пострадал по ошибке.
На суде не было предъявлено ни одной прямой улики против Роджерса. Ему припомнили аналогичный поджог на «Морро Касле». Он возразил: если бы у него оказались драгоценности, разве стал бы он работать в Америке, едва сводя концы с концами? И повторил, что удар был направлен на него, ибо настоящий преступник старался таким образом или убить его, или подставить под подозрение.
Его доводы не убедили присяжных. Роджерса приговорили к 12 годам лишения свободы за покушение на убийство. Через 4 года его неожиданно амнистировали. Во время войны он служил радистом на грузовом судне. После войны вернулся в Бэнон и открыл мастерскую по ремонту электроприборов.
Дела его шли плохо. Общественное мнение заклеймило его как убийцу и поджигателя, избежавшего заслуженной кары. Со временем, однако, отношения с согражданами стали налаживаться, а с соседями — престарелыми Уильямом Хамлом и его дочерью Альмой — сделались дружескими.
20 июня 1953 года эти двое были найдены убитыми у себя дома. Следствие обнаружило пленку с записью резкого разговора Хамла с Роджерсом. Хозяин требовал вернуть взятые в долг семь с половиной тысяч долларов, а сосед обещал принести их на следующий день.
Основания для убийства были очевидными, и подозреваемый тоже не вызывал сомнений. Только вот никаких прямых улик вновь так и не удалось обнаружить.
Осенью 1954 года начался суд. Роджерса обвинили в двойном убийстве, требуя два пожизненных заключения (интересный юридический нонсенс, как бы предполагающий одарить преступника двумя жизнями). Подсудимый стал заговариваться. Медицинская комиссия признала его невменяемым. Проведя 4 года в тюремной больнице, он умер в начале 1958 года от инсульта.
Ему было посвящено немало статей как одному из самых изощренных морских разбойников. Подумать только: убийство капитана, врача и пассажирки «Морро Касла», поджог судна, который привел к многочисленным жертвам. Затем преступления на суше: покушение на убийство и два убийства. И во всех этих случаях самые квалифицированные детективы не смогли найти ни одного убедительного доказательства его вины!
Роджерс мог бы претендовать на «почетное» место в ряду самых выдающихся пиратов (притом едва ли не самого оригинального и изобретательного), если бы не одно обстоятельство.
Через год после его смерти в Венесуэле умер человек по имени Кирк Стивенсон. Правда, паспорт его оказался фальшивым. Он оставил у нотариуса бумаги, которые теперь можно было вскрыть. Из них следовало, что он служил в ЦРУ и совершал путешествие на «Морро Касле», выполняя секретное задание.
Прельстившись драгоценностями Кэтлин Моррисон, он завязал с ней близкое знакомство. Улучив момент, забрался к ней в сейф, но был замечен хозяйкой, когда выходил из ее каюты. Она сообщила о случившемся капитану. Не желая скандала, попросила поговорить со Стивенсоном наедине. Результаты этой «задушевной» беседы известны: три трупа — капитана, доктора и мульти миллионерш и, а затем и пожар.
«Чтобы уничтожить все следы, — написал Стивенсон, — я подложил адскую машину, которая предназначалась для выполнения моего задания…» Стоп! Тут-то и появляются серьезные сомнения. Что еще за «адская машина»? Не могло же ЦРУ направить его с заданием устроить пожар на американском корабле. Да и не адская машина взорвалась, иначе бы ЦРУ тотчас узнало «почерк» своего агента.
Немецкий журналист Гюнтер Продьол, подробно описавший все события, связанные с катастрофой «Морро Касла», пришел к такому выводу: «В пользу венесуэльского признания… говорит тот факт, что американские газеты о нем упорно молчат. Да и преступления, надо сказать, были «выполнены» с таким знанием дела, что сразу появляется мысль не о каком-то дилетанте-радисте, а о профессионале, прошедшем специальную подготовку».
И все-таки более вероятно, что посмертное признание Стивенсона — лишь газетная «утка», не заслуживающая серьезного анализа, а потому и не имевшая распространения. Сам Продьол, пожалуй, не избежал влияния политической конъюнктуры, показывая в неблаговидном свете американские спецслужбы. При всей нечистоплотности тайных агентов и их хозяев, трудно поверить, что они сообща действовали в ущерб — явный и ничем не оправданный — собственной державе. А если бы в преступлении был замешан их агент, то вряд ли бы удалось сохранить свою жизнь.
Кто же тогда этот загадочный и уникальный пират? Сопоставляя все факты, приходишь к мнению, что самые большие подозрения вызывают Эббот и Роджерс. Не исключено, что они действовали сообща или имели сообщников. Другой вопрос — куда пропали похищенные драгоценности? Преступник мог растерять их в суматохе, выбросить, боясь разоблачения, или припрятать до лучших времен. А они так и не наступили из-за постоянных судебных разбирательств (Эббот и вообще жил недолго после катастрофы). Кстати, в «заговоре» мог принимать участие и Уормс. Но все это — не более чем шаткие домыслы, догадки. Тайна «Морро Касла» остается нераскрытой.
ОСТРОВ СОКРОВИЩ
Не случайно один из самых замечательных «пиратских» романов называется «Остров сокровищ». Романтика морского разбоя замешана на самой настоящей и заурядной уголовщине, имеющей целью быстрое обогащение, пусть даже с риском для жизни.
Интерес к пиратству подчас также не лишен корыстолюбия. Кто в детстве не мечтал обнаружить клад! Но только наивный ребенок надеется найти его случайно. Истинные кладоискатели проводят исторические изыскания, обращаются к старинным картам и манускриптам, роются в архивах, пытаются расшифровать попавшие к ним в руки беглые записи и схемы, оставленные теми, кто мог бы спрятать свои или чужие сокровища.
К сожалению (или к счастью?), многочисленные сведения о кладах являются досужими домыслами, вдохновенным вымыслом или красочными байками. Отделить в рассказах такого рода правду от лжи почти невозможно.
По идее пираты должны были прятать награбленные богатства возле своих баз или крепостей, «на материке». Добраться до таких кладов практически невозможно. Да и сохранились ли они?
Скажем, Средиземноморье с древнейших времен было регионом активного пиратства. Однако отсутствуют достоверные сообщения о находках здесь кладов морских разбойников. Почему? Возможно, добытые богатства быстро пускались в оборот. Да и вообще пиратам, особенно в старые времена, по-видимому, была чужда идея накопления: они привыкли жить одним днем, рассчитывать на госпожу Удачу и всегда быть готовыми к смерти. Кроме того, в условиях относительного равенства после дележа добычи каждому доставалось не так уж много.
Как уже говорилось, морские разбойники Балтики оставили немало кладов, в частности, на Гельголанде и Рюгене. Однако по большей части такие находки представляют интерес только для археологов. Во всяком случае, значительных ценностей здесь найти не удалось. Хотя как знать, быть может, кому-то еще посчастливится обнаружить сокровища витальеров, ликедельеров или даже легендарных нибелунгов.
Сохранились предания о том, будто Стенька Разин схоронил несметные богатства на каком-то из волжских островов, на воспетом в песне утесе или в пещере где-то под Баку. Ничего более определенного на этот счет сказать нельзя. Однако для российских кладоискателей и без того имеется обширное (и даже слишком) поле деятельности.
Особенно заманчивые сокровищницы пиратов относятся к эпохе освоения океанов и расцвета флибустьерства, приватир-ства и корсарства. Наиболее перспективными в этом отношении являются акватории, примыкающие к западной и восточной частям Американского континента. Разбросанные здесь островки часто служили пристанищем для пиратов.
Так, в 1939 году группа американских авантюристов отправилась по следам английского пирата Вильяма Дженнигсона. Они выяснили, что у него была база на островке Мона, расположенном между Гаити и Пуэрто-Рико в Карибском море. Эта экспедиция завершилась успешно, в отличие от множества ей подобных. Были обнаружены золотые монеты и драгоценности. Их продали на аукционе в Чикаго за миллион долларов.
На восточной окраине Тихого океана среди Галапагосских островов есть один, который держит, пожалуй, мировой рекорд по числу побывавших здесь экспедиций кладоискателей — более пятисот! Это остров Кокос. Он в свое время служил пристанищем для многих пиратских банд. Предполагается, что здесь не только останавливались, но и скрывали награбленное Уильям Дампир, Александр Грэхем, Скотт Томпсон.
План острова Кокос с указанием кладов
(подделка под старинный документ)
Пират-академик Дампир, как известно, в Англии жил небогато. До сих пор не ясно: то ли он не смог воспользоваться спрятанными сокровищами, то ли лишился их (ведь он больше заботился о сохранности своих научных записок), то ли его доля оказалась не так велика, как подозревают кладоискатели. Но вот Грэхем и Томпсон почти наверняка захватили значительно больше ценностей, чем успели растратить. Согласно преданиям и предположениям, эти два пирата устроили тайники на острове Кокос.
На первый взгляд может показаться, что обшарить этот клочок суши не представляет большого труда: его площадь всего около 20 кв. км. Но только путешествующим по карте нетрудно отмечать здесь места, где могли быть спрятаны клады. Реальный остров имеет сложный рельеф, покрыт лесом и густым кустарником, имеет изрезанную береговую полосу с глубокими промоинами, пещерами и гротами.
В одном из таких мест летом 1962 года произошла трагедия. Три французских кладоискателя — спелеолог Робер Верн, писатель Клод Шарлье и журналист Жан Портелл — прибыли на Кокос. Они предполагали детально обследовать остров, особое внимание уделяя пещерам и гротам. Свои приключения в поисках пиратского золота и драгоценностей собирались описать в очерках и книге, попутно подготавливая материал для радио- и телепередач. Эти отчаянные люди не прекращали своего занятия даже при неспокойном море (возможно, они специально искали рискованных ситуаций). В одном из гротов у их катера заглох мотор. Ветер и волны погнали его на камни. Надо было спешно доставать весла. Но они лежали на дне, заваленные различным грузом. Пока друзья разбирали вещи, крутая волна опрокинула лодку. Спасся лишь Робер Верн.
На острове и возле него произошло еще несколько несчастных случаев. (В одной из книг по истории пиратства сказано: «Здесь сотнями гибли люди». Явное преувеличение.) До сих пор группы кладоискателей, применяя различные приборы, тратят немалые средства на исследования Кокоса. А вдохновляют их две истории, похожие на правду.
Одна из них имеет в качестве иллюстрации… копии карт острова с указанием места, где пират Томпсон спрятал несметные богатства. Беда только в том, что такого рода карт многовато. Наивные искатели счастья, приобретавшие их с замиранием сердца и предвкушением невообразимой удачи, со временем испытали горестное разочарование, а то и жестокое отчаяние, лишась последних своих средств, потратив их на экспедицию.
Говорят, некогда существовала (а возможно, где-то и сохранилась) одна подлинная карта, последним владельцем которой был капитан Киттинг. Он получил ее из рук Томпсона, который последние свои годы провел на Ньюфаундленде, подговорил Киттинга отправиться на остров Кокос, но тяжело заболел и перед смертью поделился с ним тайной своего клада. Киттинг подыскал богатого компаньона по фамилии Боуг. Цель своего предприятия они сохраняли в строжайшей тайне. Но шила в мешке не утаишь. Когда корабль причалил к берегу в одной из потаенных бухт острова Кокос, команда заподозрила, что от них что-то скрывают. А после того как Киттинг и Боуг вдвоем покинули корабль и вернулись через несколько часов с небольшими, но увесистыми мешками, моряки потребовали объяснений. Руководители признались, что завладели пиратскими сокровищами и хотят устроить общий дележ.
Утром, однако, на корабле не оказалось ни руководителей, ни драгоценностей. Моряки обшарили весь остров, но никого и ничего не нашли. Несолоно хлебавши, они вынуждены были отправиться восвояси.
Судьба удачливых кладоискателей оказалась незавидной. Боуг остался навеки лежать в пещере, убитый своим компаньоном. Капитан Киттинг некоторое время влачил жалкое существование на необитаемом острове, наслаждаясь видом своих несметных сокровищ. Наконец его подобрало американское китобойное судно. Он сослался на то, что был высажен на остров взбунтовавшейся командой. Но в лохмотьях своих спрятал несколько драгоценных камней. Вернувшись на Ньюфаундленд, он попытался организовать новую экспедицию за кладом, но, будучи тяжело больным, смог только передать перед смертью заветную карту какому-то своему приятелю.
Признаться, эта история не внушает большого доверия. В ней определенно проглядывают литературные штампы. Насколько более правдоподобны версии, каким образом Кокос превратился в остров сокровищ.
Во время освободительной борьбы в Южной Америке против испанских колонизаторов в 1820 году повстанческие армии подошли к столице Перу. В государственных хранилищах находились богатства, награбленные испанцами, которые пришлось срочно эвакуировать. Общая их стоимость составляла десятки миллионов долларов. Казну тайно доставили в порт Кальяно, чтобы переправить в Панаму. Снарядили эскадру из пяти кораблей…
Что случилось далее, рассказывают по-разному. По одной версии, решено было под видом государственного архива погрузить государственную казну на судно пирата Скотта Томпсона «Мери Диир», поставив усиленную охрану. Хитрые и коварные пираты, выведав эту тайну, ночью перебили испанскую стражу и вышли в море. За ними ринулась погоня, но слишком поздно. Обнаружить «Мери Диир» удалось в бухте Уэйвер острова Кокос. После короткого боя испанцы завладели пиратским кораблем. Обшарив его, убедились, что сокровища исчезли. Оставшихся в живых пиратов жестоко пытали. Те клялись, что не знают, где спрятан клад. А Томпсон и старший штурман, которые наверняка участвовали в захоронении захваченных богатств, предпочитали молчать, понимая, что таким образом они смогут продлить свои дни.
Действительно, всех остальных членов команды повесили, а их переправили в Панамскую тюрьму. Старший штурман вскоре умер, так и не оправившись от пыток. Томпсон выдержал все испытания. Страдать ему пришлось недолго: в 1821 году повстанческая армия освободила Панаму. Пират вместе с политическими заключенными был выпущен на свободу и перебрался в Канаду, откуда и собирался отправиться на Кокос. (Продолжение этой истории мы уже знаем.)
Согласно другой версии, перуанская казна была загружена в трюм галиона «Релампага». Несмотря на секретность операции, о ней стало известно пиратам. У берегов Панамы на растянувшуюся эскадру напали корабли Бенито Бонито по прозвищу Кровавый Меч. Это был бывший английский морской офицер Александр Грэхем. Он отличился в Трафальгарском сражении под командованием Нельсона. Однако в последующем ему не удалось сделать карьеру и даже обеспечить себе безбедную жизнь, и он решил заняться «вольным промыслом».
Захватив «золотой» галион, разбойники отвели его в бухту Уэйвер острова Кокос. Где-то в тех местах они спрятали драгоценности. (Правда, не совсем ясно, почему они так поступили. Разве что Грэхем оставил здесь свою долю — львиную! — сокровищ.) Воспользоваться награбленным им так и не удалось. У берегов Коста-Рики пиратов атаковала британская эскадра. Уцелевшие после боя пираты были захвачены в плен и повешены. В их числе был и капитан Грэхем.
Фрагмент записи капитана Кидда о спрятанных им сокровищах (которые так и не найдены)
Увы, степень правдивости подобных историй определить трудно. Тем не менее Кокос притягивает кладоискателей, как магнит железные опилки. То же можно сказать о другом острове — Амалии. Предполагается, что здесь не раз останавливался для ремонта судов и отдыха Тич Черная Борода.
Рассказывают даже, каким образом он прятал свои богатства, надежно сохраняя тайну клада. Он выбирал в спутники какого-нибудь проштрафившегося коллегу и отправлялся с ним в глубь острова. Они несли сундучок с драгоценностями и мешочек с золотом, а также лопату. Выбрав укромное место, Тич приказывал пирату копать яму и, когда она достигала достаточной глубины, стрелял ему в затылок. Затем опускал к нему в могилу сокровища и тщательно ее закапывал.
Такое описание не внушает большого доверия уже потому, что вряд ли кто-то мог знать о зверских проделках Черной Бороды, а сам он, как известно, мемуаров не оставил. Но, кроме него, Амалию облюбовали два брата- разбойника Жан и Пьер Лаффиты. Они перехватывали корабли работорговцев, не имевшие надежной охраны и находящиеся, так же как и пираты, вне закона. Однако несмотря на все старания кладоискателей, остров Амалия поныне хранит тайну своих сокровищ.
То же самое можно сказать о скалистом острове Григан Марианского архипелага Тихого океана. Здесь хозяйничал пират Робертс. Его деятельность также относится к периоду освободительной борьбы в Южной Америке.
В КЛАДОВЫХ НЕПТУНА
Фрэнсис Дрейк во время своих пиратских рейсов у берегов Америки повстречал, атаковал и взял на абордаж испанский талион «Какафуэго». Добыча оказалась знатной: помимо драгоценностей, 26 бочек нечеканного серебра. Все было великолепно, но корабль Дрейка и без того был плотно загружен награбленными сокровищами. А путь предстоял неблизкий, да еще приходилось опасаться испанцев. И тогда на недолгой стоянке у небольшого островка Лаплата было решено отправить за борт 45 тонн серебра.
Дальнейшая судьба этого клада не известна. Вроде бы его так и не удалось никому найти. По всей вероятности, Дрейк выбрал какой-нибудь приметный участок мелководья, с тем чтобы при благоприятной возможности удалось достать серебро. Оно так и осталось лежать в кладовой Нептуна.
С именем Дрейка — хотя на этот раз и косвенно — связана история еще одного подводного клада. Речь идет о потерпевшем кораблекрушение испанском галеасе «Хирона» с грузом золота и драгоценностей. Эти богатства более четверти тысячелетия покоились на дне морском, прежде чем их удалось обнаружить и поднять на поверхность талантливому и удачливому бельгийскому подводному археологу и кладоискателю Роберу Стенюи.
Его увлечение, как нередко бывает в подобных случаях, началось с чтения книг (американского автора Ризберга), посвященных подводным приключениям. Конечно же, тут рассказывалось и о придуманных (и довольно бесхитростно) экспедициях в южные моря в поисках сокровищ, поглощенных морской пучиной или запрятанных пиратами. Герои этих сочинений попадали в опаснейшие передряги, мужественно сражались с кровожадными акулами, выпутывались из смертельных объятий гигантских спрутов…
Нетрудно было догадаться, что ничего подобного в действительности не происходило. «Я не верил, — признавался Стенюи, — ни одному слову Ризберга, но, закрыв последнюю страницу, вдруг понял, что не могу отделаться от прочитанного».
Вскоре, в 1954 году, он впервые принял участие в экспедиции, искавшей у берегов Испании в бухте Иго сокровища затонувших там около трех веков назад кораблей. Неудачи не охладили его энтузиазма, а даже незначительные успехи вдохновляли на новые поиски.
Он быстро понял (и это следовало бы уяснить себе всем охотникам за кладами), что рассчитывать на счастливый случай или доверять сомнительным сведениям — верный путь к неудачам и разорению. Необходима кропотливая, долгая, утомительная, а порой и весьма скучная подготовительная работа. Она заключается главным образом в поисках и изучении всех имеющихся материалов о затонувших сокровищах.
Стенюи приступил к планомерному сбору материалов. Его картотека разрасталась, накапливались кипы блокнотных записей, конспектов, копий документов. Например, на карточке с надписью «Испания» в ящике «Эпоха Возрождения» в разделе «Британские территориальные воды» имелись данные о корабле «Хирона», помеченные четырьмя звездочками. Это означало, что сведения достаточно надежные и есть все основания заниматься поисками.
Судно, названное именем сильного и мудрого кентавра, судьбой своей заслуживало другого названия. Стоит изменить всего одну букву, и смысл меняется радикально: не Хирон, а Харон — перевозчик умерших к вратам мифологического Аида. На судне погибло 1300 человек!
Поиски — преимущественно архивные — продолжались 12 лет. И вот в 1967 году часть сокровищ «Непобедимой армады» с корабля «Хирона», триста восемьдесят лет пролежавших под водой, была поднята на поверхность вместе с многочисленными материальными свидетельствами той далекой эпохи. Ведь обнаруженное древнее судно с его содержимым — как бы сгусток прошлого, по которому можно восстановить его отдельные черты.
Любопытна история еще одного крупного подводного клада. Весной 1715 года гад ионы «Золотого флота» Испании направлялись от американского берега. Внезапный ураган обрушился на эскадру. 14 кораблей погибло. Один из них был выброшен на рифы Ки-Ларго у Флориды. В его трюмах находилось несколько тонн драгоценных металлов.
Испанский король Филипп V распорядился организовать водолазные работы и достать богатства. Специальная экспедиция обнаружила место крушения и начала поднимать с морского дна слитки золота и серебра, бочки с пиастрами. Увлеченные успешным предприятием, испанцы не учли, что оно может заинтересовать не менее предприимчивых людей. Ведь за ними внимательно и скрытно наблюдали флибустьеры с острова Тортуги: они имели надежных шпионов из числа нанятых испанцами местных ныряльщиков. И в тот момент, когда подводные сокровищницы в данном месте были опустошены, а экспедиция готовилась к торжественному возвращению на родину, флибустьеры оказались тут как тут. Пользуясь своим численным превосходством и внезапностью нападения, они без больших потерь «реквизировали» весь ценный груз.
Возможно, остатки кораблей того же «Золотого флота» были обнаружены флоридскими аквалангистами летом 1966 года. Поднятые предметы продавались в Нью-Йорке на аукционе. Там были старинные монеты, посуда, украшения, серебряные и золотые слитки. Среди прочего была золотая цепь длиной 3,5 м, имевшая более двух тысяч звеньев, а также брелок в виде золотого дракона (по-видимому, китайской работы); цена этой находки составила 50 тысяч, а всего клада — полмиллиона долларов.
Дно Карибского моря является поистине «золотым дном» для кладоискателей. Конечно, речь идет не о глубоководьях, а о скалах и рифах Американского побережья и многочисленных островов. Здесь еще со времен Колумба терпели крушение корабли от бурь и от столкновений с пиратами.
В этом регионе первая исключительно успешная операция по обнаружению и извлечению из кладовой Нептуна крупного клада относится к концу XVII века. В те времена у флибустьеров еще водились настоящие карты с указанием мест кораблекрушений. Судовой плотник Вильям Фиппс из одной такой карты узнал о том, что у острова Багама покоятся обломки испанского галиона, перевозившего драгоценный груз. По-видимому, Фиппс не поленился посетить остров и убедился, что там встречаются выброшенные морем монеты.
Фиппс был настойчив и верил в свою счастливую звезду. Прибыв в Англию, он сумел заинтересовать своим проектом влиятельное лицо. Король Чарлз III согласился выделить для этой цели фрегат «Роза Алжира». Раз за разом моряки просматривали с корабля и лодок рифы и мелководья — безрезультатно. Экипаж отказался продолжать поиски и потребовал заняться более прибыльным делом: пиратством.
Экспедиция вернулась в Англию, где уже был новый король. Фиппс добился аудиенции у него и сообщил, что они уже были близки к цели. Для убедительности он представил еще одного свидетеля — матроса Смита, который поклялся, что видел из шлюпки остатки затонувшего судна и груза.
Толи короли тогда были очень доверчивыми, то ли доводы кладоискателя внушали серьезное доверие, но и на этот раз Фиппсу помогли возглавить новую экспедицию. К острову отправились две шхуны. Чтобы иметь гарантированную прибыль, их загрузили товарами для контрабандной торговли с флибустьерами Ямайки.
Увы, прибыль от продажи товаров растрачивалась впустую: год поисковых работ не дал никаких результатов. Они использовали водолазный колокол, позволявший находиться под водой до 15 минут. Все подозрительные предметы внимательно осматривались и поднимались на поверхность. Наиболее внушительной была коллекция прекрасных кораллов… Она-то и оказалась счастливой.
Говорят, офицеры, пресытившись бесполезными поисками, пришли в каюту Фиппса требовать прекращения работ. Он, вспылив, так топнул ногой, что упал находившийся на его столе коралл и разбился вдребезги. Среди осколков заблестело золото!
Скорее всего, такова легенда. Но так или иначе, оказалось, что дно быстро и плотно заросло кораллами. Когда выяснилось, как надо искать богатства, дела тотчас пошли на лад: удалось поднять 30 тонн серебра, слитки золота, ящики с монетами.
С той поры успех судового плотника всегда вдохновлял кладоискателей Карибского бассейна. Десятки тысяч людей пытались повторить его успех, это были преимущественно наивные одиночки или наскоро сколоченные группы. Была даже создана акционерная компания «Джентльмены — искатели приключений». А некий ловкий бизнесмен основал «Поисковую ассоциацию». Они издали «Атлас сокровищ» с такой рекламой на суперобложке: «Вы тоже мечтаете найти клад? Пожалуйста! Прежде всего вы должны иметь карты. Купите «Атлас сокровищ»! Только 10 долларов. На картах этого атласа указано местонахождение 3047 затонувших судов с кладами. Любой может быть ваш! Возможно, одна из карт окажется для вас счастливой. Только 10 долларов — рискните!»
Места наиболее частых кораблекрушений во времена античности в Средиземном и Черном морях
Вообще на книгах и атласах, указывающих (якобы!) координаты скрытых на морском дне богатств, сколотили себе капитал немало хитрецов. А почему бы и нет? Всегда находятся тысячи простаков, которые верят, будто кто-то, зная о всех этих несметных сокровищах, готов поделиться с каждым своими сведениями всего за несколько долларов. Подобные издания, рассчитанные на обман легковерных, тоже можно считать пиратскими. Тем более что в погоне за мифическими сокровищами доверчивые люди нередко растрачивают свои реальные накопления.
С другой стороны, читатель вовлекается в занятную, захватывающую игру, как бы возрождающую детские мечтания, навеянные бессмертным «Островом сокровищ» и другими приключенческими сочинениями. Да и почему бы не рассчитывать пускай даже на малую толику удачи!
По некоторым подсчетам, у побережья Флориды и Багамских островов с 1500 года и до нашего века затонуло не менее четырех тысяч судов. Эта цифра не покажется преувеличенной, если учесть, что в Карибском бассейне ежегодно проходили 1–2 тысячи кораблей, из которых 5—10 % терпели крушение. В некоторых гаванях на дне покоятся десятки, а то и сотни судов. Многие из них перевозили ценные грузы.
Во второй половине XX века, после широкого распространения аквалангов, поиски подводных кладов не только стали чрезвычайно популярным занятием (развлечением, авантюрой), но в некоторых случаях и очень прибыльным делом. Так, американец Берт Уэббер в 1977 году поднял со дна сокровищ на общую сумму 14 млн. долларов, а его соотечественник Барри Клиффорд через 8 лет перекрыл это достижение на 1 млн. долларов.
Едва ли не самым удачливым кладоискателем — поистине рекордсменом! — является американец Мел Фишер. В I960 году он достал с затонувшего галиона «Санта Маргарита» драгоценностей на 30 млн. долларов, а через 6 лет, завершая пятнадцатилетний труд, Мел Фишер собрал «урожай» в 400 миллионов долларов с другого испанского галиона — «Нуэстра сеньора ди Аточа».
О какой-либо феноменальной удаче тут вряд ли можно говорить. Проводились длительные исследования. Кстати, расходы на эти предприятия тоже были немалые.
Другой заветный уголок подводных кладоискателей — акватории Юго-Восточной Азии. Здесь европейцы активно перевозили богатства колониальных и зависимых стран, терпели кораблекрушения и подвергались нападениям пиратов.
То же относится и к Средиземному морю, где помимо всего прочего из кладовых Нептуна случается достать даже произведения античного искусства…
Современная морская романтика с опасными приключениями, острыми переживаниями, азартом охоты за сокровищами и упованиями на госпожу Удачу связана, конечно же, не с разбоем, а с подводными исследованиями. При этом материальные ценности сплошь и рядом далеко не так привлекательны и интересны, как полученная информация: новые сведения о далеком прошлом, вести из прежних эпох.
ЭПИЛОГДОБРЫМ МОЛОДЦАМ УРОК…
Английский географ Д. Харвей верно заметил: «Существующий обычай искать в книге какие-то завершающие выводы — в значительной мере того же свойства, что ожидание подытоживающего комментария к хорошей шутке или истории».
Пиратство — очень специфичное, неоднозначное, многоликое явление в истории цивилизации. Оно в значительной мере и в своеобразном искажении отражает успехи мореплавания и особенности каждой конкретной эпохи. Оно изменчиво в пространстве и времени. Поэтому вряд ли имеет смысл попытка дать ему какую-то обобщающую характеристику. Тем более что и формы его были всегда разнообразны. В своем классическом виде пиратство складывается из нескольких составляющих: человек, отвага, корысть, море, техника. Последнее слагаемое наиболее изменчиво с течением времени. В первую очередь оно определяет своеобразие этого явления для той или иной эпохи.
Появились морские разбойники в ту пору, когда возникли первые технические приспособления, позволяющие осуществлять целенаправленные плавания — сначала по крупным рекам и озерам, а затем по морям и океанам. Освоение морской стихии, требовавшее людей сильных, смелых, знающих, умелых, было сопряжено с разбоем, основанным на праве сильного (точнее — на бесправии слабого).
В конце концов, именно технический прогресс определил угасание пиратства. Новейшие средства транспорта (авиация) и связи резко ограничили возможности и масштабы морского разбоя. В XIX веке на Земле сформировалась техническая цивилизация Мирового океана, а в XX — воздушного, обволакивающего всю планету.
Почему же столь ненадежное и опасное ремесло не исчезло совсем? Почему оно сопровождает всю историю человечества?
Ответ, пожалуй, прост: по причине малой изменчивости духовной сущности человека, устойчивости отдельных типов личности, резкого социального неравенства.
Даниель Дефо привел такие слова пиратского капитана Беллами: «Мы не подчиняемся законам… Они созданы для богачей, чтобы грабить бедных под зашитой законов… А мы грабим богачей под единственной защитой своей отваги».
Однако подобный «комплекс морских робин гудов» чаще всего остается красивой фразой. Во-первых, пираты опустошают кошельки и сейфы богачей вовсе не из любви к бедным и не ради социальной справедливости, а только для собственной наживы, чтобы разбогатеть самим; одни хищники грабят других. Во-вторых, от пиратских нападений слишком часто страдают невинные и небогатые люди, а наживаются подлые и состоятельные. В-третьих, пираты помимо всего прочего запятнаны насилиями и убийствами.
Вновь приходится повторять, что морской разбой, как всякий другой, относится к разряду преступных деяний. И если он не был искоренен, причины того не только субъективные, определяемые пороками человеческой натуры, но и объективные — социальные, экономические, политические. Ведь в пиратстве были заинтересованы не только сами «джентльмены удачи», но и определенные круги богачей, политических деятелей, торговцев (избавляющихся таким путем от конкурентов), представителей многочисленных «нетрудовых» профессий — от бродяг и скупщиков краденого, трактирщиков и проституток до крупных бизнесменов.
Есть и еще один аспект проблемы. Пиратство относится к явлениям не только материальной, но и духовной жизни. Оно стало одним из элементов культуры и участвует — пусть косвенно — в формировании личности. Речь идет не о явлении, как таковом, а о его воссоздании, воплощении методами искусства и литературы.
Много ли людей в своей жизни встречалось с настоящими морскими разбойниками? Даже в периоды расцвета пиратства — сравнительно немного. А вот были и небылицы о пиратах распространялись повсеместно. Когда в XVII веке появились первые записки, сочинения пиратов и книги об их деяниях, читающая публика восприняла это с большим интересом. Ну а когда стали тиражироваться соответствующие художественные произведения, успех пиратской тематики стал очевиден.
Впрочем, пиратам «не повезло» ни в художественной литературе, ни в научных исследованиях. Несмотря на остроту коллизий (или даже из-за нее), образы героев-бандитов слишком примитивны; преобладают типажи злодеев-бармалеев или благородных головорезов. В то же время пиратство практически никогда не анализируется как неотъемлемая составная часть технической цивилизации, имеющая глубокие экономические, социальные и психологические корни.
Наконец, упомянем еще о нравственном, назидательном аспекте проблемы. Тут вроде бы все предельно ясно. Образы пиратов выступают как воплощение темных сатанинских сил, как исчадия зла и порока. На их фоне особенно яркими, светлыми выглядят положительные герои. Или другой вариант: изгои капиталистического общества объединяются в пиратское братство, в революционную вольницу, анархическую коммуну наперекор убожеству и несправедливостям алчных буржуев.
Судя по всему, оба этих взгляда имеют право на существование и отчасти отражают действительность. Хотя пиратство, безусловно, явление очень сложное, противоречивое, неоднозначное и несводимое к одной или двум схемам. Достаточно вспомнить лишь некоторые имена, чтобы такое утверждение стало очевидным: Зевс, Одиссей, Поликрат, Эйрик Рыжий, Штертебеккер, папа Иоанн XXIII, султан Барбаросса, Магеллан, сэр Дрейк, Уолтер Рэли, Дампир, Кидд, Черная Борода, Эксквемелин, Олоне, Морган, Сюркуф…
В истории цивилизации пиратству определена пусть далеко не главная, но все-таки существенная роль. Еще более интересен этот феномен в связи с познанием человека — отдельной личности и социумов. Он представляет уникальные материалы для тех, кто намерен всерьез, вне зависимости от политической конъюнктуры, изучать теорию и практику анархизма, коммунизма и других общественных формаций.
Весьма показательно то, что многим поколениям людей и самым различным личностям до сих пор интересно знакомиться с образами и деяниями пиратов. Почему? Что уж такого привлекательного в этих разбойниках?
Дело, пожалуй, не просто в обычном увлечении криминальными историями, острыми сюжетами. Ведь никаких особых расследований, хитроумных головоломок (кто убил? как и почему совершено преступление? чем все закончится?) тут обычно не бывает. Да и многие ли пираты, даже добыв богатый куш, прощались со своей опасной и преступной профессией, предпочитая уютный быт, спокойное существование?
Пиратство — это особая философия жизни и смерти. Одно из воплощений известного стремления человека к необычайному, неведомому, опасному, сулящему напряжение всех сил и, возможно, некоторое материальное вознаграждение.
Можно было бы удовлетвориться туманным выражением «романтика моря» («романтика дальних плаваний»).
Разве это не подтверждает известная песня Павла Когана «Бригантина»? Она пронизана юношескими наивными чувствами и образами; в ней есть и капитан, обветренный, как скалы, и золотое терпкое вино, и «Веселый Роджер», и бригантина. Все эти понятия стали со времен Александра Грина литературными штампами…
Такое мнение существует. А унылую приземленность такого мнения начинаешь ощущать в тот момент, когда у костра среди собратьев-геологов после трудного дня кто-то негромко запоет:
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса…
И все мы подхватываем:
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошовой уют…