… — Вешать его или стрелять? — обсуждали выборные.
— Вешать! — сказал Родион. — Удавить, заразу, пусть крутится.
— Это надо виселицу делать, опять от работы отрываться.
Гаврюшка доложил, что преступник — беглый каторжанин, рецидивист. Ему сорок лет. Гаврюшка его не пустил на прииск, но он обошел где-то тропой и, выйдя на реку, нанялся сначала к гилякам в работники на промысел, а потом ушел…
Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжелого похмелья! «Я должен лишить человека жизни!» Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое. Егор отступиться не смеет. «А вот я винил Ивана».
— Я никогда не вешал. Как вешать? — спросил Егор. «Кто возьмется?» — спрашивал его взор.
— Я не вешал! — ответил Сашка. — Когда был солдатом — колол, рубил.
— Я видел, вы под Кантоном сражались, значки вынесли на пиках, — сказал матрос. — А у нас вешали на рее товарища. Жалко было. Он капитана ударил. Тот ему ухо откусил, зверь был.
«Сашка был солдатом… У каждого в жизни было что-то свое», — подумал Егор.
Повели убийцу. Егор посмотрел ему в лицо. Страшная, злая радость показалась Егору в его глазах, как будто мучения людей, приконченных им, не давали ему покоя и стояли перед глазами. Словно сам он рад, что сейчас прикончат его и с ним все зло и в то же время что-то жаль ему себя. И он сам боится.
Бродягу привязали к дереву, он дернул руку, когда кто-то затянул ее грубо. Теперь виден только его затылок с патлами скатавшихся волос. Все молчали и спешили. А Родион спокойно, словно делая нужное и полезное дело, все затягивал веревки, как гужи на хомуте.
Вышло много охотников. Каждый видел вчера растерзанных.
— Живучий! — сказал кто-то после первого залпа.
— Жить хочет! — подтвердил Родион.
— Такова жизнь! — говорил Полоз, шагая с президентом к прииску.
А земля была уже утоптана и дерево сожжено.
— Жизнь — борьба, и борьба не должна сдерживаться… Все равно она происходит в обход законам и условностям.
Егора встретила Катька. Она прыгала, и он подумал, не с ума ли сошла невестка.
— Маманя, маманя! — кричала Катюшка, показывая на подходившую лодку.
— Моя жена приехала! — сказал Егор и слабо улыбнулся, как выздоравливающий.
У Натальи видней седина на висках, лицо свежее и загорелое, она жмурится от сильного солнца и от радости. Лодку пригнал Алексей — младший сын Кузнецова.
— Наконец-то добралась до твоего прииска, — сказала Наталья. — Федя скоро приедет. Медведя хочет привезти на прииск, говорит, бадью качать будет. А как ты тут, удалая голова? Голова ты моя! — ласково молвила она, беря два узла в руки. Но тут же Катя и Татьяна отняли их.
Алексей кинулся к брату Василию.
— Ну, пойдем в забой, я тебе покажу, как золото добывают! — обнял его за плечи Василий.
— Штой-то ты его в забой! — воскликнула Ксеня. — Ты его своди в артель, где в карты режутся, на золото играют! Или в ресторан к китайцу. А трудиться ему еще всю жизнь придется, что там хорошего, в твоем забое? Че он работы в жизни не увидит? Иди к часовому мастеру, пусть поглядит!
— Маманя, маманя, — суетилась Катюшка.
Ксеня выскочила из пекарни и низко кланялась. «Вот же льстивая стервенка, — думала она, глядя, как Катя вьется подле свекрови. — Морская змейка, схватила узелок!»
— Ну, веди к себе! — сказала жена Егору.
— Пойдем, Наташа.
— Что невеселый, иль не рад?
Наталье все низко кланялись.
— Как бы тут мне не оступиться! — приговаривала она и почтительно отвечала поклонами на все стороны.
— Вы, мама, им сильно не кланяйтесь, — сказал Сашка. Он стал отгонять любопытных. — Вы тут супруга президента!
— Федя наш сзади едет! — сказала Татьяна. — С медведем!
— Егор! Скорей! Беда, — закричал, распахивая дверь избы, Федосеич. — Скорей на выручку! Перепились артели! Вот кто-то боялся, что за кровь бог накажет. Вот люди не выдержали казни и перепились! Так всегда! Сволочи! Пьянчуги!
… Егор хотел после обеда показать жене штольни и шахты, свои и чужие. Он ни словом не обмолвился о том, что случилось.
— Иди скорей, Никита сгоняет китайцев… Там драка! Тимоха с Сашкой не могут справиться. Китайцы меня послали. Там артель перепилась.
Быстро пошла лодка к Силинскому берегу. «Никита спьяну не вытерпел… Давно эта китайская артель ему покоя не давала», — думал Егор.
Прииск почти не работал. Из лодки вслед за Егором выпрыгнул Федосеич, Илья, Васька и пьяный Ломов. Навстречу Егору из-за отвалов вышел китаец Литюфан. Он придерживал рукой левый глаз. Не сказав пи слова, китаец прошел мимо Егора к реке.
— Зверь, антихрист! — кидался Силин на Никиту. — Уходи!.. Только тронь, и тебя на виселицу! — Сплин тоже был пьян.
Теснились пьяные мужики из артели, тут же староверы, китайцы с дубинами и лопатами.
Никита еще рвался в драку с Сашкой, а Тимоха не пускал его.
— Не лезь, — сказал Сашка.
— Тварь, образина, я еще достигну тебя.
— Приехал? — спросил Котяй Овчинников. От него пахнуло водкой, как из донной бочки.
— Собака! За нехристей? Против бога! Против царя! — Егора взял за горло низкорослый Рыжак с дико дерзкими пьяными глазами.
— Кто собака?
Кто-то ударил Егора сзади по голове. Засверкали топоры и лопаты.
— Ты палкой сзади? — спросил Егор.
От сильного удара шляпа слетела у мужика с головы. Егор кинул Терешку на землю. Рыжак лег поперек Терешки, сбитый Егоровым кулаком. Егор вырвал у кого-то лопату и махнул вокруг себя.
Раздалась пальба. Илья и Васька выстрелили вверх из револьверов.
Егор подошел к толпе староверов.
— Из-за чего драка? Вы зачем здесь?
Староверы кинулись бежать.
— Давать всем! — крикнули из толпы.
У Егора разорвана рубаха, голова в крови. Китайцы сбились плотно и угрожающе подымали лес лопат и ломов. А мужики кидались, пытаясь вырвать кого-нибудь из их плотной массы.
— Межу не переступать! — сказал Егор Никите. — А то погоню.
— Меня?
— Тебя! — сказал Егор, взял его руками за рубаху и за ремень и поднял. — Я тебя разопну!
Толпа разошлась.
Егор велел выборным и артельным на трезвую голову собраться на другой день утром на резиденции.
… На заре первым пришел Силин и сказал, что люди отрезвели и хотят Никиту совсем выгнать.
… Наталье уже все рассказали, и она сидела на президентском табурете у окна с печальным лицом.
— Че у тебя зубы болят, кума? — спросил Тимоха.
А сыновья ее еще спали головами к железному ящику с общественным золотом. Пришел Гуран.
— Стих народ! — сказал он. — Сегодня Никита не приехал.
— А другие? — спросил Силин.
— Собрались все.
Солнце уже взошло. Егор опоясался, взял карту и вышел следом за Тимохой.
… Опять цвела сирень и пели птицы на все голоса. Где-то щелкнуло негромко.
Егор хотел сойти со ступеней крыльца, но оступился и упал, чего с ним никогда не бывало.
— Ты че это? — удивился Силин.
Егор не мог встать и, казалось, улыбался.
— Чему смеяться? — недовольно сказал Силин.
— Я не смеюсь, — прохрипел Егор. — Мне не встать…
— Ты… Боже ты мой!
Откуда-то появился перепуганный Никита.
— Кто убил? Кого?
Даже у тех, кто злобился на Егора, в голове не укладывалось, как могли убить такого сильного мужика, от которого, как им казалось, стонал весь прииск.
— Кончилась твоя власть! — говорила Наталья, когда Егор очнулся. Он лежал в той же избе, которую сам строил. Грудь его перевязана чистыми лоскутами. Взор мутен и слаб. — Повезу тебя домой, — сказала жена. Хотелось бы ей отсюда взять всех своих, но она понимала, что уж это будет бегство, позор делу мужа.
— Убили тебя, как царя! — сказал Тимоха.
— Поедем, поедем… Мама вылечит… Завтра же поедем… Правой рукой не володаешь, не сможешь управлять!
Пришел Камбала.
— Сашка, кто стрелял? — спросил Силин, сидевший в углу на корточках.
Сашка устало уселся рядом.
— Чужой! — сказал он.
— А Ваське голову не сломят? — спросил Илья.
Сашка был расстроен.
— Я найду, кто стрелял! — сказал вдруг Василий.
Сашка остро покосился на него.
— Кто в тебя стрелял, дядя Егор? — стоя перед ним на коленях, спрашивал Ильюшка.
— Не знаю… — еле-еле проговорил Егор.
— Таких много, кто мог пуститься на это дело, — сказал Федя. Он только что приехал.
— Стрелял чужой, — твердо сказал Сашка. — Надо узнать!
— Егор, — ворвался в избу Никита.
— Иди, иди! — вытолкал его Сашка.
Ночью Егор бредил. Он очнулся, когда солнце взошло. В лодке над его головой натянули парус, чтобы лучи не томили.
— Я здесь вылечусь, — чуть слышно говорил он, — стыдно уходить…
— А не стыдно тебе в могиле лежать? — возражала жена.
— Кто это? — спросил Егор.
— Твой сынок! — ласково ответила Наталья.
Чужой мальчик с испуганными глазенками сидел на корме. Федя и Алексей взялись за весла. Наталья правила. Федор оставил медведя на прииске и возвращался домой с братом.
Облака сирени на кручах, стук лопат, амбар с мукой, пекарня, Вася и Катя на берегу, Ксеня с мужем и сотни старателей, провожающих своего президента, — все поплыло у Егора перед глазами, исчезло.
Сотни лопат и ружей подымались на обоих берегах, и началась стрельба вверх. Словно люди чувствовали сейчас себя заодно со своим тяжело раненным президентом на быстро и безмолвно уходящей маленькой лодке.
— Вырастет, будет ему еще один работник! — сказал на Кузнецовской стороне Полоз, стоя в толпе.
— Мне его очень жаль! И я еще вам скажу: теперь уже не будет того порядка… — сказал часовой мастер.
Полоз саркастически улыбнулся. «Теперь можно кое-что начинать!» — подумал он.
Мимо шел Камбала и быстро глянул, так что Полоз невольно смутился. С Камбалой плелся пожилой китаец, которому во вчерашней драке выбили глаз.