те, предупредительно раздетый. Платье аккуратно сложено на стул, под ним ботинки. У изголовья стоял круглый столик, с холодной закуской, спиртовым кофейником, ящиком папирос и свежими газетами. В углу был приготовлен умывальник, над ним висело зеркало.
Путин не спеша оглядел комнату, потянулся и встал.
«Так-с, Владимир, свет, Сергеевич! Дину проворонил, а к этим молодчикам в лапы влип. Но, спокойствие и здравомыслие. Не привыкать, в разных переделках бывали. Поборемся! И все же в этой, пока темной для меня истории, мое слово будет последним!»
Он освидетельствовал свое платье. Все на месте. Бумажник, записная книжка, часы, портсигар, зажигалка, щеточка, перочинный нож лежали в тех именно карманах, где им и надлежало находиться по его привычкам. Но браунинг, конечно, был изъят.
Путин безбоязненно закусил, с удовольствием выпил крепкого черного кофе. Закурил и медленно зашагал по комнате.
Внезапно приоткрылась дверь и в комнату вошли оба незнакомца.
Там, в кафэ, при завязке этого приключения, Путину не было времени основательно зафиксировать в памяти их наружность. Сейчас он принялся разглядывать их с неподражаемым в его положении хладнокровием. Один постарше, высокий, сухой брюнет, с сильной проседью. На землисто-бледном лице болезненно сверкали впалые глаза. Другой, неопределенной масти, как полинялый барбос, топорщил подстриженные усы и громко дышал носом.
— Прежде всего мы должны извиниться за некоторое насилие, учиненное над вами, господин Путин, — сказал старший, рисуясь своей вежливостью.
— Мне кажется, я не имел удовольствия быть вам представленным когда-либо! — в тон ему ответил Путин.
— Тем не менее вы значительная величина в уголовной хронике царской России и вас знавал не только Петербург!
— Допустим, — согласился Путин, — но какое отношение имеет мое прошлое к нынешнему положению вашего пленника, если я не ошибаюсь?
— Минуту терпения и вам все будет ясно. Мы преследуем, с определенной целью, известную вам особу и ее спутника.
— Я это понял с первого взгляда в кафэ.
— И в том была ваша неосторожность.
— Вы полагаете?
— Обстоятельства подтверждают этот вывод. Вы встали на нашей дороге. Противник серьезный, вас надо временно обезвредить. И вот, вы здесь.
— И надолго, милостивый государь? — насмешливо спросил Путин.
— Пока не достигнем своей цели. В тот же день мы далеко и навсегда уедем отсюда. Ровно через двадцать четыре часа, после нашего исчезновения, преданные нам слуги доставят вас, с соблюдением предупре-дителькых мер от излишнего с вашей стороны любопытства, в пункт, откуда вы легко ориентируетесь на город.
— Забавно, чорт возьми! И вы уверены в успехе вашего предприятия?
— Так же как и в том, что вы не очень будете тяготиться своим заключением.
— Положим, — пробурчал Путин. — Однако, не будете ли вы любезны сообщить мне, чего же вы добиваетесь от… от известной нам особы и ее спутника?
— Не прикидывайтесь наивным, господин Путин. Раскрыть вам свои карты? Вам, прославленному сыщику?
— Но я, как выразились вы, обезврежен.
— Волк опасен и в капкане, господин Путин, а лиса и в клетке остается лисою.
— Благодарю за комплимент!
— Увы, это святая истина!
— Итак, игра началась! — воскликнул Путин.
— Она продолжается! — весело ответили незнакомцы.
— Принимаю ваш вызов, милостивые государи!
— Если вам что-нибудь понадобится — электрический звонок над диваном к вашим услугам. Честь имеем, — раскланялись незнакомцы, проскальзывая в дверь.
— Имею честь!.. Чорт бы вас побрал! — крикнул Путин.
— А теперь помозгуем!.. — Погрузясь в думы о своем, казалось бы, безвыходном положении, он снова зашагал по комнате.
4
— Алло!.. Кто говорит?
— Вот, как!.. Вы перестали узнавать меня по телефону?
— Это вы, Дина?
— А разве к вам звонят еще и другие женщины? Это для меня ново!
— Мой Бог, какие подозрения!.. Простите, но ваш голос в трубке сегодня неузнаваем.
— Что же с ним случилось?
— Звучит как-то грубее и глуше.
— Вероятно, я немного простудилась. С утра чувствую неловкость в горле.
— Вы говорите со службы?
— Да. Сейчас кончаю, иду домой.
— А я сегодня засиделся.
— Чем вы заняты?
— Просматриваю некоторые бумаги, а в сущности совершенно свободен.
— Обедали?
— Еще нет.
— Зайдите ко мне через полчаса и отправимся питаться.
— Отлично! Куда прикажете?
— Ну, хотя бы в «Брюссель». Там кормят неплохо, судя по нашему ужину третьего дня.
— Ваш слуга!
— До скорого!
Виктор Александрович Рейнталь еще раз тщательно просмотрел документы, отбитые машинкой на тонкой бумаге, сложил их в резиновый мешочек и спрятал в карман. Но подумав, отодвинул от стены тяжелое кожаное кресло, открывшее стальную несгораемую шкатулку, привинченную к полу, положил в нее документы, запер и снова креслом прикрыл свой тайник.
Рейнталь снимал внаймы хорошо меблированную квартиру в три комнаты. Прислуги не держал. По утрам к нему являлась жена портье, опрятная, еще не старая женщина, приносила газеты, поила его чаем, прибирала квартиру. Почти весь день Рейнталь проводил вне дома. Чем занимался, на какие средства жил этот иностранец — никто этим не интересовался. В его квартире всегда было тихо, что вполне удовлетворяло окружающих.
С Диной Рейнталь познакомился полгода назад, зайдя за какой-то справкой в контору, где она служила. Она сразу произвела на него впечатление. Потребности в справках участились, а случайное знакомство перешло в более близкие отношения. Две, три совмест-ннх прогулки, несколько вечеров в кино и театрах и… Дина стала невестой Рейнталя. Он представился ей как бывший кадровый офицер русской гвардии, участник врангелевского движения. О настоящем своем положении пояснил довольно туманно, сказав лишь, что занят одним заграничным поручением секретного свойства, дающим ему средства. Ему надо провести еще одну сложную операцию и тогда он вполне обеспечен. Они повенчаются, она может бросить службу в конторе, а он займется каким-нибудь самостоятельным делом. Вероятнее всего, они уедут в Америку, где для энергичного, предприимчивого человека и с небольшими средствами открыто широкое поле деятельности.
Дина приняла предложение Рейнталя спокойно, без душевных переживаний и восторга. Глубокого чувства она не питала, но дружеское расположение к нему, после долгих лет одиноких скитаний, создалось само собою, без усилий с ее стороны. Он был не урод, неглуп, хорошо воспитан. Обо всем мог поговорить содержательно и не банально, следил за литературой, артистически играл на рояле.
Дина одна уцелела из всей семьи после разгрома их усадьбы большевиками. Отца расстреляли. Мать вскоре умерла от горя и всяких лишений. Брата забрали в красную армию и он пропал на одном из фронтов гражданской бойни. Бежав из Совдепии, Дина перебивалась частными уроками, потом попала в контору. Предстоящее замужество сулило ей иллюзию прежней жизни, но которой она так стосковалась.
Приведя свой туалет в порядок, Рейнталь вышел из дома, направляясь к Дине. Она жила в меблированной комнате, через три квартала от его улицы. Открывая парадную дверь, он столкнулся с господином в нахлобученной шляпе, с поднятым воротником пальто. Взаимное извинение, — господин вошел в подъезд, а Рейнталь продолжал свой путь. Он был очень удивлен, когда прислуга, открывшая ему дверь, заявила, что барышня еще не вернулась со службы, но, вероятно, скоро будет, так как обедает сегодня дома. Утром просила ей оставить порцию.
Рейнталь прошел в комнату Дины.
«Странно, непонятно! — соображал он, — только что звонила, собираясь в кафэ, а дома распорядилась об обеде. Что за противоречие?!»
Вскоре пришла Дина.
— Виктор, вот, мило! Я все хотела позвонить вам, да так и не решилась. Сегодня патрон торчал весь день. Он бывает очень недоволен, когда служащие занимают телефон личными разговорами.
— Вы не звонили мне Дина? — озадаченно переспросил Рейнталь, целуя ее руку.
— Сегодня?
— Полчаса назад.
— Нет!
— Вы шутите!
— И не думаю, Виктор, что с вами?
— Но позвольте, это какая-то мистификация! Я зашел по вашему вызову, Дина, чтобы идти с вами в кафэ «Брюссель» обедать.
— Ничего не понимаю, милый Виктор! Или вы грезили наяву, или…
— Кто-то нас дурачит! досказал Рейнталь.
— Расскажите, Виктор, как это было. В этом надо разобраться!
— Около трех часов, когда я просматривал за письменным столом свои бумаги…
— Какие это бумаги? Вы никогда их мне не показывали.
— И не покажу. Эти бумаги, — результат моих работ, источник моего, а в скором будущем нашего общего с вами существования.
— Но мне-то вы могли бы доверить вашу тайну…
— Никому в мире!.. Простите Дина!
— Я хожу около вас вслепую, не зная, кто же вы, наконец! Это тяжело, Виктор!
— Верю и вижу, дорогая… Потерпите еще немного… Скоро мои дела завершатся заключительным аккордом и я освобожусь от всяких тайн и обязательств.
— Итак, около трех часов, — вздохнув, напомнила Дина.
— Затрещал телефон. Женский голос, мало похожий на ваш, грубый и сиплый, заговорил со мною. Я усомнился, вы ли это. В ответ выслушал легкую нотацию, с оттенком ревности. Изменение голоса обяс-нялось простудой. Вслушиваясь, я уловил как бы вашу интонацию и успокоился. В результате говорившая со мною вашим именем просила зайти к вам, чтобы вместе отправиться обедать в «Брюссель».
— Все это странно, Виктор… И я нахожу связь этого телефонного разговора с некоторыми явлениями последних дней.
— Именно?
— За нами следят.
Рейнталь вздрогнул и насторожился.
— Из чего заключаете вы это, Дина?
— Я часто встречаю одного господина около моего дома и у конторы. Наконец, третьего дня, этот господин был с другим подозрительным субъектом и дамой в кафэ. Они сидели невдалеке от нас, присматриваясь и прислушиваясь. Помните, я еще обратила на них ваше внимание?