Перспективу туманил бродящий в голове хмель. Но Фиркин твердо знал, что хочет большой драки. А ее нет!
Но Балур — он ящер разумный. Богобоязненный. Может, если голос пророка шепнет ему пророческое слово, то…
Ящер стоял на тавматургической повозке, временами бил себя в грудь и поворачивался, чтобы показаться толпе с лучшей стороны.
Фиркин решил провернуть дело мягко и деликатно. Не надо злить ящера. Он, вообще говоря, тварь значительных размеров.
— Ты! У тебя яиц совсем нет, — сообщил ящеру Фиркин.
Балур посмотрел на него сверху вниз. Фиркин постарался сосредоточиться.
— Здоровенная ящерица такая, — икнув, заметил Фиркин. — Здоровенные кулаки и все такое.
Старик неопределенно махнул рукой, потеряв логическую нить, икнул снова.
— И где твои кулаки?
— Они суть будут сейчас на твоей глотке, — пообещал Балур.
— Да они в твоей заднице! — провозгласил Фиркин, будто не расслышав предыдущей реплики. — И это потому, что малыш Билл приказал тебе держать их там. Он взял твою… в общем, женщину, твою малышку Летти, а потом приказал тебе сунуть руки в задницу, и ты сунул.
— Ты лучше придержи язык, — прорычал ящер. — Я суть убивал святош раньше.
— Давай! — прошипел Фиркин. — По крайней мере, это будет лучше…
Он снова потерял нить разговора, отчаянно напрягся, отыскивая, затем ухватил скользкую сволочь обеими руками.
— Лучше, чем видеть, как ты трясешься здесь, точно павлин без хрена.
Фиркин подумал, что удар получился мощный. Умно! Фиркин восхищался собой еще полсекунды.
Потом весь его мир заслонил кулак Балура.
76. Пасть преисподней
Чуда опять споткнулась, опять упала и поцарапала колени, и ее опять рывком поставили на ноги. Мужчина, распоряжавшийся черными фургонами, был неутомим и безжалостен. Рука — будто стальная балка, кулак — тиски, мертво держащие и тянущие вверх. Чуда царапала и дергала их — напрасно. Слишком уж она его разозлила, загнала за пределы всякого терпения. Назад не вернуть.
Ее колотило от страха. Ноги дрожали, угрожая подкоситься снова. Она попыталась отдышаться, собрать силу воли.
Они шли вверх по дороге, что опоясывала гору, вилась серпантином, протискивалась под арками обожженного камня, сужалась до узких тропок, огибала кратеры, булькавшие и плевавшиеся едким дымом. Чуда пыталась свободной рукой касаться вулкана, но когда поднялись выше, камень начал жечь пальцы. Небо над головой помрачнело.
Поле боя теперь просматривалось целиком. Насколько же жалко выглядело войско Билла в сравнении с армией Консорциума! Одна ничтожная ошибка в плане — и катастрофа неизбежна. Полное уничтожение. А возможностей ошибиться — хоть отбавляй.
Сейчас Чуда ощущала себя сплошной ошибкой.
Наконец дорога протиснулась под аркой, глядящей на утесистый крутой склон. Половина высоты вулкана. По оценке Чуды, шли уже два часа. Дышалось тяжело, ноги тряслись. Изнеможение и ужас плавно переходили друг в друга.
Своды туннеля сжались над головой, будто кулак.
— Как я уже объясняла, я полностью готова идти сама и чистосердечно признаться, — выдавила Чуда между судорожными вздохами.
Но мужчина уже давно перестал обращать внимание на ее слова.
Становилось все жарче. Шелковое платье прилипло к телу. Некуда спрятаться, нечем защититься. Уж лучше бы она выторговала у Билла роль солдата. Тогда на теле оказались бы хоть какие-то доспехи.
Туннель уходил все глубже в скалу, его стены делались грубее, угловатее, грознее, словно гора не хотела пускать рубивших ее недра. Багрово светясь, коптили факелы на стенах.
Из сумрака выступили двустворчатые ворота — массивные, такие же черные, как фургоны с жалованьем. На каждой створке — по нетопырьему крылу. Чуду бесцеремонно подтащили к ним. Они давили и поражали воображение. Врата гигантов. Богов. Драконов.
Мужчина грохнул в них стальными костяшками латной рукавицы. Дерево загудело. По скальному коридору раскатилось эхо.
Никакой стражи. Что же, неудивительно. Зачем стража, если любое существо чуть разумнее неотесанного камня предпочтет держаться подальше.
Мужчина толкнул Чуду вперед. Она снова шлепнулась на безжалостные камни, вскрикнула. На этот раз он ее не поднял — просто ушел.
Она молча глядела ему вслед, слишком изнуренная, чтобы умолять. Не так все должно было произойти. Совсем не так.
За спиной со скрипом приоткрылась створка.
Чуда попыталась собраться, взять себя в руки. Она знала, что за этими воротами. А вернее, кто за ними. Именно из-за обитавших в нутре вулкана драконов она согласилась на трижды проклятую дурацкую эскападу. Еще два дня назад Чуда утверждала, что возможность увидеть драконов — чуть ли не самое важное в ее жизни. А теперь она не могла и шевельнуться.
Ее окружал огонь. Вся гора пульсировала им. А сродные ему существа ожидали по ту сторону врат. Чуда приказала себе мужаться. Ведь ради них она и пришла сюда.
Это место должно быть настолько же сродным ей, насколько и им.
Утешающая мысль. Но даже если бы здесь находился ее дом, разница в силах такая, что равняться с другими жильцами попросту смешно.
— Входи! — раскатилось из-за двери.
Не слово — но рев. Гром. Его отзвук задрожал в груди.
Страх. Жар. Мощь голоса. Желание выбросить свой огонь навстречу драконьему пламени — настоящему, лютому.
Все сплелось в душе, слилось в извращенное целое, сделало драконий зов безумно притягательным, необоримым.
Она могла убежать — но вместо этого, кое-как встав на дрожащие ноги, опираясь на черные врата, заставила себя шагнуть внутрь.
Ведь она должна увидеть. Обязана!
Пещера за вратами была огромной — под стать самой горе. Фактически она и занимала почти весь объем вулкана. Стены смыкались наверху вокруг отверстия кратера. От уровня врат они уходили глубоко вниз, к дымящемуся озеру лавы. Жар давил невидимой ладонью, мешал дышать. Его пришлось отталкивать, преодолевать, чтобы войти. Чуда заморгала, пытаясь увлажнить пересохшие глаза, увидеть и запомнить все. Столб дыма от озера — словно колонна. Вокруг — ярус за ярусом — в скале Пасти высечены полки.
И каждая засыпана несметными, невероятными сокровищами.
Может, это галлюцинация от жары и духоты? Чуда потерла веки. Мираж не пропал. Он упорно оставался на месте и мутил рассудок. Чуда впервые по-настоящему поняла, отчего Балур с Летти были готовы на что угодно ради этих сокровищ.
Университет Тамантии — в числе первейших богачей страны. Его сокровища позволяли существовать нескольким поколениям ученых даже при крайнем обнищании страны. Ему принадлежали города и деревни, он считался вторым в стране землевладельцем после императора.
Но всего университетского состояния хватило бы лишь на одну скальную полку здесь.
Сверху обрушился каскад монет. Они, звеня, врезались в груду полкой ниже, обвалили небольшую гору ожерелий. Те полетели вниз, в пустоту, и озеро лавы поглотило золото, на которое деревня могла бы жить целый год.
Медленно, лениво разворачивая гибкое тело, из россыпей золота явился дракон.
Шестьдесят ярдов от носа до хвоста. Жилистое угольно-черное тело. Золотистые сверкающие глаза на длинной элегантной голове. Ноздри, полыхнувшие алым, затем желтым, затем синим. Развернулись крылья — словно шелковые лоскуты ночи, глаза — живое пламя. Тварь приоткрыла пасть, и в воздухе мелькнул ярко-красный раздвоенный язык.
Чуда застыла. Конечно, и Мантракс с Дантраксом были величественными титанами, воплощением летучей мощи, но это создание, оно просто…
— Он прекрасен! — прошептала Чуда.
Дракон взмахнул крыльями раз, другой. Вихрящиеся тепловые потоки от магмы подхватили его, с легкость подняли в воздух. И тогда явились другие: огромный кроваво-красный зверь с белым брюхом, с крыльями слишком короткими для чудовищной туши; жилистый желтый, свивавшийся кольцами на лету, тявкавший и взвизгивавший в странно собачьей манере; величественное зеленое создание с золотыми рогами, будто протискивающееся сквозь воздух. Последней явилась коренастая грязно-бурая тварь, неуклюже хлопавшая крыльями.
Драконы приземлились по очереди, последним — черный, он дважды облетел дымный столб, паря над головами собратьев, прежде чем удостоить каменный пол прикосновения.
Если бы могла, Чуда бы отшатнулась и раскрыла от удивления рот. Но Чуда не могла, парализованная и сокрушенная неописуемым, невероятным, немыслимым, вставшим перед нею во всем исполинском величии. Они такие огромные — и так близко. Чуду раздирали страх и желание.
Можно коснуться их.
И погибнуть.
Можно спросить, что угодно.
И зажариться живьем, до того как услышишь ответ.
А каково оно, умереть по их воле, рассыпаться пеплом в чистоте их огня?
Она покачала головой. Тавматобиолог Чуда — враг этих существ, эгоистичных и жестоких, желающих убить все и вся.
А она — ученый. Об этом она мечтала всю жизнь.
Они — убийцы. Их нужно обмануть.
Если они обнаружат подвох… что же, тогда их натура возьмет свое — и они уничтожат Чуду.
Она вспомнила тавматобиологов, покинувших уютные башни из слоновой кости ради страсти к познанию. Чуда, как наяву, увидела их трупы. И таблички в зале памяти, описывающие причину смерти.
«Эдмондель Аллабанд — пронзен рогом единорога».
«Карпед Меферил — растоптан гигантом».
«Робарт Пондра — голова снята с плеч и водружена на стену Диким Охотником».
«Феттрик Баттар — унесен исполняющим желания джинном».
Чуда не хотела, чтобы ее имя оказалось на табличке, знаменующей очередную неудачу тавматобиологии.
— Итак, — изрек черный дракон тем самым титаническим голосом, что призвал Чуду в пещеру.
Наверное, таким же голосом Лол призовет павших воинов из преисподней на последнюю битву. Голос проломился сквозь Чуду. Ее тело словно выдраили начисто.
— Ты — шпион, которого дерзнул послать к нам пророк. Саботажник.
Чуда знала, что делать. Билл сказал, что говорить при таком повороте событий.