– Пойду я, пожалуй, – сказал Эриксон, шагнув к двери и отворив ее. – Ну что, Том, до встречи на ближайших учебных сборах?
– До встречи, – пробормотал Томми.
– Доброй вам ночи.
Выйдя из дома, Эриксон аккуратно притворил за собою дверь.
– Но я же должен идти! – воскликнул Томми.
– Зачем?
– Весь сектор идет воевать. Явка обязательна.
– Не годится так, – с тоской проговорила Джоан, глядя в окно.
– Так ведь если я не пойду туда, мы потеряем Каллисто. А потеряв Каллисто…
– Знаю, знаю. Потеряем Каллисто – придется нам снова таскать в карманах ключи от дверей. Как деды и бабки.
– Вот именно! – Выпятив грудь, Томми повернулся из стороны в сторону. – Как выгляжу?
Джоан не ответила ни слова.
– Как я выгляжу, мам? Все в порядке?
Да, темно-зеленый мундир пришелся Томми очень к лицу. В нем Томми, прямой и стройный, выглядел куда лучше, чем Боб. С годами Боб неуклонно толстел, лысел, седел, а густая шевелюра Томми отливала глянцем, точно вороново крыло, щеки от волнения разрумянились, голубые глаза сверкали огнем. Надев каску, сын застегнул ремешок под подбородком.
– О’кей? – еще раз спросил он.
– Прекрасно, – кивнула Джоан.
– Тогда поцелуй меня на прощание. Отбываю на Каллисто. Вернусь через пару дней. До скорого!
– До скорого.
– Голос у тебя грустный какой-то…
– Это верно, – согласилась Джоан, – ведь радоваться тут нечему.
С Каллисто Томми вернулся целым и невредимым, однако в ходе тректоновой войны в Европе с его двухсопловым малым истребителем что-то стряслось, и на сей раз сводная группа сектора вернулась назад без него.
– Тректон, – объяснил Брайан Эриксон, – нужен для лучевых трубок демоэкранов, Джоан. Чертовски важная штука.
– Понимаю.
– Демоэкраны для нас, сами знаете, все. И информация, и образование. Днем детишки их смотрят, учатся, по вечерам мы, отдыхая, смотрим развлекательные каналы. Вам ведь не хотелось бы снова, как нашим дедам и бабкам…
– Нет, нет… разумеется, не хотелось бы. Прошу прощения.
Джоан взмахнула рукой, и в гостиную въехал кофейный столик с дымящимся кофе в чашках.
– Сливки? Сахар?
– Только сахар, благодарю вас.
Взяв со столика чашку, Эриксон молча присел на диван, размешал сахар, сделал глоток. В доме было тихо. Дело шло к ночи, стрелки часов показывали почти одиннадцать. В углу негромко мурлыкал демоэкран. Укрытый тьмой, мир за опущенными жалюзи замер, оцепенел – только ветви кедров у края участка слегка колыхались, шелестели на легком ветру.
– Что нового на всевозможных фронтах? – наконец спросила Джоан, откинувшись на спинку кресла и оправив юбку.
– На фронтах? – Эриксон наморщил лоб. – Ну, идериевая война принимает новый поворот.
– Идериевая? Где это?
– На Нептуне. Идерий мы добываем там.
– И для чего же нам этот… идерий?
Голос Джоан звучал тонко, негромко, словно из дальних далей. Казалось, ее осунувшееся, побледневшее лицо заменила неподвижная маска, тогда как сама Джоан перенеслась куда-то еще, за множество миль отсюда – однако каким-то образом смотрит на гостя сквозь прорези для глаз.
– Идерий необходим для электронно-автоматической службы новостей, – объяснил Эриксон. – Идериевые линии и блоки позволяют им немедля фиксировать происходящие события и показывать их в выпусках новостей, на демоэкранах. Не станет идерия – нам снова придется читать статьи, написанные репортерами. Между тем ни один журналист не свободен от личных предубеждений, искажающих новостные статьи, а идериевые машины совершенно беспристрастны.
Джоан понимающе кивнула.
– А еще что у нас нового?
– Почти ничего. Говорят, на Меркурии ожидается заварушка.
– И что же мы добываем на Меркурии?
– С Меркурия к нам везут амбролин. Он используется во всевозможной аппаратуре для выбора и сортировки. Кухонный блок автовыбора, составляющий вам меню, тоже основан на амбролине.
Джоан, опустив взгляд, рассеянно уставилась в чашку с кофе.
– А эти туземцы с Меркурия… они на нас нападают?
– Вроде того. Бунтуют, волнуются… Сводные группы некоторых секторов туда уже вызваны – парижская, например, и московская. И обе, надо полагать, не из мелких.
– Знаете, Брайан, – помолчав, сказала Джоан, – я вижу, вы не просто так меня навестили. Что у вас на уме?
– Нет, что вы, ничего особенного.
– Бросьте. Я же вижу. В чем дело?
Добродушное лицо Эриксона вспыхнуло, налилось румянцем.
– Да, Джоан, в проницательности вам не откажешь. Говоря откровенно, я к вам вправду по делу.
– Так говорите же.
Эриксон извлек из кармана пиджака сложенную вдвое бумагу с отпечатанным на мимеографе текстом и подал ее Джоан.
– Поймите, идея-то не моя. Я – всего-навсего шестеренка в огромной машине, – сказал он, нервно кусая губу. – Все это из-за крупных потерь в тректоновой войне. Правительству нужно пополнить ряды. Я слышал, им самим такой поворот не по нраву.
– О чем здесь речь? – спросила Джоан, возвращая ему бумагу. – Мне во всем этом крючкотворстве не разобраться.
– Если коротко, здесь говорится, что за… за отсутствием в семье членов мужского пола в сводные группы секторов отныне принимаются женщины.
– Вот как… понятно.
Исполнив долг службы, Эриксон с облегчением перевел дух и поспешил встать. На лице его отразилась жуткая усталость.
– Ну что ж, побегу я, пожалуй. Должен был, понимаете, с этим распоряжением вас ознакомить. Их всем с утра разослали, – сказал он, пряча бумагу в карман пиджака.
– Выходит, людей осталось не так уж много?
– То есть?
– Сначала мужчины. За ними мальчишки. Теперь и женщины. Похоже, в стороне никому не остаться.
– Похоже, уж это точно. Но ведь не без причины же, не просто так! На этих фронтах нужно держаться любой ценой. Добыча сырья должна продолжаться. Нам без него никуда.
– Наверное, – вздохнула Джоан, неторопливо поднявшись с кресла. – До встречи, Брайан.
– Да. Где-нибудь через недельку снова буду в ваших краях, тогда и увидимся.
Возвращение Брайана Эриксона в дом миссис Кларк состоялось, как только на Сатурне разразилась нимфитовая война. Переступив порог, Эриксон виновато улыбнулся Джоан.
– Уж извините, что потревожил в такую рань, – сказал он. – Страшно спешу. Мотаюсь по всему сектору как угорелый.
– В чем дело? – спросила Джоан, закрывая дверь.
На сей раз Эриксон явился к ней в светло-зеленом мундире координатора с серебряными шевронами на рукавах. Сама Джоан едва успела накинуть домашний халат.
– Хорошо у вас тут… тепло, – вздохнул Эриксон, грея ладони о стену.
День выдался ясным, однако морозным. К концу ноября снег укрыл белым холодным одеялом все вокруг. Из сугробов торчало лишь несколько черных, мрачных деревьев с обледеневшими голыми ветвями. Сверкающая река наземных машин вдали, на хайвее, превратилась в тоненький ручеек: теперь в город мало кто ездил, и бо2льшая часть наземного транспорта отправилась на хранение.
– О заварушке на Сатурне вам, надо думать, известно, – пробормотал Эриксон. – Слышали, что там творится?
– Да, кажется, видела в новостях кое-какие кадры.
– Переполох там сейчас, можно сказать, до небес. Эти сатурнианские туземцы – просто громадины… Бог ты мой, каждый по пятьдесят футов ростом, не меньше!
Джоан, безучастно кивнув, протерла заспанные глаза.
– Какая жалость, что нам не обойтись без Сатурна… Скажите, Брайан, вы завтракали?
– О да, да, благодарю вас, я сыт, – ответил Эриксон, разворачиваясь к стене спиной. – А вот согреться с мороза очень даже не помешает. Какой порядок у вас, а? Моей бы супруге в таком же порядке дом содержать…
Джоан обошла окна и подняла жалюзи.
– Так что же мы добываем на Сатурне?
– Как что? Нимфит – ни больше, ни меньше! Всем прочим, ладно уж, можно и поступиться, но вот нимфит нам необходим позарез.
– А для чего нам этот нимфит? Где он используется?
– Во всем оборудовании для тестирования и оценки способностей. Без нимфита нам будет не оценить, кто для какой должности годен, включая сюда пост самого председателя Мирового Совета.
– Вот как?
– Ну а нимфитовые детекторы позволяют точно определить, на что человек способен, работу какого типа ему надлежит поручить. Нимфит – основа основ современного общества. С его помощью мы сортируем, оцениваем себя самих. Если в поставках случится заминка…
– И при этом весь он ввозится к нам с Сатурна?
– Боюсь, что так. И вот теперь туземцы бунтуют, пытаются захватить нимфитовые рудники. Схватка будет нелегкой: уж очень они велики. Правительство вынуждено призвать в строй всех, кого только возможно. Всех до единого.
– Всех до единого?! – Ахнув, Джоан прикрыла губы ладонью. – Даже женщин?
– Боюсь, что так. Простите, Джоан. Сами понимаете, идея-то не моя. Воевать никому неохота. Однако ради спасения всего, что у нас только есть…
– Но кто же тогда здесь останется?
Эриксон не ответил. Усевшись за стол, он вынул из бумажника карточку и вручил ей. Джоан машинально приняла бланк.
– Вот. Ваша приписная карточка.
– Кто же останется? – повторила она. – Скажите, кто? Останется здесь хоть кто-нибудь?
Приземлению ракетолета с Ориона сопутствовал оглушительный грохот. Но вот выпускные клапаны выбросили наружу тучи отработанных газов, компрессоры реактивных двигателей остыли, и вокруг сделалось тихо.
Некоторое время наступившую тишину не нарушало ничто. Затем кремальеры люка неспешно, словно с опаской, провернулись, крышка сдвинулась внутрь, и Н-тгари-3, выглянув наружу, помахал перед собой конусом анализатора атмосферы.
– Каковы результаты? – прозвучал в его голове мысленный вопрос напарника.
– По нашим меркам, атмосфера слишком разрежена. Но для некоторых форм жизни вполне подойдет, – ответил Н-тгари-3, оглядывая просторную равнину и цепочку холмов вдали, у горизонта. – Еще здесь необычайно тихо.