— Не видел, — соврал Димка.
— Жаль.
— Ты знаешь, я эти кривляния не люблю.
— Да я тоже не очень, — вмешался Тронев. Так просто, побалдить.
— Я бы на твоем месте не поддерживал такую пошлятину, — вызывающе сказал Димка. — Есть много других, по-настоящему красивых танцев.
В душе он совсем не был против твиста, но ему хотелось чем-нибудь задеть Тронева.
— Ты что, поклонник «Ай лю-ли»? Нет уж, уволь. Вот, Марина, наверное, со мною согласна. Так ведь? — засмеялся Тронев.
— Ничего не имею против, — сказала Марина. — Иногда…
Снова в коридор ворвались звуки музыки.
— Пошли, Дима.
Марина взяла Димку за руку.
— Я уж лучше посижу. Ты иди танцуй свой любимый твист или рок.
— Идем, идем.
Она потянула его в зал.
— Что ты дуешься? Глупо, Димка.
— Я не дуюсь, но не понимаю, почему ты прицепилась к первому встречному пижону?
— По-моему, он веселый, славный парень. Тебе не понравился?
— Нет. Испортил мне вечер. Я хотел быть только с тобой.
— Я всегда с тобой, — шепнула Марина. — Ты должен знать…
Димка благодарно коснулся носом щеки Марины и улыбнулся. Мир был восстановлен. Обида исчезла.
— Ты с ним больше не танцуй. Ладно?
— Как хочешь. Мне он не нужен.
После танго они вернулись в коридор, к дивану. Виктор куда-то ушел. Марину еще несколько раз приглашали незнакомые курсанты, но она всем отказывала. Димка был счастлив. Конец вечера подошел незаметно. Виктор появился, когда оркестр играл последний вальс.
— Извините. Меня тут задержала одна компания. Не скучали без меня?
— Без вас не скучали. За долгое отсутствие благодарим, — засмеялась Марина.
— Идете домой? И я с вами.
— Ты не беспокойся, мы дорогу и без тебя найдем, — грубо сказал Роганов.
Виктор улыбнулся.
— Экий ты все же невежливый. Сказал бы: «Пожалуйста, Витя, идем, очень рады».
— Мне твои оценки не нужны. Какой есть. Не твое дело.
— Дима, — строго сказала Марина. — Не груби. Что ты в самом деле? Он тебя ничем не обидел. Пусть Виктор идет, если собрался домой.
Они вышли на улицу.
— Вы в какую сторону? — спросил Виктор. — Я к набережной.
— Мы тоже. Пойдемте, мальчики, посмотрим на парусники. Ведь скоро вы уйдете на них в плавание. Согласны?
Они пошли по пустынной улице.
— Вы знаете, Марина, возможно, мы пойдем за границу. Ходят такие слухи. Ты что-нибудь слышал? — обернулся Тронев к Димке.
— Для меня это не имеет никакого значения.
— Ну не скажи. Одно дело здесь болтаться, другое заходить в иностранные порты. Никакого сравнения.
— Для таких, как ты, а мне все равно.
— Врешь. Не можешь успокоиться? — насмешливо спросил Виктор. — Придется потерпеть. Марина хочет, чтобы я шел с вами. Верно, Мариночка?
— Не ссорьтесь, мальчики.
Они дошли до причала, где стояли баркентины. Медленно текла гладкая потемневшая река. На небе, как на гравюре, выделялись силуэты парусников.
— Красиво как, — вздохнула Марина. — Счастливые вы…
— Не особенно, Мариночка. Посмотрите на самый верхний рей. Ведь там придется работать и в шторм, и в качку. Я уже сейчас дрожу от такой мысли… Брр… — поежился Виктор.
Они долго стояли у парапета, любуясь судами.
— Надо домой, — с сожалением проговорила Марина. — Вон мой трамвай идет. Узнаю по огонькам. Белый и зеленый. Не провожай меня, Димка. Я доеду одна.
— Почему же? Мне не трудно.
— Не надо. Не хочу.
— Как хочешь, — рассердился Димка.
Марина вскочила в трамвай.
— Прощайте, мальчики!
Она помахала им рукой.
Виктор поднял растопыренную ладонь, обернулся к Роганову:
— Пошли, что ли?
Димка стоял набычившись, опустив сжатые кулаки в карманы.
— Пошли, — угрожающе сказал он.
Виктор усмехнулся, уловив интонацию Димкиного голоса.
— Успокойся, парень. Драки не будет. Пойдем.
— А может, и будет, — проговорил Димка и пошел за Троневым.
— Не будет. Нет причины. Да и дуэли теперь не в моде. Особенно на кулаках. Дикарство.
— Чего ты к нам привязался, — вспылил Димка. — Не знаешь, наверное, что третий лишний.
— Знаю.
— Так чего тогда прилился, как заплата к брюкам?
— Девушка мне твоя понравилась, и ты тоже. Славная она у тебя.
— Без тебя знаю. Завел бы лучше свою и не лез к другим.
— Ладно, не сердись, — миролюбиво проговорил Тронев. — Право, нет причины. Есть у меня своя девушка. Не хуже твоей, да не пришла на вечер. Ждал, ждал ее у входа, а она не явилась. А вы мне действительно понравились. Вот я и решил провести с вами время.
Димка продолжал молчать. Он не верил Виктору, но все-таки помягчел. А может быть, и не врет.
— Пойдем в сквер, покурим, потравим, — предложил Тронев. — Рано еще.
— Ну давай.
Они зашли в сад, сели на скамейку. Виктор вытащил плоский портсигар, протянул Димке.
— Так, значит, на первом в Средней мореходке? — спросил Виктор, дотрагиваясь до золотой «птички» на Димкином рукаве.
— Угу.
— Товарищ по несчастью. Я на первом курсе в Высшем. Встретимся на практике.
— Почему по несчастью? — удивился Димка. — Что, не по призванию попал?
— Как тебе сказать? Что-то плавать не хочется. Скукота, по-моему. Море и море.
— Скукота? Ты раньше-то плавал? Не хочешь быть капитаном? — еще больше удивился Димка.
— Плавать не плавал, а капитаном быть не хочу. Избави меня бог. Знаешь анекдот? Один пацан подошел к гражданину и просит: «Дяденька капитан, дай рубль». Тот дал ему и спрашивает: «А как ты узнал, что я капитан?» — «У всех капитанов глаза красные от ветра, как у кроликов». Вот, брат. В этой сказке заложен глубокий смысл. Всю жизнь на мостике, в море. Не хочу всю жизнь стоять на мостике с красными от ветра глазами. Кончу училище, пойду в какой-нибудь научно-исследовательский институт.
— Так зачем же ты пошел в Мореходку? Шел бы сразу в технический вуз.
Тронев улыбнулся:
— Даже не могу тебе сказать точно почему. Много причин. Я два года электромонтером проработал, не понравилось. Конечно, море меня влечет романтикой. Хочется посмотреть мир. Но всю жизнь плавать? Нет, это не для меня. Потом еще есть причина. Захотелось самостоятельности. Тут кормят, поят, одевают. От родителей не завишу.
— Разве ты с ними плохо живешь?
— Нет, отчего же? Наоборот. Они у меня чудесные люди. И люблю я их очень. Но куда бы я ни поступил в другое место, везде неизбежная зависимость от родителей. Понимаешь? А так им не надо тратить на меня ни копейки. Тоже важно. Вот все вместе взятое и заставило меня надеть форму. Я не жалею. Все будет так, как я решил. До окончания еще далеко. А почему ты не пошел в Высшее?
— Без экзаменов. Взял переводку с первого курса строительного института. Получу диплом штурмана. Пойду в Высшую заочную. Такие планы.
— Ясно. Видимо, тебя привлекает эта бодяга?
— Какая бодяга? — не понял Димка.
— Корабли, море, штормы, качка и тому подобные прелести.
— Очень. Мечтал с детства. У нас моряки в роду.
— Ах, вот что. Потомственный моряк. Ну, давай, давай. Может быть, и я еще к тебе примкну. Я на распутье, так сказать. Я еще в море не бывал. Вдруг понравится?
— Понравится. Не может не понравиться, если ты мужчина. Я с детства к нему привык. А дед мой… Как начнет рассказывать, так я его сутками готов слушать. Сколько интересного видел человек, сколько пережил!
— Да… слушать — одно, самому все пережить — другое, — неопределенно протянул Виктор. — Скоро и мы поплывем.
Курсанты помолчали.
— Марина учится или работает? — спросил Виктор.
— Работает.
— Моя учится в университете. Недавно познакомился. Придет случай — покажу. Почему она сегодня не пришла? — Виктор нахмурился. — Пойдем, пожалуй. Тебе далеко ведь добираться до училища. Увидимся. «Алтаир» и «Ригель» стоят рядом и плавать, наверное, будут вместе. Ну, прощай. Не сердись за сегодняшний вечер.
— Да ладно уж…
Виктор протянул руку. Роганов ее крепко пожал и пошел в сторону трамвайной остановки.
НАРДИН
Только что окончилось общее собрание экипажа, и Нардин спустился к себе в каюту. Артельщика надо менять. Подобрать дельного, разворотливого парня, чтобы работал с интересом. А то этот Сидорчук уж очень вялый. На продбазе таких любят, подсовывают им всякую дрянь. Сегодня команда справедливо жаловалась на однообразие судового стола — кислые щи, сосиски, котлеты с кашей. И так почти ежедневно. Конечно, и они со старпомом виноваты. Мало обращали внимания на питание экипажа. Но главное все-таки в артельщике. От него зависит многое. Кого же назначить на место Сидорчука? Надо серьезно подумать.
Как обычно, весь день прошел в разных делах. Утром приходила молодая, красивая женщина, мать курсанта Пожеляцкого. Плакала. Нардин с трудом ее успокоил. Она просила, чтобы капитан повлиял на сына. Он связался с какой-то скверной компанией.
— Владимир Васильевич, я вас очень прошу, поговорите с Олегом. Он вас послушает, — всхлипывала Пожеляцкая. — Он так много рассказывал дома о вас. Пожалуйста…
Придется выяснить, что с парнем. На судне он ни в чем плохом не замечен.
Потом пришел старпом. Он долго, нудно жаловался на матроса Ветрова. Что-то тот ему нагрубил.
— Необходимо положить конец такому поведению, — возмущался старпом, — и наказать Ветрова построже, в пример другим.
Нардин сердито ответил, что перед тем, как наказывать, надо послушать объяснения Ветрова. Моргунов ушел обиженным.
Завтра же с утра капитан вызовет матроса и, если то, что говорил старпом, подтвердится, устроит ему «баню».
После обеда начались «визиты». Почему-то всем был нужен именно капитан. Говорят, что раньше к капитану шли только в крайнем, из ряда вон выходящем случае, а так все вопросы мог решить старпом. Теперь же все кому не лень по самому пустяковому поводу идут к капитану. Даже команда…
Пришел мальчишка лет шестнадцати из яхт-клуба. Хороший такой мальчишка. Глаза горят, красный от смущения, говорит еле слышно. Как ни усаживал его капитан — не сел. Пока они разговаривали, стоял навытяжку.