— Возьмите меня матросом на «Ригель», товарищ капитан. Я парусное дело хорошо знаю. Уже три года в яхт-клубе. Диплом яхтенного рулевого имею. Возьмите, правда…
Мальчишка учится в школе, в восьмом классе. Ну, куда его возьмешь? С трудом убедил его.
— Ладно, — говорит, — окончу школу, потом опять к вам приду.
Вслед за ним появился инженер с завода, куда предполагают поставить «Ригель» на ремонт. Проболтали целый час, пили кофе. Инженер предлагал обить днище оцинкованным железом. Но Нардин на это не пошел. Для подводной части нужна медная обшивка.
Матрос Субботин приглашал на свадьбу. Женится все же. Давно пора. Девушка у него прекрасная. Нардин познакомился с ней, когда весь экипаж «Ригеля» ходил в театр. Милая девушка, работает на швейной фабрике и, кажется, крепко держит в руках этого баламута Субботина. Капитан обязательно пойдет поздравить молодых.
А потом было общее собрание. Оно длилось два часа. Кого же все-таки назначить артельщиком?
Капитан присел на диван. Можно было отдохнуть. Команда уже разошлась, на борту остались лишь вахтенные. «Ригель» тихонько поскрипывал швартовыми. Нардин зажег настольную лампу, закурил. Он любил эти тихие часы после рабочего дня, когда можно обдумать все спокойно, не отвлекаясь.
Взгляд капитана упал на фотографию молодой женщины, стоящую на столе. Он взял ее в руки, подержал и поставил на место.
Нардин познакомился с Валерией Николаевной Ширяевой три года назад. «Ригель» только что вернулся из плавания. Все свободные от вахты убежали на берег. Он тоже был свободен. Приходную вахту стоял старпом. Ему захотелось побыть среди людей, послушать смех, посмотреть на женщин. Он сошел на набережную, окликнул проезжавшее мимо такси и через пятнадцать минут приехал в городской парк.
Нардин бродил по тенистым аллеям. Он останавливался у аттракционов, смеялся, наблюдая, как висят вниз головой смельчаки, рискнувшие прокатиться на фанерных самолетах, и так дошел до «американских гор». Ему пришла в голову мысль вновь испытать чудесное чувство скорости, страха и веселья, как это бывало в детстве, прокатиться в маленьком поезде, падать вниз, взмывать кверху и восторженно реветь вместе с остальными пассажирами. Нардин купил билет. Поезд уже отправлялся. Он вскочил в вагончик и сел на свободное место. Поезд медленно тронулся. Нардин повернул голову: рядом сидела женщина с золотисто-рыжими волосами, пухлыми губами, загорелая, с широким, слегка вздернутым носом и карими, полными страха глазами. Он хотел сказать ей что-нибудь шутливое, но не сказал ничего. Поезд уже забрался на вершину горы. Через секунду он ринется в пропасть. Соседка судорожно вцепилась в поручни.
— Ох, не могу, — прошептала женщина. Нардин обнял ее, прижал к своему плечу. Соседка молчала. Засвистел ветер. Они неслись вниз…
Наконец поезд замедлил ход, пошел на подъем.
— Вы с ума сошли! Сейчас же отпустите меня, — запоздало сказала женщина. Брови у нее сердито сдвинулись. Но Нардин не послушался.
— Вам же страшно, — прокричал он. — Сейчас опять будет спуск.
Поезд вновь падал в пропасть.
— А-а-ах! — вскрикнула соседка и прижалась к Нардину.
Он засмеялся:
— Я же говорил…
Рейс кончился. Они вышли вместе.
— Оказывается, вы трусиха, — пошутил Нардин.
— Да. Но с детства люблю такие горы. Боюсь и люблю.
— Мальчишкой я тоже приходил кататься. Они были в другом месте. Говорят, что в них попала бомба во время войны и горы сгорели.
Они провели вечер вместе. Ужинали на «поплавке», гуляли, катались на «чертовом колесе». Нардин рассказывал о море и парусниках. Старался быть интересным собеседником. Валерия нравилась ему. Ночью поехали на набережную, и Нардин показал ей «Ригель».
— Как романтично! — воскликнула Валерия. Вы капитан парусника. В двадцатом веке… Это про вас?
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт…
— Про меня. Правда, обычно я стою на мостике в тапочках. Легче. А лакированные ботфорты надеваю только в торжественных случаях, когда приезжает начальство.
Они постояли на набережной. «Ригель» темной аппликацией приклеился к синему ночному небу.
— А правда, что голландский капитан Ван-Хой-зен страстно влюбился в морскую принцессу Стеллу-Марис и тосковал по ней до тех пор, пока не ушел к ней в океан, правда?
— Правда. И зеленый луч правда, и огни святого Эльма, и Летучий Голландец — все правда. Я пил с ним однажды коньяк во французском порту Сетт, — таинственно проговорил Нардин, наклоняясь к Валерии. — Когда-нибудь расскажу.
Она погладила его руку.
— Вы хороший парень, Володя. Проводите меня, я что-то замерзла.
Он довез ее до дому и долго не отпускал, топчась у парадного.
— Наверное, вам хочется, чтобы я пригласила вас к себе пить чай. Так? — спросила Валерия, улыбаясь.
Он кивнул головой.
— Этого не будет. Прощайте. Бегите на свой корабль. Завтра надо поднимать паруса. Надевайте тапочки и идите на мостик.
— Завтра не надо. И послезавтра не надо. Пойдем куда-нибудь?
— Хорошо. Приходите сюда в семь. До свидания, Володя.
Нардин сунул руки в карманы и зашагал к Главному проспекту. На углу он обернулся. Валерии уже не было.
Капитан шел и думал о том, как все удивительно устроено в жизни. Вчера для него еще не существовало никакой Валерии, он никуда не стремился, был спокоен, а теперь появилась женщина, и его уже тянет к ней, и завтра он придет к ее дому задолго до семи, и с волнением будет ждать, когда она выйдет из парадного.
Он миновал опустевший проспект. Совсем светлое небо с оранжевой полосой на востоке не походило на ночное.
А Валерия Николаевна поднялась к себе на четвертый этаж, распахнула окно и долго смотрела на затихшую улицу, потемневшие дома, крыши. Этот моряк понравился ей. Он был чем-то не похож на тех людей, с которыми она встречалась. Чем? Она не могла объяснить. Но он был ей симпатичен, с его парусником, рассказами о море, какой-то мягкостью. О моряках она слышала другое. Валерия Николаевна вспомнила высокого, худощавого мужчину в очках с золотой оправой, с приятным, спокойным голосом. Когда-то он был ее мужем. Теперь она жила одна. Брак не принес ей счастья. И все же так хотелось, чтобы кто-то был рядом, кто-то близкий, очень родной, кто нетерпеливо будет ждать встречи с ней, с кем можно порадоваться и погоревать. Валерия вздохнула, посмотрела на свое отражение в оконном стекле, поправила волосы. Надо было идти спать.
На следующий день, как было условлено, она встретилась с Нардиным.
— Куда? — спросил он.
— Поедем за город?
Они приехали в Солнцегорск поздно, когда горожане уже начали разъезжаться, но море было прекрасным, очень тихим. Солнце садилось. Все кругом приняло розовато-золотистые тона. Сосны замерли в полном безветрии. На пляже еще прыгали с мячом загорелые юноши и девушки.
Нардин и Валерия Николаевна бродили по берегу. Она искала ракушки, что-то напевала, говорила мало. Уходили последние купальщики. Пляж пустел. На горизонте еще пылали красные отсветы солнца, а небо над головой стало лиловым. Они сидели на валунах, смотрели на море.
— Хорошо! — сказала Валерия и глубоко вздохнула. — Воздух какой!
На берегу уютно светился окнами похожий на большую белую голубятню ресторанчик «Дельфин».
— Будете что-нибудь есть? — спросил Нардин.
— Буду. Какое-нибудь мясо.
Они зашли в «Дельфин», но там мяса не оказалось. Подавались только рыбные блюда. В зале были развешены декоративные рыболовные сети с приклеенными к ним картонными медузами, кальмарами, морскими коньками.
— Вот мы и на дне моря, — засмеялся Нардин. — Придется вам есть судак по-польски.
Нардин все время смотрел на Валерию. Что это за женщина? Кто она? Что же будет дальше?
После ужина Валерия Николаевна сказала:
— Пойдем посмотрим еще раз на ночное море?
Они сели на скамейку под сосной. Нардин накинул свой плащ на плечи Валерии. Море потемнело, но оставалось таким же спокойным и сонным. Вдалеке ползли разноцветные огоньки проходящих судов. Валерия Николаевна достала сигарету. Капитан щелкнул зажигалкой, на секунду огонек осветил ее лицо. Она улыбалась Нардину.
— Расскажите о чем-нибудь. Я люблю слушать.
— О чем?
— Обо всем. Расскажите о себе.
С веранды «Дельфина» чуть слышно доносилась музыка. Там танцевали. Нардин помолчал.
— Нечего рассказывать. Учился в школе, в Мореходном училище, потом плавал на разных судах. Много бывал за границей, теперь вот на «Ригеле».
— Мне почему-то капитаны-моряки всегда представлялись мужественными людьми, в блестящей форме, веселыми и решительными. Вы какой-то не такой.
— Какой есть. Разные бывают. Я знал одного капитана, он больше походил на далекого от действительности ученого, чем на моряка. Бородка клинышком, очки, седая грива волос. На самом же деле это был морской волшебник. Со своим огромным неуклюжим судном он входил в такие узкости, которые старались обойти как можно дальше все его коллеги. Вообще, делал чудеса.
— Может быть, и вы такой?
— Нет. Я морской середняк.
— А почему вы сейчас не плаваете за границу, сидите на своей парусной крошке? Обстоятельства?
— Это трудно объяснить. Парусники… Вы когда-нибудь видели четырехмачтовый барк под полными парусами? Нет? Жаль. Вы только представьте себе: маленький, изящный корабль несет на себе гору белых парусов. Он летит по воде с такой скоростью, какая не снилась многим паровым судам. Только на паруснике вы почувствуете поэзию борьбы со стихией, сможете показать свое искусство моряка.
Однажды в Тихом океане я встретил необыкновенного капитана. Да-да, необыкновенного! Вероятно, это был последний из могикан. Представитель отживающего поколения парусных моряков. Он вел свой корабль под всеми парусами. Почти задевал ноками нижних реев за гребни волн. Вокруг судна поднимались облака водяной пыли. Ах, как это было красиво, если б вы знали! А какой был ветер — настоящий шторм! Барк догонял нас. Правда, пароход, на котором я шел тогда, был не очень быстроходным, но все равно… Я видел, как прогнулись от ветра стеньги. Ну, думаю, или сейчас все полетит к чертям, или капитан не выдержит и прикажет уменьшить парусность. Но он не сделал этого. И я его понял. Он хотел показать свое превосходство над нами…