Трудность командования республиканскими подводными лодками заключалась в отсутствии преданных и опытных офицеров, которые хотели бы вести решительную борьбу с противником, и в ненадежности техники и вооружения. С-6, по сути дела, уже давно надо было списать на металлолом. Сама лодка по конструкции была "интернациональной". Главное оружие корабля, итальянские торпеды, давно не проверялось, перископы были английскими, двигатели и гирокомпас немецкими.
Многие механизмы и оборудование требовали срочного ремонта. К сожалению, на севере Испании, т. е. там, где мы находились, не было ремонтной базы. Пришлось решать эту проблему самим, т. е. приводить лодку в порядок подручными средствами.
Как ни странно, но в той ситуации, что сложилась тогда в Испании, подводные лодки были нужны правительственным силам не столько для того, чтобы, действуя скрытно, топить вражеские корабли, сколько для того, чтобы демонстрировать противнику их присутствие. Скрытность нам требовалась при уклонениях от кораблей противника и – особенно впоследствии – при форсировании Гибралтара. К тому же, морское республиканское командование допускало много погрешностей и ошибок в руководстве флотом. Так, не было службы обеспечения кораблей и системы наблюдения и связи, зачастую нарушались, возможно, и преднамеренно, режимы секретности. Возвращаясь в свой порт, подводные лодки включали опознавательные огни, что сразу оповещало противника через своих людей о прибытии корабля в базу. После нашего заявления об этом командование приняло меры по проверке подходов к порту и создало систему секретных сигналов при входе и выходе корабля. В конце концов, были недоброжелатели и в руководстве, что, естественно, приводило к поражениям.
Больше всего неприятностей доставлял нам крейсер мятежников "Альмиранте Сервера", который Бурмистров уже пытался атаковать. Мое желание рассчитаться с "Альмиранте Сервера" активно поддерживал Паоло и ряд других членов экипажа. Мы все хотели доказать врагу и командованию, что республиканские подводные лодки могут успешно решать боевые задачи. И вот как говорится, час настал. Мы долго шли под водой, а когда всплыли на перископную глубину, я увидел знакомые очертания вражеского крейсера. Срочно привел подводную лодку на боевой курс и скомандовал: "Кормовые аппараты, товсь!" Расстояние до корабля составляло не более 4 кабельтовых (740 м), были хорошо видны фигуры матросов и развернутые по борту орудия. Рядом со мной стоял штурман, и я с целью более точного опознавания корабля пригласил его к перископу. Взглянув в перископ, он выкрикнул "Сервера!". В тот же момент боцман, управлявший рулями, внезапно переложил их на погружение. Лодка провалилась на глубину. Кто-то, очевидно, штурман, нажал на кнопку опускания перископа, тяжелый удар пришелся по мне, и я упал. Когда пришел в себя и подал команду "Рули на всплытие!" крейсер уже ушел.
С преданными делу Паоло и Вальдесом, мы решили обо всем поговорить с людьми. И о дисциплине, и о наших задачах. В первую очередь нас беспокоило "беспечное" поведение штурмана и "решительность" боцмана, а также четверка молодых анархистов, чувствовавших себя уверенно и высказывающих свои мысли весьма открыто. Как я потом узнал, они составляли боевую ячейку, которая была на каждом военном корабле и подчинялась анархистскому центру, находившемуся в Хихоне. Их целью было готовить восстание и захватить военные корабли, чтобы уйти во Францию с запасами золота и ценностей (!!?).
Мы находились в боевом походе, когда поздно ночью ко мне явился взволнованный Паоло. Он подслушал разговоры анархистов о спрятанном на подводной лодке огнестрельном оружии, плане захвата корабля и аресте командира, т. е. меня. Я решил вооружить верных ребят и с глазу на глаз поговорить с анархистами. Так мы и сделали. Я предупредил их, если команда узнает о террористических замыслах заговорщиков, то немедленно выбросит их всех за борт. Моя уверенность так повлияла на молодых и ершистых ребят, что они сознались во всем, отдали оружие. Мы с Паоло решили этот инцидент оставить в тайне. Анархисты после этого затихли. Лодка продолжала нести дозорную службу.
Крейсер "Альмиранте Сервера"
В эти дни обстановка на севере Испании усложнилась. Противник прорвал фронт и продвигался к порту Сантандер, где стояли два эсминца и три подводные лодки, в том числе и наша. Командующий северным флотом дон Валентине Фуэнтес отдал приказ ночью оставить Сантандер, однако в городе находились десять наших советников, которых во что бы то ни стало, надо было вывезти в Хихон, где имелся аэродром, и откуда можно было улететь во Францию. Авиация мятежников постоянно бомбила город и порт. Люди старались всяческим образом прорваться на пароходы, стоявшие у стенки, были желающие попасть и на нашу подводную лодку. Вооружив матросов, я поставил их удерживать толпу. Пришлось все же отойти от пирса. Хорошо, что ожидаемые нами пассажиры вскоре появились вместе с нашими советниками, были здесь и республиканские военачальники. В числе советских представителей оказался и полковник Родион Малиновский – будущий Министр обороны СССР, а также переводчица, впоследствии работавшая в редакции журнала "Советская женщина".
Родион Малиновский – будущий Министр обороны СССР
Перед самым отходом явился Паоло с представителем ЦК Коммунистической партии басков. Он просил спасти государственные ценности – документы, драгоценности, валюту и 15 млн. песет. Их привезли на грузовике и разместили в моей каюте, заполнив ее полностью. У входа я поставил охрану из надежных ребят. Наконец, выходим в море. Путь до Хихона не менее суток. Пришли мы туда последними: все военные корабли северного республиканского флота, транспорты и другие суда уже сосредоточились в порту. Толчея страшная. Мятежники поспешили этим воспользоваться и начали обстреливать и бомбить порт.
В ночь с 25 на 26 августа 1937 г. была одна из самых сильных бомбежек. Три подводные лодки С-2, С-4, С-6 покинули порт для выполнения наспех составленных боевых заданий. Не успели мы дойти до своей позиции, как обнаружили, что сломаны горизонтальные рули. Даем радиограмму в Хихон. Ответа нет. Опять дублируем. Хихон молчит. Запрашиваем главную базу – Картахену: "Лодка имеет поврежденные рули. Сообщите обстановку в Хихоне". Приходит ответ: "Вы обратились не по адресу. Обращайтесь к своему командующему". А где его искать?
Болтаемся в море седьмые сутки. Пока все благополучно. Наконец, получаем из Хихона радиограмму от дона Валентине: "Приказываю не уходить с позиции без особых распоряжений". Однако по перехваченным радиограммам с ПЛ С-2 и С-4 я узнаю, что им разрешено в связи с "неисправностями на кораблях" уходить во французские порты. Это было бегство. Уходили и другие корабли. Интернировался во Францию эсминец "Хосе-Луис-Диес". Эсминец "Сискар" был потоплен при прорыве Гибралтара, и попытке пройти в Картахену.
Наша С-6 осталась единственной республиканской подводной лодкой, продолжавшей выполнять боевое задание. Правда, суть его свелась к тому, чтобы не оказаться потопленными вражескими кораблями, от которых мне не раз удавалось либо уклоняться, когда шли в подводном положении, либо прятаться под воду, хотя лодка была неисправна. Существовала опасность также нарваться на мину, которых франкисты здесь понаставили достаточно. Все же 15 октября 1937 г. мы пришли в Хихон. Положение было тяжелым, противник подошел вплотную к городу. Не хватало патронов и снарядов. В порту собрались беженцы.
Тем не менее, нам требовался срочный ремонт. Положение усугубилось, когда две бомбы разорвались между пирсом и бортом лодки. Она получила смертельный удар, прочный корпус был поврежден, механизмы сорваны со своих мест, аккумуляторная батарея полностью разрушена, сместился с фундамента дизель. Конечно, при наличии хорошей ремонтной базы С-6 можно было бы поставить в строй действующих, но в создавшемся положении выход был только один – затопить ее, чтобы она не досталась противнику. Это и было сделано с разрешения командования.
На этом закончился мой первый этап пребывания в Испании. Из Хихона я самолетом добрался до Парижа, где из "испанца" снова превратился в русского и где рассчитывал перед отъездом на Родину хорошенько отдохнуть и закупить подарки, Не тут-то было. Оказалось, что я снова нужен в Испании. Дело в том, что республиканские ПЛ С-2 и С 4, ушедшие в октябре 1937 г. во Францию, могли быть возвращены республиканскому правительству Испании, но на них не было командиров, а личный состав почти полностью разбежался. Так я оказался назначенным на С-2, стоявшую в Сен-Мазере, а И.А. Бурмистров – на С-4, находившуюся в Бордо.
Я прибыл в Сен-Назер, где встретился с республиканским представителем Педро Прадо, который всячески старался скорее привести лодки в боевую готовность и переправить их на юг Испании. Сделать это, однако, было не просто. Если с экипажем вопрос более или менее удалось решить, то с ремонтом кораблей предстояло много хлопот, тем более что французские власти помогать откровенно не желали.
Для общения с ними и для официальных визитов у меня на подводной лодке в качестве командира выступал механик дон Селестино Росс. Я числился в списке как младший машинный офицер и какого-либо общения с французскими чиновниками не имел. Все вопросы я решал с Вальдесом, которого мне удалось отыскать, и он согласился снова работать в паре со мной. От него я узнал, что Паоло, к сожалению, погиб. Новый комиссар правый социалист Мартинес обо всех моих действиях скрытно информировал дона Валентино и следил за мной, чтобы не допустить моей "марксистской пропаганды" среди членов экипажа, который оказался еще более "пестрым", чем на С-6. Тут были и социалисты, и анархисты, и откровенные пособники фашистов, которые то и дело устраивали на лодке провокации и настоящие диверсии: то подкладывали в укромные места самовоспламеняющиеся пеналы, то выводили из строя главную систему электрообеспечения, то куда-нибудь подкладывали взрывчатку.
Правда, все обходилось благополучно, так как были в команде верные и преданные люди, и опасность вовремя