Брэнсон вышел из машины и направился назад, в сторону южной башни. Дойдя до отмеченной середины моста – точки, в которой мощные поддерживающие тросы опускались ниже всего, – он оглянулся назад и опять посмотрел вперед. Пятьдесят метров центральной секции моста, секции, где винты вертолетов не могли зацепиться за тросы независимо от направления и силы ветра, были свободны. Брэнсон отошел подальше от этого участка и помахал стрекочущим в воздухе машинам. Джонсон и Брэдли посадили свои вертолеты на мост спокойно и без суеты. Впервые за свою долгую и славную историю мост Золотые Ворота использовался как вертолетная площадка.
После этого Брэнсон отправился в президентский автобус. Находившиеся там инстинктивно поняли, что перед ними глава похитителей, виновник их теперешнего положения, и их отношение к нему нельзя было назвать сердечным. Четверка нефтяных магнатов и Картленд смотрели на Брэнсона бесстрастно. Хансен нервничал сильнее, чем обычно, его руки и глаза беспрестанно двигались. У Мюира, как всегда, был сонный вид, глаза были полузакрыты, и казалось, этот человек вот-вот заснет. Мэр Моррисон, получивший во Вторую мировую войну столько медалей, что они едва умещались на его широкой груди, кипел от ярости. Президент тоже: обычное для него выражение терпеливой доброты и сострадательной мудрости, которое приковало к нему сердца миллионов, было в данный момент спрятано в морозильник.
Брэнсон начал без предисловий, но довольно любезно:
– Мое имя Брэнсон. Доброе утро, господин президент, ваши высочества. Я бы хотел…
– Вы бы хотели! – Президент был вне себя от ярости, однако успешно контролировал выражение своего лица и тон голоса: если двести миллионов называют тебя президентом, ты не можешь вести себя как распоясавшаяся рок-звезда. – Оставим пустые любезности. Кто вы такой?
– Я уже сказал. Брэнсон. И я не вижу причин, почему мы должны забыть об обычной вежливости. По-моему, будет лучше, если мы станем строить наши отношения – для вас начатые несколько принудительно, я согласен, – на более спокойной и разумной основе. Обстоятельства сложатся более благоприятно, если мы будем вести себя как цивилизованные люди.
– Цивилизованные? – Президент уставился на Брэнсона с искренним изумлением, которое быстро сменилось прежней яростью. – Вы! Такой тип, как вы! Мошенник! Обыкновенный преступник! И вы еще смеете призывать нас вести себя цивилизованно?
– Мошенник? Возможно. Обыкновенный преступник? Нет, я не обыкновенный преступник. Но мне жаль, что вы заняли подобную позицию. Выражая свои чувства с такой враждебностью, вы все равно не сумеете достучаться до моей совести: ее у меня вообще нет. Но этим вы облегчите мне жизнь. Если мне не придется держать ваши руки – я имею в виду, в прямом смысле, – мне будет проще достичь своей цели.
– Вряд ли кто-нибудь попросит вас подержать его руку, – сухо сказал Картленд. – В каком качестве вы рассматриваете нас? В качестве похищенных? Как источник денег для какого-то важного для вас дела?
– Единственное важное для меня дело стоит перед вами.
– Значит, как заложников, за которых должны заплатить выкуп?
– Это уже ближе. Как заложников, за которых должны заплатить очень большой выкуп, я надеюсь, – ответил Брэнсон и посмотрел на президента. – Прошу меня простить за неудобства, причиненные вашим иностранным гостям.
– Неудобства! – всплеснул руками президент, призвав на помощь свою трагическую музу. – Вы не знаете, какой непоправимый вред нанесли своими действиями.
– Даже не представляю, что такого страшного я сделал. Или вы говорите это для их высочеств? Лично я не вижу в подобной задержке никакого вреда. Вы, вероятно, имеете в виду назначенную на сегодня поездку в Сан-Рафаэль – боюсь, она на некоторое время откладывается – с целью выбрать место для строительства самого крупного в мире нефтеперегонного завода? – Брэнсон улыбнулся и кивнул в сторону короля и принца. – Похоже, эти люди взяли вас с Хансеном в оборот, я хочу сказать, в нефтяной оборот? Сначала они ограбили вас на продаже нефти, получили столько денег, что не знают, куда их девать, и тут у них возникает блестящая идея – вложить свои капиталы в ограбленную страну, построить на Западном побережье нефтеперерабатывающий комплекс и управлять им лично, разумеется с вашей технической помощью. Сырье у них свое, оно им ничего не стоит, поэтому прибыли будут огромными, часть которых перепадет вам в виде уменьшения цен на нефть. Это же просто золотое дно! Я, конечно, не силен в международных и финансовых делах – предпочитаю зарабатывать деньги более простым способом, – но если вы думаете, что гости обидятся из-за этой задержки и не заключат сделку, то вы слишком наивны. Более наивны, чем позволительно быть президенту такой страны. Эти люди – настоящие бизнесмены, их чувства не влияют на бизнес. У них стальные сердца и компьютеры вместо мозгов. – Брэнсон сделал паузу. – Кажется, я не очень-то вежлив по отношению к вашим гостям?
Король и принц утратили былую бесстрастность. Теперь они разгневанно смотрели на Брэнсона.
– Вы, видимо, не слишком торопитесь достичь своей цели, какой бы она ни была, – заметил Картленд.
– Вы абсолютно правы. В спешке нет необходимости. Время больше не имеет существенного значения, разве что в том смысле, что чем дольше я здесь пробуду, тем выгоднее это окажется для меня. Почему – объясню позже. И между прочим, чем дольше вы здесь просидите, тем яснее станет вам и вашим народам в Соединенных Штатах и на Ближнем Востоке, в какую неприятную ситуацию вы попали. И поверьте мне, ситуация действительно неприятная. Подумайте об этом.
Брэнсон прошел по проходу в конец автобуса и обратился к светловолосому молодому военному, обслуживающему весь этот мощный центр связи:
– Как вас зовут?
Военный слышал все, что произошло в автобусе, и это ему явно не понравилось. Он немного помедлил и неохотно пробормотал:
– Бойенн.
Брэнсон протянул ему листок бумаги:
– Пожалуйста, свяжите меня с этим номером. Это местный звонок.
– Связывайтесь сами!
– Я ведь сказал «пожалуйста».
– Идите к черту!
Брэнсон пожал плечами и повернулся:
– Ван Эффен!
– Да?
– Позови сюда Крайслера. – Он повернулся к Бойенну. – Крайслер успел забыть о телекоммуникационных системах больше, чем вы успели узнать. Вы думаете, я не предвидел, что встречусь с юными героями? – Он снова обратился к Ван Эффену: – Когда придет Крайслер, сбрось Бойенна с моста.
– Обязательно.
– Прекратите! – Президент был шокирован и не скрывал этого. – Вы не посмеете!
– Попробуйте меня спровоцировать, так я и вас сброшу с моста. Понимаю, это нелегко, но должны же вы наконец понять, что мои слова с делами не расходятся.
Мюир пошевелился и в первый раз за все время заговорил. Голос его звучал устало.
– Мне кажется, этот парень говорит вполне искренне. Конечно, он может просто блефовать. Однако я не хотел бы быть тем человеком, который попытается это проверить.
Президент бросил на помощника госсекретаря недобрый взгляд, но тот, похоже, снова погрузился в сон.
– Бойенн, делайте, что вам приказано, – тихо сказал Картленд.
– Есть, сэр!
Бойенн был почти счастлив, что ему не нужно принимать решение, и взял у Брэнсона бумажку. Тот спросил:
– Вы сможете подсоединиться к телефону возле кресла, что стоит напротив президентского?
Бойенн кивнул.
– И параллельно подключить президента?
Тот еще раз кивнул. Брэнсон вернулся в салон и устроился в свободном кресле.
Бойенн немедленно соединил его с указанным номером. Очевидно, звонка ждали.
– Хендрикс у телефона, – произнес голос.
– Это Брэнсон.
– Понятно. Брэнсон. Питер Брэнсон. Господи, я мог бы догадаться! – Наступило молчание, затем начальник полиции спокойно сказал: – Мне всегда хотелось с вами встретиться, Брэнсон.
– Вы осуществите ваше желание, мой дорогой друг, причем гораздо раньше, чем думаете. Я с удовольствием поговорю с вами позже. А пока меня бы вовсе не удивило, если бы президент не захотел разговаривать с вами.
Брэнсон с некоторыми затруднениями поднялся из кресла и уступил трубку и кресло Моррисону, который тоже с трудом встал на ноги и с готовностью принял предложенное.
Президент вел себя так, как повел бы на его месте любой другой президент, оказавшийся в столь неприятном положении. Он проявил целую гамму чувств: изумлялся, возмущался, не верил и, наконец, ужасался тому, что исполнительный глава государства и зарубежные монархи оказались в столь чудовищной ситуации, не имеющей аналогов в мировой истории. Он возложил всю вину за случившееся на Хендрикса, хотя знал, что план охраны кортежа разработан Вашингтоном, а местная полиция просто делала то, что ей приказали. Видимо, из-за потрясения президенту отказали память, логика и чувство справедливости. Закончил он тем, что потребовал, чтобы Хендрикс немедленно разобрался со всем этим.
У шефа полиции было больше времени для того, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию, поэтому в разговоре с президентом он сохранял спокойствие.
– Что вы предлагаете мне сделать, сэр? – спросил он.
Из последовавшей за этим сбивчивой речи стало ясно, что конструктивных предложений у президента пока нет. Моррисон воспользовался наступившей паузой и взял трубку:
– Бернард? Это Джон. – Моррисон по привычке улыбнулся. – Боюсь, нашим избирателям все это не понравится.
– Всем ста пятидесяти миллионам?
Мэр снова натянуто улыбнулся:
– Если иметь в виду всю нацию, то да.
– Похоже, дело перерастает в общенациональную проблему, Джон. Фактически ты прекрасно знаешь, что так оно и есть. Да и в политическом смысле оно нам не по плечу.
– Ты меня очень подбодрил, Бернард.
– Хотел бы я, чтобы и меня кто-нибудь подбодрил! Как ты думаешь, наш друг позволит мне поговорить с генералом?
– Я спрошу.
Мэр спросил, и Брэнсон довольно дружелюбно кивнул. Остальные пассажиры автобуса переглядывались между собой с разной степенью подозрительности и настороженности, адресованной Брэнсону. Этот человек был возмутительно самоуверен. Но в сложившихся обстоятельствах он мог себе это позволить. Он не просто вытащил всех тузов из колоды – у него была целая колода тузов.