Красно-лиловый нездоровый румянец на щеках говорил о любителе пожрать, выпить и явном клиенте инсульта со временем. Неожиданно небольшие глазки сверкнули таким сладострастием при взгляде на меня, что мне невольно захотелось посмотреть на себя ещё раз. На что тут дед польстился? Ни кожи, ни рожи. Хотя, рожа - то ещё есть, но ни кожи, ни фигуры в наличии не имеется. Особенно фигуры.
Из всей церемонии бракосочетания запомнила только перечисление имён и титулов жениха - Дитер Аксель Петер фон Тиммер, барон Нойфель. О как! Свадебный ужин для узкого круга лиц я тоже запомнила плохо. Присутствовали собственно молодые, то есть я и барон, мачеха с дочерями, нотариус и пастор. Барон не местный, у него не было знакомых, которых можно пригласить, а уж какие могли быть подруги у Ленни.
Мачеха же не сочла нужным порадовать общественность замужеством падчерицы. Тем более, после сегодняшнего афронта с драгоценностями. Взгляды, которые она бросала на меня, были весьма далеки от доброты и нежности. Незадолго до окончания ужина мне вдруг неожиданно и сильно захотелось спать, да так, что даже "молодой" супруг, наклоняясь ко мне, прошептал:
-Вы, должно быть, устали, душа моя! Идите отдыхать, я вскоре к вам присоединюсь!
Ага, вот это "присоединюсь" хотелось бы оттянуть подольше. Немного взбодрила меня очередная ванна, но пока меня готовила ко сну Ульрика, расчесывала волосы, я опять начала дремать. Неожиданно Уля сказала каким-то дрожащим голосом.
-Вот воля ваша, верить или нет, да только сейчас на кухне услыхала, как кухарка говорила, а ей кучер господина барона сказал, будто вы у барона шестая жена будете! Две-то в молодости были, одна в родах померла, ещё одна от болотной лихорадки скончалась. А только в последние лет восемь-девять барон уже женился три раза. И все на таких вот совсем молоденьких. Одна жена померла вскоре после свадьбы невесть от чего, одну ещё в реке нашли, утопла, стало быть. А третья гуляла по крепостной стене, да покачнулась неловко и упала вниз на камни. А вы четвертая. Ой, как-то нехорошо это!
Сон вроде пропал, но глаза упорно закрывались. А не опоили ли меня? Тут желающих, оказывается, много! Ульрика обрядила меня в длинную свободную ночную рубашку белого цвета и такой же белый нелепый чепец на голову. Восхитительно! Теперь только привидением работать. Ульрика ушла, а я осталась нервничать.
Чтобы прогнать сонливость, я подоткнула подол рубахи повыше, связала его узлом на боку и принялась маршировать по комнате босиком. Сначала маршировала молча, помогало мало. Затем стала распевать бодрые песни. Пела громко и фальшиво то, что помнила кусками, неизвестно откуда. Пела "По долинам и по взгорьям", пела про Щорса, типа "голова обвязана, кровь на рукаве". Они как-то тоже не очень действовали, а вот "Взвейтесь кострами, синие ночи!" зашло хорошо. Я маршировала, и сонливость постепенно прошла. Присела отдохнуть на край кровати, давно на парадах не была, однако.
Пока я раздумывала, в стене, возле большого шкафа раздался какой-то скрежет, и там открылась ранее незамеченная мной дверь, сливавшаяся с тканевыми обоями. И в комнату вошёл мой молодой супруг. Уморительный колпак на голове прикрывал лысинку, а сам муженёк был одет в нечто, наподобие женского пеньюара, распахивающегося спереди. А в руках этот супермачо держал плётку! Это ещё что за садо-мазо? Этого я не заказывала! И совсем ничего не заказывала.
От неожиданности я замерла, открыв рот и округлив глаза. Барон явно был рад такой реакции и рявкнул:
-На колени и проси прощения! - И для убедительности хлопнул плёткой рядом со мной по кровати. Я взвизгнула и подскочила. Барон довольно засмеялся и распахнул свой пеньюар. А там... Наступила моя очередь хохотать. Может, для молоденькой девочки это и было нечто страшное и непонятное, но не для меня! За свою жизнь видала я и поинтереснее, чем сморщенный синий стручок, безвольно болтающийся внизу толстенького пузца, между кривоватых ножек.
Я хохотала, не в силах остановиться и тыкала пальцем на причинное место. Дед побагровел, поднял плеть. Ну, уж нет, нашел овцу! Шесть лет занятий на различных курсах самообороны не прошли даром и даже в этом хлипком тельце кое-что могем! Лёгкий финт рукой - ногой и плётка у меня в руках. Я хлопнула ей рядышком с дедом, по спинке кровати и ласково предложила.
-А ну пошел отсюда, извращенец старый! Иначе сейчас сам плёткой отхватишь! Ты же этого не хочешь? Спать иди, утром выезжаем!
Дед вытаращил глаза, очевидно, не такой он себе представлял брачную ночь! Ласково похлопывая рядом с ним плёткой, погнала его назад. Он что-то порывался то ли сказать, то ли сделать, но я не слушала. Для надёжности подперла дверь шкафом, едва-едва сдвинув его с места. Все! Вторую дверь закрыла на внутреннюю щеколду.
Так, теперь имитация брачной ночи. Найденным случайно в трюмо острым краем чего-то режущего, аккуратно сделала порез на пальце, выдавила немного крови и размазала ее по простыне. На самом деле, и надо немного. Можно ложиться спокойно спать до утра. А утром я обязательно уеду отсюда. Теперь я знаю секрет деда - он импотент, а бить себя я не позволю, тем более что делает он это без свидетелей. Выкручусь, не впервой. Пока главное - уехать отсюда.
Утром я подскочила ни свет, ни заря. Надо было разобрать баррикады, ни к чему прислуге знать об интересных событиях этой ночи. Я ещё бегала по комнате в каком-то салопе, когда пришла Ульрика с горячей водой для умывания. К тому времени я вытащила с натугой сундук на середину комнаты. Скорее всего, сундук принадлежал одной из сестриц, но мне сейчас было не до соблюдения прав собственности. Вряд ли у бедолаги Ленни были такие вещи. А мне надо, не тащить же даже те немногие платья, что имелись, в руках?
Пока умывалась, велела Ульрике приготовить мне теплое дорожное платье. Потом Уля меня расчесала и по моей просьбе, заплела тугую косу, заколов вокруг головы. Вот и славно, ничего мешать не будет! Поскольку время до завтрака ещё оставалось много, то продолжила сборы с помощью служанки. В сундук уложила и те два карандашных портрета, потом туда же полетели платья, белье, даже теплое одеяло и плед с кровати туда же, пара простыней из шкафа и подушка. В отдельный саквояж уложила заветную шкатулку, туда же полетели все мелочи с туалетного столика. Возможно, они тоже принадлежали сестрицам, но мне было плевать. Я не хотела оставлять здесь ничего. Вероятно, для Ленни этот дом и был родным прибежищем, а для меня он не значил ничего. Никакой памяти о себе он не оставлял в моей душе, и мне было здесь ничего и никого не жаль.
Вероятно, это было жестоко и эгоистично, но это было так, и я не пыталась себя выставить лучше, чем я была на самом деле. Хотя бы сама перед собой. Ульрика, до сих пор молча помогавшая мне собираться, внезапно тихо сказала:
-Госпожа Ленни! Возьмите меня с собой! Я вам пригожусь ещё! Госпожа Хильда меня вот-вот уволит, я это чувствую, а мне потом опять только к тётке в дом возвращаться, а там этот ее слюнявый братец - толстяк ко мне лезет, брр. - Девчонка передернулась от отвращения - а тетка потом на меня орет и может ударить, чем попало. Что к тётке, что в работный дом - еще неизвестно, что хуже.
Я ненадолго задумалась. Вроде как по нынешнему моему титулу служанка мне положена и в дороге тоже необходима. И в дальних краях будет у меня хоть одно знакомое лицо. И девчонке помогу. По большому счету, она ничего плохого мне не сделала. Крепостного права здесь нет, так что мачеха не может ее удерживать. Должна согласиться. Решено - возьму ее с собой!
-Хорошо, пока я спущусь на завтрак в общую столовую, ты поешь плотно сама, собери свои вещи, чтобы не задерживать, можешь их сразу сюда принести. Кстати, а где моя теплая одежда, ну, пальто там, ботинки? Или нет их у меня?
-Есть, есть, как не быть - засуетилась обрадованная Ульрика - и осенние вещи есть и зимние. Принесть?
Я велела осенние вещи приготовить, чтобы мне надеть сразу, а зимнюю одежду утрамбовать в сундук. Вдруг супруг скрягой окажется, а тут у меня свое есть. После всего этого пусть сидит у меня в комнате и саквояж никому не доверяет, никаким слугам, только сама держит. А пока комнату на ключ закроем. На завтрак только начали собираться в столовую домочадцы, следом за мной подошёл и барон. На меня он смотрел настороженно, но я была исключительно любящая и заботливая супруга и нежно ворковала.
-Ах, Дитер, не садись здесь, от окна немного дует! Надо бы чая с малиной тебе заварить, не дай Бог в дороге простыть! Дорогой, не стоит налегать так на жареное с утра! Может несварение желудка быть или давление поднимется! Вот, смотри, чудная овсяночка! Давай я ее тебе медом полью! Нет, нет, дорогой, не надо булку мазать маслом! Подсушенные гренки гораздо полезнее для твоего желудка!
Бедный барон не знал, куда деваться от моей заботы и тарахтения. Глазами он бы съел все, что видел на тарелках, но я то и дело отодвигала все самое вкусное и подавала полезное, но невкусное. И устраивать скандал в чужом доме вроде бы неприлично, тем более что я ничего плохого не делала, просто заботилась о здоровье пожилого супруга. В общем, я развлекалась, как могла.
Сводные сестрицы не столько ели, сколько сидели с раскрытыми ртами, поражаясь таким изменениям с тихой и робкой Ленни. Наконец, одна из них, Труди, не выдержала и спросила:
-Ленни, да что с тобой сегодня случилось? Ты никогда такой не была!
На что я, закатив глаза к потолку, патетически провозгласила.
-Это любовь, девочки! Вот выйдете замуж - сами узнаете! Мы с Дитером влюбились друг в друга с первого взгляда! Правда, дорогой?
Дорогой, подавившись злосчастной овсянкой, судорожно закашлялся. Я от души хлопнула супруга между лопаток, так, что он чуть не клюнул носом в кашу, и продолжила.
-Дорогая матушка, зная ваше бесконечно доброе сердце, я даже не сомневаюсь, что вы уступите моей просьбе и отпустите со мной Ульрику! В дальних краях она будет напоминать о родном доме, о тех счастливых годах, что я провела подле вашего любящего сердца и добрых сестриц!