Зомби — страница 16 из 58

На самом деле, конечно, все это собрал Перельман; но после смерти, ему хватило пустого гроба, а вещи забрал Ренье.

Всю дорогу назад, по пустошам Зоны, Жак волновался, что Питбуль потребует себе долю или даже все целиком; но негр, похоже, и думать забыл о них.

Питбуль предпочитал не иметь дела с тем, чего не понимал.

– Почему не положить его в вакуоль? – спросил Николя.

– Сначала я пробовал, – согласился Жак. – Но за пределами Зоны карман становился нестабильным, и Осколок стремительно разрушал его.

Он кивнул.

Двое охранников внесли ящик. На крышке было написано: «Осторожно! Радиационная опасность».

– Что это? – спросил Николя.

– Сейчас, мой юный друг, мы создадим новый контейнер, – Ренье потер руки. – Открывайте!

Охранники переглянулись.

Им очень не нравилась идея открывать ящик, который может оказаться радиоактивным.

– Ну давайте же! – прикрикнул Ренье. – Никто вас не съест.

Быть боссом было очень приятно.

Правда, Жак замечал, что этого мало. Даже те, кому он платил, те, кого мог уволить, – не испытывали к нему того особого уважения, какое всегда вызывал Игорь Перельман.

«Чертов еврей, – думал в такие минуты Жак. – Как же хорошо, что ты сдох».

Но сейчас Ренье не собирался думать о нем. Все мысли занимал ящик.

– Открывайте!

Немного помедлив, охранники подчинились.

– Что это? – в ужасе воскликнул Николя.

В ящике, подрагивая, лежало человеческое тело.

Лицо успело наполовину сгнить, одной руки не хватало. В нос ударил тяжелый запах мертвечины.

– О, это мой старый друг, – захихикал Ренье. – Дуглас Хойт. Он был сталкером в Зоне. Нашим проводником.

Доктор улыбнулся воспоминаниям.

– Я сам видел, как ему оторвало руку. Как же хлестала кровь!…

– И что вы сделали? – спросил Николя.

Он знал, как сложно залечить такую рану, особенно в походных условиях.

– Ничего, – флегматично ответил Жак. – Глава отряда, Питбуль, сразу же его пристрелил. Кто мог подумать, что старина Хойт превратится в зомби…

Тело стало подрагивать.

Мертвец приподнял голову, зубы его заскрипели.

Николя в ужасе отшатнулся.

– Не бойся, – засмеялся Ренье. – Ему вкололи двойную дозу. Он почти мертв… Начинайте!

В центре лаборатории стояла большая чаша. Жак сам сконструировал ее несколько дней назад. На дне сверкали шесть острых лезвий.

– Похоже на кофемолку, не так ли? – усмехнулся Ренье. – Поднимайте ящик.

Николя опустил рычаг.

Контейнер медленно пополз вверх.

Охранники отступили.

– Когда стало ясно, что вакуоль не в силах удержать Осколок, – продолжал Ренье. – Мне пришло в голову, что здесь сгодится стекло, куда при плавке добавлена кровь мутантов.

– Но оно же до фига стоит, доктор, – пробормотал Николя.

От того, что сейчас происходило в лаборатории, – парню становилось не по себе. Он хотел говорить, лишь бы не выдать своего страха.

– Вот поэтому мы выплавим его сами, – сказал Ренье. – Будет даже лучше, чем первый.

– Первый? – переспросил Николя.

– Да, я заказал контейнер в Германии. Там, где беру обычно.

– Но теперь вы снова переместили Осколок в вакуоль? – спросил Николя.

– Ну… – Ренье подождал, пока подъемник остановится. – Первый контейнер и правда был гораздо стабильнее. Но однажды, после скачка напряжения в главной сети, на стекле появилась трещина…

Доктор показал пальцами.

– Крохотная такая, едва заметная. Мой тогдашний помощник, его звали Пьер, хотел заделать гидропоником; в тот же момент, контейнер разлетелся в куски.

– И что? – испуганно спросил Николя.

– Пришлось нанимать тебя.

Контейнер медленно опускался.

Зомби пришел в себя; стал шевелиться, руки его забились и глаза уперлись в Ренье.

На краткий миг, Жаку показалось, что на него смотрит не оживший мертвец, а прежний Хойт, – живой и здоровый.

Доктор встряхнул головой, прогоняя глупые мысли.

– Тогда я понял, что одной крови недостаточно, – заметил Ренье.

– И?…

– Сейчас мы измельчим зомби. Промелем в тонкую кашицу. А потом смешаем ее со стеклом. Этот сплав удержит осколок…

– Нет, – глухо произнес Хойт. – Не делай этого, пожалуйста.

еРРенье вздрогнул.

Мертвец смотрел на него, и в глазах зомби застыли тоска и мука.

Жак поежился. Потом повернул рычаг до отказа.

Тело Хойта рухнуло в чан. Огромные лезвия взвыли, закружились, превращая труп в кровавую кашу.

– Наука, – пробормотал Жак. – Нет ничего прекраснее.

4

Штаб-квартира DEA расположена к югу от Вашингтона.

Три белоснежных корпуса.

Я бываю здесь редко, – не люблю людей, что пытаются защищать закон, вершить справедливость и выполнять приказы одновременно.

Это три вещи несовместные.

– Говорят, ты пошел на повышение?

– Как сказать.

Джон Мэддокс закурил сигарету.

Высокий, худой, он прошел долгий путь с тех времен, когда был сержантом морской пехоты. Многие прочили ему блестящую карьеру, – потом как-то перестали.

Плечи его были немного сгорблены, словно Мэддокс носил на них тяжесть всего мира. В уголках глаз прятались ранние морщинки.

– Это не повышение, – сказал он. – Так, геморрой один. При DEA создали новый отдел. Для борьбы с нелегальной торговлей артефактами. Буду работать там.

– Тогда зачем меня звал? Я думал, отпраздновать.

– Шеф хочет с тобой поговорить.

Я вздохнул.

– Все хотят. Ну как же я могу их винить? Мир не сможет вертеться, если не будет спрашивать у меня совета.

Мы прошли через металлоискатель.

– Помни, – наставлял он. – Бергсон тебя не любит.

– Это легко понять, – согласился я. – Ведь я – тот человек, которым он всегда мечтал стать. Умный, красивый, сильный. И увидев меня, твой босс сразу ощущает свое ничтожество. А потом он запирается в туалете, долго тихонько плачет и пытается утопиться в унитазе.

Мы поднялись на шестой этаж.

Люди сновали туда-сюда, с важным видом и кипами бумажек в руках. Мэддокс с усмешкой наблюдал за мной.

Он явно гордился своим термитником.

– И что скажешь?

– Паразиты! – воскликнул я, распахнув руки.

Люди стали на нас оглядываться.

– Мир не знает большего паразита, чем Управление по борьбе с наркотиками.

Мэддокс скрипнул зубами.

– Мы тут важную работу делаем, между прочим. Знаешь, сколько людей гибнет от наркотиков каждый день? А мы хотим это остановить.

– Хотите уже сто лет, – согласился я. – И остановили?

Мэддокс нахмурился.

– Мы делаем все, что можем.

– Вот именно, – я кивнул. – Вы ничего не можете. Бегаете по улицам. Ловите мелких, обдолбанных наркодилеров. То там, то здесь чего-нибудь конфискуете. Но в целом ничего не меняется. Наркотики как были, так и остались. И будут всегда. А вы здесь месите грязь на одном месте, и вручаете друг другу медальки.

– А ты что предлагаешь? – набычился Мэддокс. – Взять и пустить все на самотек?

– Легализация, – сказал я. – Самый простой и самый эффективный способ борьбы с наркотиками. Первое. Сколько людей умирают в день, из-за некачественной дури? Цифры ты знаешь лучше меня. Но если за всем будет следить государство…

– Так проще их запретить.

– А ты Солнцу прикажи не вставать на небе. Нельзя остановить наркотики. Ибо они – в природе людей. А вы здесь лишь теряете время. Вот тебе и вторая причина.

Я обвел рукой залу.

– Деньги! До черта денег, и человеко-часов уходит в год на борьбу с наркотиками. А на настоящие преступления у вас не хватает времени.

– Какие, например?

– Торговля людьми. Детская проституция. Рабство. Это есть во всех крупных городах, от Москвы до Бостона. А что делаете вы? Ничего. У вас нет ни времени, ни сил, чтобы реальных людей спасать. Вы просто бегаете по подворотням, и гоняете дилеров, – а те лишь переходят с места на место, да крутят вам дули под нос.

Мэддокс насупился.

Но он-то хорошо знал, что в этом я прав.

– А третье? – спросил он.

– Самое важное. Доходы. Торговля наркотиками может приносить прибыль от тысячи процентов и выше. Небывалые суммы. Куда они идут? На укрепление мафии. Террористов. Работорговцев. А теперь представь, что дурь легализовали. И с ее дохода будут платить налоги.

Я пожал плечами.

– Школы. Больницы. Образовательные программы. Только представь, сколько денег – каждый день! – уходит в карманы наркоторговцев. Сколько больных детей можно будет спасти. И в том числе, – тех самых наркоманов, о которых вы так, якобы, заботитесь.

– Не прав ты, – ответил Мэддокс. – Вот ведь не могу объяснить почему, но неправ.

– Конечно, – согласился я. – Легализация наркотиков – это забота о реальных людях. Это тяжело, трудно и скучно для государства. А вот борьба с наркотиками, – это выгодно для всех. Укрепляем силовые структуры. Люди карьеры делают. Что станет с нашими тюрьмами? А ведь тюрьма – большой источник дохода.

– Нельзя разрешить наркотики, – Мэддокс взорвался. – Ну ты представь только. Такого ж никогда не было. Это просто немыслимо.

– Ну конечно, было, – отмахнулся я. – Когда ввели сухой закон, – люди что, перестали пить? Нет. Просто мафия и чиновники потуже набивали карманы. А люди дохли, как вши, от паленого виски. То-то торжество правосудия! А потом сухой закон отменили. И что случилось, дружок? Мир рухнул? Звезды погасли? Нет. Родился мир, который ты знаешь. Легализуют наркотики, – и тысячи проблем решатся.

Мэддокс покачал головой.

– Лучше уж держи мысли при себе, – сказал он. – У нас умников не любят.

– Это точно, – согласился я.

5

Том Бергсон был невысоким, полным, и руки у него все время потели. Он всегда одевался плохо, – а лысина словно шла в комплект к мятому костюму.

Зам еще не оставил надежды стать директором DEA, хотя с каждым годом та становилась все призрачней.

– Садитесь, – пригласил он.

– Зачем позвали меня? – спросил я, устроившись в кресле.