Ренье смотрел на нее, и не замечал, как тонкие струйки крови струятся из его глаз.
– Торопись! – бросил Перельман.
Лишь с большим трудом ему удалось оторвать свой взгляд от Багряной Сферы. Но он слишком долго шел сюда, – чтобы испортить все в последний момент.
– Дай мне колбу для образцов.
Жак Ренье не мог пошевелиться; впрочем, его и не было там.
Тело француза корчилось, сотрясаясь в дикой агонии. Душа растворилась в Сфере, была пожрана ей, – чтобы страдать там вечность.
– Шевелись!
Перельман в ярости оттолкнул Ренье. Выхватил сумку, стал лихорадочно открывать.
Багряная Сфера медленно приближалась к ним.
Жак скорчился в грязи, тело его дрожало, и кровь хлестала из глаз.
– Ну давай же!
Игорь Перельман вытащил колбу для образцов. Резко сдавил в ладони, – вскрикнуло умирающее стекло, и перед профессором открылась подпространственная вакуоль.
Самое надежное место, чтобы хранить артефакты.
– Она идет, – шептали мертвые губы Жака Ренье. – Идет, чтобы забрать нас с собой.
Перельман высоко поднял сканер.
Быстро, – привычными, доведенными до автомата движениями, – нажимал кнопки. Много раз он практиковался в лаборатории, и мог сделать все с закрытыми глазами.
Сфера дрогнула.
– Давай же! – прошептал Игорь.
Кнопки начали загораться ярче. Профессор чувствовал, как стремительно разогревается сканер. Энергия аномалии оказалась много сильнее, чем Перельман мог даже предполагать.
Игорь сжал зубы.
Теперь все зависело от того, – сможет ли он заставить Сферу войти в субпространственную вакуоль.
Жак Ренье молчал.
Его глаза вытекли; тело стремительно начинало гнить.
Багряный шар завис перед лицом Игоря, – и стал превращаться в его лицо. Белый дым окутал горящий сканер.
– Врешь, – пробормотал Перельман. – Я сильнее тебя. Ты поедешь со мной.
Открылись багряные глаза Сферы.
Игорь заглянул в них, – и увидел себя. Свои страхи, свое предательство – и свою ничтожность. Страх сковал его, сжал сердце раскаленной волной. Но пальцы по-прежнему бежали по кнопкам, набирая нужную комбинацию.
Одна ошибка, один неверный шаг, – и все будет кончено.
Но Перельман знал, что ошибки не будет.
Сфера дрогнула.
Медленно, против воли, поплыла в раскрытую вакуоль. Глаза багряного лика вспыхнули, – и в них отразились страх и беспомощность. Но это боялась Сфера, – не человек.
– Я победил, – чуть слышно прошептал Перельман.
Сканер в его руках начал плавиться.
И в этот момент, – где-то в полумиле отсюда, возле обломков упавшего самолета, Джек «Питбуль» коротко приказал:
– Взрывайте.
Бойер нажал на кнопку.
Оглушительный взрыв разнесся над Проклятыми Болотами. Безумный огонь заметался среди обломков упавшего самолета, – сжигая, уничтожая то, что еще осталось.
Земля под ногами дрогнула, разошлась, – и Вацлав, раскинув руки, упал в гудящее пламя.
– НЕТ! – вскрикнул в отчаянии Перельман.
Сфера вспыхнула.
Пасть багряного лика широко распахнулась, оскалившись тремя рядами зубов. Сканер выпал из дрожащих рук Перельмана.
– Нет, – прошептал Игорь. – Ты моя; ты не можешь убить меня.
Багряные щупальца поднялись из земли.
Обвили ноги профессора, и медленно потянули вниз, – сдирая заживо мясо с костей. Оглушительная боль пронзила Игоря, – и тут же исчезла.
Страх и отчаяние наполнили его душу, – когда Перельман в последний раз заглянул в багряные глаза Сферы.
Его тело лопнуло, взорвалось кровавым фонтаном брызг.
Сияющий шар ослепительно вспыхнул, и унесся прочь, – в Никуда и Ничто.
Ренье поднялся.
Дрожа, поднес к лицу окровавленные руки. Кое-как ощупал лицо.
Он был жив. В тот, последний момент, – Сфера отпустила его, вернув и душу, и жизнь в гниющее тело.
Вакуоль схлопнулась. Жак подошел к ней, – там, в глубине подпространства, бился и вздрагивал Осколок Багряной Сферы.
Безумный смех охватил Ренье.
– Ты моя, – пробормотал он. – Теперь ты моя.
Он коснулся вакуоли ладонью, – и та превратилась в колбу для образцов.
Сквозь матовое стекло, невозможно было увидеть, что прячется внутри.
– Теперь я богат, – прошептал Ренье. – Весь мир принадлежит мне.
Очки Игоря Перельмана хрустнули под ботинком Жака.
ЧАСТЬ I
Глава 1
Сингапур
– Вы ведь работаете за деньги?
– Нет, – я покачал головой. – Не работаю; просто развлекаюсь.
Я открыл коробку с сигарами.
– Хотя про деньги вы, несомненно, правы. Лучше всего развлекаешься, когда тебе платят.
Republic Plaza возносится к облакам над деловым центром Сингапура.
Один из самых высоких небоскребов в мире, – 66 этажей, 15 скоростных лифтов, почти тысяча футов из бетона и стали.
Вы никогда не забудете его необычные очертания, – словно хищная тварь тянет узкую, злую морду из зарослей мегаполиса.
Я люблю этот небоскреб.
– Значит, тогда, в Ливии, вы просто развлекались?
Уилльям Дэрринг провел сигарой под носом.
Я усмехнулся:
– Вы думаете, деньги могли бы это покрыть?
Дэрринг неплохо смотрелся в моем кресле для посетителей.
Он хорошо выглядел везде.
На обложке журнала «Тайм». В списке самых богатых людей мира.
Уверен, – в гробу он тоже будет просто неотразим.
Я присел на краешек стола.
– Как я понял, речь о вашем сыне?
Дэррингу было слегка за сорок.
Сложно стать в этом возрасте миллиардером, – особенно, если привык ничего не делать. Но брак с богатой, не очень молодой женщиной, – порой творит чудеса.
Особенно, если она вовремя откинет копыта, и оставит тебе все свое состояние.
– Вы правы, – Дэрринг кивнул. – Ричард мой пасынок… Он пропал. Я хочу, чтобы вы нашли его, и вернули домой. Вы ведь занимаетесь такими вещами?
– Конечно, – я кивнул. – Правда, обычно я ищу людей, чтобы их прикончить. Так проще.
Дэрринг улыбнулся.
Если вы хотите понять человека, – спросите себя, чего он боится.
Я боюсь скучной, однообразной жизни.
Вот почему я выбрал свою профессию.
Уилльям Дэрринг боялся старости.
Может быть, потому, что молодость и широкая улыбка плейбоя открыли ему дверь в мир богатства. Возможно, глядя на себя в зеркале и видя морщины, – он понимал, что с каждым днем приближается ко дню своей смерти.
Но я был уверен, что старость пугает его не поэтому.
Кэтрин – его жена, – была старой.
Богатая, пожилая, вся в трещинках от тонких морщин. Ей так хотелось выглядеть молодой, рядом с очаровашкой-мужем. И чем больше она старалась, – тем более жалкой выглядела.
Я видел Кэтрин незадолго до ее смерти.
Мне было ее жаль.
И теперь, глядя по утрам в высокое зеркало, Уилльям Дэрринг видел в нем не себя, – но свою жену. Богатую, жалкую и ничтожную.
Он превращался в то, что презирал сильнее всего.
– Расскажите мне о себе, – сказал Дэрринг.
Я улыбнулся.
– Спросите у тех, кто воевал в Ливии и Центральной Америке. Они расскажут обо мне лучше, чем я. А лучше, сходите на их могилы.
– Говорят, вы русский?
– Люди многое говорят. В этом их главная беда.
Дэрринг взглянул на мою визитную карточку.
– Вы называете себя «Хорс». Никогда не слышал такого имени.
– Славянское божество. Повелитель солнца, крылатая добрая собака. «Небесный труженик». От его имени пошло русское слово horosho.
Я налил нам зеленого чая.
– Итак, о вашем пасынке? Насколько я понимаю, он сам уехал из дома.
– Ричард всегда был сложным ребенком, – Дэрринг покачал головой. – Умный. Смелый. Бунтарь. В точности, как его мать. А когда она исчезла…
Мой гость помолчал немного.
– Вы ведь знаете, как это случилось? – спросил он.
– Помню, читал в газетах. Ее самолет разбился где-то возле Зоны. Обломки так и не нашли.
– Ричард… Долго не мог поверить. Твердил, что Кэтрин жива. Видит бог, я сам так хотел надеяться…
Если бог и правда это видел, – значит, бедняжечка страдал близорукостью и катарактой.
Дэрринг не мог нарадоваться, что его богатая женушка умерла сама, – так быстро, и так без его участия.
– Мы пытались найти ее, – продолжал Уильям. – Я отправил несколько экспедиций, но все было бесполезно… Вы же знаете, что творится там после взрыва.
Я кивнул.
– В конце концов…
Дэрринг не смотрел на меня.
Было видно, – ему докучно и лень изображать скорбь, особенно теперь, когда все деньги осели в его карманах.
– Мне пришлось сдаться. Я отозвал поисковые экспедиции. Кэтрин признали мертвой, и мы похоронили ее…
Дэрринг отставил чашку.
– Ричард не смог это пережить. Замкнулся в себе, стал мрачным. Однажды утром, горничная мне доложила, что Рик ушел; даже не попрощался. Не оставил записки…
– И теперь, вы хотите, чтобы я его нашел.
– Нет; я знаю, где мой сын. Хочу, чтобы вы его вернули.
– Где же он? – спросил я.
– В аномальной зоне.
Я поморщился.
– Там можно сдохнуть быстрее, чем в тюрьме Гондураса. Зачем люди вообще туда забираются?
– Эти штуки, из Зоны… Артефакты. Очень дорого стоят. На них всегда будут покупатели. Но вы правы, там очень, очень опасно.
– И юному Рику, выпускнику Гарварда, не место в болотах зомби?
Уилльям Дэрринг кивнул.
– Парень должен быть со мной, управлять компанией. Что бы сказала Кэтрин, узнай она, что сын рискует напрасно? Я часто вспоминаю о ней, и…
– Вы пытались связаться с Ричардом?
– Несколько раз. Через его друзей-сталкеров. Но он не хочет возвращаться домой. Я сам ездил в Зону, нанял проводников, – так и не смог его отыскать. Ричард от меня прячется…
– Он винит вас в смерти матери? – спросил я.
Дэрринг опустил голову.
– Многие меня в этом обвиняли. Люди до сих пор думают, что я убил Кэтрин. Подложил бомбу в ее самолет, или еще что. Три года прошло, но я до сих пор слышу, как они шепчутся за моей спиной.