елите? И потом, они у меня пластиковые. С опасными веществами нельзя иначе.
Ковач лишь усмехнулся.
Ренье, осмелев немного, тоже задал вопрос.
– Лучше вы мне скажите. Зачем вам вся эта ерунда? У вас же хороший бизнес. Денег на все хватает.
– Не без того, – усмехнулся Ковач.
Ренье его забавлял.
Француз был похож на маленькую, пугливую, вечно тарахтящую птичку.
– Тогда зачем вам вся эта возня? Артефакты? Лаборатории? Вы ж на них столько денег тратите, страшно подумать.
Ковач кивнул.
– Фрэнсис Бэкон сказал, что знание сила, – сказал он. – Эти слова положили начало Европе, той Европе, Ренье, которую мы знаем.
Полковник взмахнул рукой.
– Технологии это власть, мой дорогой доктор. Деньги и власть.
Ковач усмехнулся, уверенный, что ответил на вопрос Жака. Но Ренье лишь посмотрел на него, и вдруг ответил:
– Да нет. Вы не поэтому всем этим занимаетесь.
Драган был поражен.
Это было все равно, как услышать от говорящего попугая, – что всегда бормотал смешную нелепицу, – вдруг мудрые и разумные слова.
И полковник остро осознал, что за жалкой личиной Ренье, за его трусостью, за привычкой насиловать маленьких девочек, – скрывается острый ум одаренного и пытливого ученого.
– Конечно, ты прав, Жак, – согласился Ковач, и сам удивился тому, что решил немного приоткрыть душу перед этим маленьким человечком. – Я делаю это не поэтому.
– Вам интересно, – скорее ответил, чем спросил Ренье.
– Да!
Ковач помолчал.
– Ты не представляешь … хотя, пожалуй, именно ты один из всех моих знакомых, и можешь это понять.
Он задумался.
– Все началось в Боснии, много лет назад. Ты бывал в концлагере?
Эти слова он бросил небрежно, почти даже не осознавая их смысла. Но бедный Ренье весь задрожал от страха.
– Когда меня назначили комендантом… Я был еще очень молод. Знаете, было очень больно, что я не смогу сражаться на передовой. За то, во что мы все верили…
«А сейчас, похоже, верю только я один», – с горечью добавил он про себя.
Но говорить этого Ковач не стал, – у любых откровений должны быть свои пределы.
– Сперва мне казалось, что все люди одинаковы. Они так выглядели; грязные, испуганные, в форме. Но потом я стал замечать, что все они разные.
Ковач задумчиво улыбнулся.
– Я ставил эксперименты. По-всякому. Давал этим людям выбор. Смотрел, как они поступят. Это было так интересно, Жак…
– Скучаете по этому? – спросил Ренье.
– Да… Порой так хочется вернуться туда.
Они подошли к большой тяжелой двери.
На ней было лишь одно слово:
«Картограф»
– Почему вы раньше этого не сделали? – спросил Ренье. – Карта же у вас уже давно?
Чутье труса подсказало ему, что надо быстро перевести разговор на другую тему, – пока полковник не раскаялся в своей мимолетной искренности.
О том, что может случиться тогда, – Жак не хотел и думать.
– Зона постоянно меняется, – отвечал Ковач, нажав на кнопку звонка. – Да вы и сами это хорошо знаете. Карты быстро устаревают. Не было смысл обновлять ее до того, как я соберусь в Болота Отчаяния. А я…
Он помедлил.
– Мы еще так мало знаем об этом осколке, Жак. Мне хотелось получше его изучить. И только потом…
Ковач не закончил фразы.
И он, и Ренье понимали, в чем истинная причина.
Если найти Сферу, – придется принять решение, что с ней делать. Ковачу очень хотелось раскрыть ее секреты, и в то же время он понимал, насколько это рискованно.
Страх и любопытство боролись в нем, – и потому он откладывал решение, насколько мог.
– Мне казалось, что спешки нет, – продолжал полковник. – В те края не ходит никто из сталкеров, да и я за теми краями приглядывал осторожно. Но этот Ричард… все не сидится ему на месте. Из-за него придется мне поспешить.
Тяжелая дверь наконец открылась; они вошли.
– Торвальдсон, – сказал Ковач. – Давненько же мы не виделись.
Старый картограф поднял голову от стола, блеснув толстой лупой.
– Да, полковник.
«И как же хорошо было», – добавил он про себя.
– Работа есть для тебя, – бросил полковник. – Срочная. Заплачу, как скажешь.
Торвальдсон взял у него диск.
– Когда составлена карта?
– Больше двух лет назад.
Несколько секунд Торвальдсон рассматривал карту.
Кусал губу, пытаясь побороть искушение. Он мог бы взять заказ, и потребовать больших денег. Но картограф не решился обмануть Ковача.
– Все уже сделано, полковник, – сказал он. – Я только что закончил работу.
– Что?
Глаза полковника вспыхнули.
– Кто-то другой дал тебе такую же карту? Кто?
Старик передал ему диск.
– Девчонка одна. Зовут Оксана Тайпан. Охотница на мутантов.
Глаза Ковача сузились.
– Чего она хочет?
– Ну, – рассудительно отвечал Картограф. – В черепушку ейную я не заглядывал. Как-то вот не догадался. Но был с ней вьюнош один. Совсем еще карапуз, – ну, из тех, что корчат крутого сталкера.
Ковач вынул фотографию.
– Он?
– Ну, чуть постарше будет.
Картограф пожевал губами.
– Взгляд потверже. Но в общем, да.
– Ричард, – пробормотал полковник. – А ты шустрее, чем я ожидал… Знаешь, где они? – вновь обратился он к старику.
– А как же, – Картограф гаденько засмеялся.
Он достал из ящика стола небольшой кристалл.
– Видали такое раньше?
Ковач осторожно взял сияющий камень.
– Глаз зервольфа, – пробормотал он. – Мне казалось, у меня такой единственный.
– Я коснулся им девчонки, когда мы с ней говорили. Знал, кому-нибудь это да пригодится. Кристалл покажет вам, куда она пошла.
Ковач быстро спросил:
– Она могла об этом догадаться?
– Нет, полковник. Никто ведь, кроме меня, даже не знает, что может глаз зервольфа.
Драган кивнул.
– Знаешь, что мне нравится в тебе, Торвальдсон?
Он неторопливо вынул из кармана небольшую флягу, серебряную, с техасской звездой и вмятиной. Стал отвинчивать крышку.
– То, как ты честно ведешь дела со своими клиентами. Когда та девчонка… как ее там? Ксена?
– Оксана.
– Неважно. Ты ведь уже тогда знал, что продашь ее, и только ждал случая. Почему, старик? Разве карт тебе недостаточно?
Торвальдсон ощетинился бородой.
– Деньги есть деньги, полковник. Много их не бывает.
– Ты чертовски прав, – согласился Ковач. – И тогда у меня к тебе вопрос. Зачем ты живешь, старик? Только ли ради денег?
Картограф ухмыльнулся.
– Нет, полковник, конечно, нет. Деньги это вздор. Они ничего не значат. Я живу для того, чтобы их было очень много.
Ковач кивнул.
– Раз так, Торвальдсон, то ты живешь напрасно.
Он снял крышку.
Тысячи крохотных тварей вырвались оттуда, жужжа и роясь, как пчелы, и набросились на старика. Торвальдсон закричал, замахал руками. Насекомые облепили его лицо, путались в бороде, заползали в уши.
Хлынула кровь.
– Что это? – в ужасе прошептал Ренье.
Он бросился бы бежать, – но страх подсказывал ему, что так будет только хуже.
– Хирурги, – ответил Ковач. – Маленькие паскудные твари, верно? Это неудачные образцы. Вернее, так думал тот русский идеалист, что их изобрел.
Драган пожал плечами.
– Хотел использовать их для лечения. Жалкий дурак, не так ли?
Торвальдсон скорчился на полу. Тело его дергалось. От лица почти ничего не осталось, – хирурги жадно пожирали плоть, волосы, одежду.
– Как они…
Ренье потрясенно сглотнул.
Ему показалось, что при этом он проглотил парочку хирургов.
– Как они узнали, на кого надо нападать? Они ведь могли убить вас… меня!
Ковач радостно улыбнулся.
В этот момент он был похож на пятилетнего ребенка, что возится с паровозиком.
– Они никогда не ошибаются, – сказал Драган. – Как? Не знает никто. В этом-то вся и прелесть.
Мэддокс приподнял воротник.
Было холодно.
Он чувствовал себя странно, – точно во сне, когда ты – не ты, и делаешь то, о чем никогда не помыслил бы наяву.
Словно Зона, своим зловонным дыханием, отравляла разум.
Он прошел еще несколько шагов, и спустился в овраг.
Если не знать, что здесь, узкой змеей притаилась потайная тропа, – никогда и не догадаешься.
И не надо бояться любопытного взгляда, – в таких горах, где все изрезано, словно сам Господь скомкал эту землю, как ненужный клочок бумаги, – никто даже не заметит, что человек шел-шел, да и провалился под землю.
Мэддокс замер перед небольшой дверью.
Несколько секунд стоял, не зная, повернуть ли назад.
– Что я делаю? – пронеслось в его голове.
Ему не в первой было нарушать правила и приказы. Но он никогда еще не преступал закон; даже если казалось, что цель оправдывает средства.
Если войдешь, дороги назад не будет…
На долю секунды, Мэддокс заколебался.
Он даже был готов повернуться и зашагать прочь.
Есть и другие способы найти Ковача, и прикрыть его паскудную лавочку. Законные. Правильные. И не придется вести дела с такими безумцами, как Вацлав и Рейгодор.
И все-таки Мэддокс постучал.
Два удара, пауза, потом еще три.
– Надеюсь, ты меня не подставил, Вацлав, – пробормотал он.
Молчание тянулось долго, как на похоронах.
Или это судьба подсказывала ему, – что еще не поздно повернуть назад, и уйти? Может и так, – но Мэддокс уже принял решение.
Он сделает то, для чего приехал в Проклятый Край. Покончит с Драганом Ковачем. А потом, дай бог, прижмет к ногтю и Рейгодора.
Бог…
Мэддокса передернуло.
Он словно услышал слова Вацлава, его вязкие, липучие рассуждения о Господе и служении.
Стало вдруг неприятно, – словно из твоей кружки, любимой, домашней, маминой, – пили чужие люди, мерзкие и вонючие, и теперь, беря ее в руки, – ты думаешь о них, а не о своем доме.
– Вот черт, – пробормотал Мэддокс.