Лезет он в карман, достает бумажник в три пальца толщиной, и мы чуем, что промахнулись.
Я говорю:
– Извините, граждане, вы собачку как берете? С именем или без?
Армян удивляется:
– С именем, дарагой. Пачему без имени?
– За имя, – говорю, – отдельно. Пятерочку.
Засмеялся – добавил пятерочку. Нормальный армян, с пониманием.
– А какое же у нее имя? – спрашивает дамочка.
Полуторка и говорит:
– Нормальное имя, не хуже других. Кукиш.
– Как?
– Как, как... Кукиш! Не видала, что ль?
И дулю показывает. А дуля у него, что хороший огурец. Мичуринский. С выставки достижений народного хозяйства. Хрен такой в магазине увидишь.
– Фи... – говорит дамочка. – Я ее буду звать Дези.
– Дело хозяйское! – кричим. – Что Дези, что Кукиш... Купили с именем – делайте что хотите.
Посадили пса в машину и укатили себе. А он и не залаял даже. Будто всю жизнь на "Жигулях" катался. На сиденье разлегся, хвостом махнул, – мол, привет! – и нет его.
Полуторка надулся, разобиделся:
– Ну и пёс с ним! – говорит. – Не больно надо. Ты их пои-корми, а они тебя за грош продадут... За три поллитры.
А мы уж в магазин дуем, локтями у входа шуруем, без очереди.
Сидим в кустиках, на привычном на своем месте, пса пропиваем. А Полуторка расстроенный – сил нет!
– Ребяты! – стонет. – Володя! Коля! Иван! Я жа друга продал! Друга, ребяты! Он меня охранял, он меня защищал... Сплю в кустах – хрен кто тронет. А ловкий был – любую суку спроси... Ребяты, да что жа это?!
Тут и мы загрустили: бутылки пустые, пить нечего. А день-то весь впереди, суббота. Куда ее девать?
Вдруг: гав-гав-гав, гав-гав-гав...
Выскочил из кустов Кукиш – и к нам. Вертится, юлит у ног: рад, значит. И Полуторка с ним, кувыркается в траве почище пса. А на Кукише ошейник: красивый, дорогой, с блёстками.
Тут Серёга и говорит:
– Васёк, а Васёк...
– Чаво?
– Чаво, чаво – ничаво. Давай пса опять продадим.
– Вот вам, – говорит Полуторка и дулю показывает.
Нет – не надо.
Час проходит – выпить охота...
– Васёк, а Васек, – говорит Иван. – Давай пса продадим, не то скоро хозяева придут.
Полуторка подумал:
– Авось, не придут.
– Придут – отымут.
– Авось, не отымут.
А сам в обнимку с псом сидит, лижутся на радостях. Еще время идет...
– Васёк, – говорю, – он и в другой раз сбежит. Чего бояться?
– А не сбежит?
– Вот и проверим.
– На своих проверяй.
Но уверенности в голосе нет. Колеблется, значит. Доспел – подставляй руки.
Тут Колюня опять вспомнил, будто ненароком:
– Я когда на Кавказе служил, винца попил от пуза. На базар придешь – бочка стоит на козлах, и грузин в кепке...
– Слыхали, – говорит Полуторка, а сам уж на ноги поднимается. – Стакан – двадцать копеек. Пососать – два рубля.
А Колюня к нему без внимания. Колюня за свое:
– У кого гроши есть, силком от шланга не оторвешь. Сосут, сосут, сосут...
Полуторка втянул воздух со свистом, подхватил пса – и бегом! А мы следом. Лишь бы не отстать.
Стоим на остановке, орём во все глотки:
– Кому пёс?! Продается пёс! Налетай, подешевело!!
Старикан ползёт, лет под сто. Время еще не холодное, а на нем шапка каракулевая, воротник бобровый, материалец не теперешний. В достатке старикан, из бывших.
Пощупал пса:
– Не синтетика?
Мы ему:
– Дед, ополоумел? Какая тебе синтетика?
А он криком:
– У вас нынче всё синтетика. Кругом-бегом. А чего не синтетика, то поролон.
Мы ему:
– Дед, ты воду-то не лей. Хошь – покупай, не хошь – дуй дальше, товар не заслоняй.
А он, паразит, не слышит ни хрена. А вот унюхать унюхал:
– Вы, ребятки, чего пили?
– Чего, чего... Водку.
– Водку! – кричит. – Отраву! Да она нынче из синтетики. И белая, и красная, и коньяк... Я, ребятки, всего попробовал. Кругом одна химия.
– Химия, химия... – говорит Серёга, а дальше не говорит – стесняется.
Мы опять, в три глотки:
– Дед, тебе собака нужна?
– Нужна, – кричит, – как не нужна? А она у вас ест много?
– Она у нас, дед, вовсе не ест. Так, кой-когда.
– Это мне годится, – орёт. – Не то кормов не напасешься. А она у вас холода переносит?
– Она у нас, дед, в снегу живет. Круглый год.
– Тоже годится. Я ее на балкон посажу. У меня там бочка с капустой, сторожить будет.
Тут Полуторка обиделся:
– Чаво это – на балкон? Она у меня на диване спала.
Мы его спинами оттираем:
– Давай, дед, бери пса! Не прогадаешь.
А дед не торопится, ему выяснить требуется. Дотошный – в печенки лезет!
– Ребятки, – кричит, – а собак нонче разрешено держать?
– Разрешено, дед, не сомневайся.
– Я, ребятки, всего сомневаюсь. Я, ребятки, кругом пужливый. Меня время потоптало.
– Ладно тебе, – говорю. – Не трухай. Время нынче нормальное.
– Да?! – орет. – А это видал?
И показывает на сторону. А там, у дома, машины стоят частные. Много. В два ряда.
– Видал, – говорю.
– Сколько в них, – кричит, – лошадиных сил?
– Да под сорок будет. Может, побольше.
– Ну! – орёт. – Сорок лошадей в кажной! А мово брата Митьку за две лошадиные силы кончили.
– Когда это было, дед?
– Тогда и было. Когда раскулачивали. Их тридцать пять мужиков в Курской губернии кончили. И у кажного по две силы было. А нынче по сорок – и терпят.
– Вот, – говорю, – жизнь стала нормальная.
– Дурак ты! – кричит. – Это она до поры нормальная! А там еще спросют: у кого сорок сил? Выходи к стенке!
Чуем – не отвязаться. Полуторка и говорит:
– Дед, пса брать будешь?
– Буду.
– Сколько дашь?
– Рупь.
Как мы заорём:
– Дед, охренел?! Да у ней один ошейник трояк стоит!
– Ошейник без надобности. Я его на цепь посажу.
Полуторка аж взвился!
– А это видал? – и кулак показывает. А кулак у него, что хороший арбуз. Тоже Мичуринский. С той же выставки тех же достижений.
Мы его – оттаскивать. Мы его – спинами огораживать. Спугнёт покупателя!
– Дед, – орём, – давай червонец!
– Рупь, – говорит, – от силы рупь десять. Его завтра, может, отберут. За псов раскулачивать, может, станут. За одну собачью силу.
Полуторка орёт:
– Чтоба я лучшего друга – да за рупь за десять?! Ни в жисть! Гони трояк!
А Серёга быстро прикинул и говорит:
– Давай, дед, на пиво. На пять кружек.
Дед кошелек вынул, спиной отгородился, медь на ладони отсчитывает: грязную копейку нам, чистенькую – себе.
– Дед, – говорю, – на паперти, что ли, стоял? Одни медяки. Ну и жила ты, дед!
А он:
– У меня, ребятки, по сравнению с тринадцатым годом всё было, и всё я потерял. Я человек, ребятки, битый судьбой и частично революцией.
Короче, взяли мы с него медью, на пять кружек, отдали взамен кобелька. Дед его подмышку – и пошел себе. Оборачивается, орёт с угла:
– Как звать-то?
– Кукиш.
– Мякиш?
– Кукиш!
– Нехай Мякиш.
И дальше попёр. А кобелек хвостом махнул, – мол, счастливо, и за угол. А мы в пивную.
Высосали пиво, сели под кустиком, на законное место: пса поминаем. Полуторка весь в печали:
– Ребяты! Володя! Коля! Иван! Что жа я за подлец! Что жа я за гнида за последняя! Друга за пиво отдал! Сам чёренький, грудка беинькая... Ребяты!..
– Ладно, – говорим, – может, еще и прибежит.
И по сторонам головы вертим, пса выглядываем. Выпить охота – мочи нет!
– Да, – говорит Иван, – с цепи хрен сорвешься.
– Не, говорит Колюня, – от такого деда не убежишь.
– Что ты, – говорит Серёга, – дохлый номер.
Вдруг: гав-гав-гав, гав-гав-гав...
Вот он, бандит! Вот он, хулиган! Вот он, рожа пройдошная! Тут уж мы все по траве кувыркаемся: радость-то какая! Кукиш воротился!
Я кричу:
– Живо, ребята!
Серёга вопит:
– Давай бегом!
Иван орёт:
– Не продешевить бы!
А Полуторка молчит. Сомневается, видно.
Тут Колюня опять за свое:
– Я когда на Кавказе служил, вина попил – не поверите! На базар придешь: пососать – два рубля. У кого деньги есть...
Мы – хором:
– Сосут... Сосут... Сосут...
Полуторка подскочил, пса в охапку и бегом! А мы следом.
– Кому пёс?! Кому друг верный?! Налетай в очередь!!
Парнишечка бежит – лет двенадцати.
– Дяиньки, продайте мне.
– А у тебя чего есть, сопляк?
– А у меня ничего нет.
– Беги-воруй, паря.
В кармане порылся:
– У меня нож есть, дяиньки. Перочинный.
Полуторка орёт:
– Проваливай!
Я говорю:
– Покажь.
Вынимает он ножик – блеск! Тут тебе и ножницы, и шильце, и отвертка, и лезвия, и ручка перламутровая.
– Нож, – говорю, – мало за такого пса. Чего еще есть?
– Ничего нет, – а сам карманы выворачивает. – Еще двадцать копеек.
– Клади сюда.
– Еще кошелечек.
– И кошелечек клади. А в сумке чего?
– В сумке масло подсолнечное. Две бутылки.
– Клади масло.
Ребята на меня:
– Масло на кой? Пить его, что ли?
– Не ваше, – говорю, – дело. Всё у тебя, малец?
– Всё, – говорит.
– Отдавай ему собаку!
Парнишечка пса обнял, прямо завздыхал весь:
– Спасибо вам, дяиньки. Очень спасибо.
Пошел я в магазин, выставил перед Шуркой-продавщицей ножик перламутровый, кошелечек кожаный, две бутылки подсолнечного масла да денег двадцать копеек.
– Чего, – говорю, – дашь?
– Поллитра, – говорит.
– И пива.
Пошли мы в кустики, бутылочку распечатали, пивком по очереди запили. Сидим – тоскуем, пса ожидаем.
Вдруг: ай-яй-яй, ой-ёй-ёй...
Бежит армян с дамочкой, бежит парнишечка с сумочкой, шкандыбает дед в бобровой шубе. Сбежал, пёс! Ото всех сбежал!
– Падавай сабаку! – кричит армян.
– Отдавай деньги! – орёт дед.
– Я к ней привык... – плачет парнишечка.
– А мы тут причем? – говорит Серёга. – Стеречь надо, граждане.