Вокруг распространился запах машинного масла, который автобус, ездивший таким рейсом, несколько раз в неделю, подцепил от поезда, и этот запах вызывал у Вяземского желание чихнуть. Как же он не любил веяние современности. Если бы не личная просьба градоначальника, он бы ни за что не явился на вокзал. Пусть он и его ребята занимались прокладыванием железной дороги до начала расследования — личная неприязнь Мстислава ко всем новомодным изобретениям ни чуть от этого не уменьшилась. По его мнению, самым терпимым средством передвижения был конь и повозка. Но так считал один лишь Мстислав — его парни очень хотели, чтобы в их селе появилась машина. Они сами не понимают, чего желают, считал он. Всему виной юность и горячность. Пусть их разница и была невелика— Эрно, самого взрослого из них, Мстислав был старше всего на восемь лет, но иногда ему казалось, что разница намного больше.
Когда все пассажиры вышли из автобуса — туристов было меньше, но они были, и это заставило Вяземского молчаливо свирепеть. Мужчины и женщины не выглядели испуганными, степенно осматривая всё вокруг, а скорее заинтригованными. Вяземскому почудилось, что от них несло предвкушением и азартом. Чокнутые столичные франты!
Знали ли они о том, что туристов здесь поджидает беда и уповали на удачу или находились в блаженном неведении — мужчина точно не знал, но унять раздражение это не помогало. Вдобавок ко всему он давно не ходил в лес, а это дурно влияло на настроение и самочувствие.
Внезапно перед ним возникла высокая и стройная девушка с вызывающе распущенными, чёрными волосами и он стал с надеждой вглядываться в окна с прикрытыми шторками. Ему не могло настолько не повезти!
— Вы один из членов общины? — неуверенно вопросила девушка.
Для женщины она имела удивительно сильный запах, который даже сумел перебить все остальные. От неё пахло мокрой листвой, горькой жжёной травой и… ночью.
Вяземский втянул носом её аромат, пропуская через себя и запоминая, тяжело выдохнул и всё-таки отступил на несколько шагов, не желая её пугать. Он почувствовал, как все его надежды рассыпались прахом, и почти печально уточнил:
— А вы репортёр из столицы?
Она прям-таки расцвела улыбкой и бодро кивнула, схватив без труда свою набитую сумку, и поинтересовалась:
— Вы мне покажете место моего проживания?
Мстислав, наконец, осознал весь ужас сложившейся ситуации и резко отрезал:
— Нет!
Репортёрша тут же нахмурилась, изучающе уставившись на него. Мстислав поморщился. Ему не следовало так себя вести с незнакомой девушкой — встречал их он не так уж и много, чаще всего на ежегодных ярмарках, которые устраивала община и куда для покупки шкур, украшений ручной работы и посуды приезжали даже городские. Обычно городские девушки его дичились и впадали в невроз от одного лишь вида. То ли мода такая — чуть что в обморок, то ли он действительно был такой страшный. Сам Вяземский полагал, что всё-таки сказывается бородатая физиономия, которая на фоне гладковыбритых пижонов с усами выглядит жутко, габариты и исходившая от него подавляющая сила. Смешно, что обычно именно из-за чего-то подобного, если верить Ииро и его романам, девушки обращали пристальное внимание на мужчин.
В случае же с Мстиславом всё было наоборот — он отталкивал этим женщин, так как они интуитивно чувствовали, что он станет их подавлять. Даже местные девицы, привыкшие и знающие его, иногда непроизвольно отводили взгляд смешавшись. Порой и мужчины тоже, но куда реже. На постоянной основе его могли выносить лишь его ребята и Марта.
— Извините меня… — начал было он неловко, но девушка вскинула руку, прерывая его, а затем с самым сосредоточенным видом заключила:
— Я понимаю, что вы, наверное, занятой человек и у вас нет времени на экскурсию для какой-то выскочки. Тогда не смею вас больше задерживать, но попрошу всё-таки назвать адрес дома, который мне обещал ваш градоначальник. — И она попыталась мило улыбнуться.
Озадаченный отповедью и поведением репортёрши, Мстислав уставился на неё, а затем быстро оглядел: белая ситцевая рубашка с небольшим вырезом, открывающим вид на тоненькие ключицы, которые Вяземскому казались даже тоньше его мизинца, накинутый на плечи тёмный пиджак с широкими плечами, прямая чёрная юбка и стоптанные ботинки. Не самый плохой выбор наряда для приезда в село, но вот сама девица выглядела слишком тщедушной для жизни здесь, несмотря на умение держаться. В одной руке она всё так же держала свою сумку. Вяземский опомнился и почти что выхватил её.
Репортёрша пару раз моргнула и спросила:
— Это воспринимать, как положительный ответ?
Мстислав, который и обычно не отличался многословием с чужими людьми, не желал сейчас разговаривать. Он резко развернулся и молча вошёл внутрь вокзала, пересёк опустевшую зону ожидания и вышел к дороге, где стояла открытая повозка, поджидающая прибывших. Репортёрша всё это время следовала за ним по пятам.
Когда они спустились со ступенек вокзала и почти подошли к повозке, она весело проговорила ему в спину:
— Меня предупредили, что местные могут быть несловоохотливы с приезжими, но мне кажется, что это не важно. Вот у вас глаза добрые и вы без просьб взяли мою сумку. Мне кажется, что это говорит о вас уже только хорошее и без красочных речей. По себе знаю…
Вяземский повернулся, и она умолкла, так и не закончив предложения, замерев с прилежным видом. Тот после сделанного комплимента почувствовал себя как-то неважно и просто хмуро буркнул:
— Садитесь.
Девушка благодарно кивнула. Но прежде она её внимательно рассмотрела, — обычная деревянная коробка без крышки с досками вместо мягких сидений — с любопытством покосилась на лошадей, но подойти не рискнула. Как только они забрались, Вяземский назвал вознице адрес, и весь дальнейший путь они преодолели в молчании.
Они проезжали мимо одноэтажных или двухэтажных домов, на которые репортёрша неутомимо глядела, игнорируя тряску и кочки. Мстислав подспудно ждал жалоб каждый раз, когда она ойкала и подпрыгивала, но обошлось без них — приезжая даже не морщилась, а всё больше казалась по-настоящему впечатлённой. Он бывал в столице, поэтому знал, что их дома напоминают столичные своим ажурным и геометрическим декором, вырезанным самими хозяевами. На этом сходство заканчивалось. У них принято было строить дома на высоком подлёте — нижнем этаже дома, в котором размещался погреб, и из брёвен лиственных пород. Также у каждого дома был большой двор, где дом был под одной крышей с хозяйственной крытой пристройкой по бокам. Жилая часть в сравнении с ней казалась небольшой.
Мстислав привык к тому, что их дома отличались разукрашенным фасадом: помимо резных балкончиков на втором этаже, скаты кровли обрамляли причелинами, где вырезались либо геометрические символы, обозначающие дождь и землю, чтобы привлечь их в село, либо произвольные фигуры. А на первом этаже красовались небольшие квадратные многочисленные окна со ставнями, расписанными масляными красками. Кое-где были даже красиво расписаны двери. К новым домам часто была присоединена на деревянных толстых сваях терраса, где стоял стол с красивой скатертью и стулья, используемые для вечернего отдыха или соседских собраний.
Дом самого Мстислава располагался почти на окраине, так как был одним из старинных построек. Его дед и отец многократно латали, а потом и вовсе пристроили второй этаж. Теперь его уместнее было называть усадьбой — с этим крытым широким крыльцом и резными балкончиками с перилами. Неподалёку располагалось устье реки, которое было востребовано у местных. Марта нередко общалась с рыбаками, узнавала новости и делилась ими с Мстиславом. Для него было жизненно необходимо быть в курсе всего.
Только после брошенной монетки вознице, Вяземский осознал, что из-за ошеломления привёз репортёршу к себе домой. А та, будучи неосведомлённой, в это время восхищённо восклицала:
— Какой большой двор! Какие красивые росписи на доме!
И без всяких сомнений, двинулась к крыльцу, затем схватилась за ручку и дёрнула на себя дверь. Зашла внутрь и на пороге начала оглядываться. Вяземский успел её настигнуть, но не сумел остановить.
В проходе, который был прямо по коридору и вёл на кухню, возникла Марта с улыбкой и кружкой со своим излюбленным кофе, который Мстислав терпеть не мог. Как только она увидела, с кем он явился, то выронила кружку и застыла с открытым ртом. На тонком полосатом ковре появилось пятно, с каждым мгновением расширяющее свои границы и распространяющее горький запах кофе. Вяземский непроизвольно поморщился. Он напоминал ему костёр с горящей листвой.
— Доброе утро, — приветливо поздоровалась репортёрша. — Я Мирослава из столицы. Прибыла в ваши чудесные края, чтобы помочь разобраться с убийствами.
— Вы с Мстиславом? — выдавила Марта.
— Вас зовут Мстислав? — повернулась к нему репортёрша.
Он кивнул, осознав, что даже не представился и не спросил имени девушки. Проведя рукой по жёсткой и немного растрёпанной бороде, он решил исправиться:
— Мстислав Вяземский, — подумал и все же добавил. — Неловко вышло. Я растерялся, что вы девушка, и привёз вас к себе домой.
Впервые за всё время репортёрша действительно удивилась.
— Вы каждый раз, увидев девушку, тащите её к себе домой? — натянуто хмыкнула она, сложив руки на груди.
Мужчина от её намёка почувствовал некоторую неловкость, так как прозвучало действительно странно. В последний раз такое чувство возникало у него лет десять назад, когда его отчитывала Марта за высказанное неуважение покойному отцу.
— Вы первая, — благоговейно ответила вместо него Марта, а затем подобралась и вскричала. — Мстислав, почему ты держишь девушку на пороге? Да и куда ты собрался её селить? К твоим обалдуям? Они не заслужили! Она остаётся здесь.
— Как-то это неудобно, — залепетала Мирослава, разом теряя свой задор и неуверенно отступая.
Она покосилась на свою сумку, и Мстиславу пришлось спрятать её за спину. Репортёрша подняла на него недоумённый взгляд.