Леди Эстер повернулась к дворецкому: «Генри, выдворите Донси и эту потаскуху из моего дома! Если они попробуют сопротивляться, подозреваю, что Мирон с удовольствием надает им по шее. Не правда ли, Мирон?»
«Думаю, они сами уберутся подобру-поздорову, — примирительно отозвался Мирон. — Кстати, не забудьте выгнать двух помощников стюарда — это комические танцоры из клуба «Кит-Кэт»».
Донси подал знак Вите Палас: «Пойдем! Оставаться здесь значило бы унижать наше достоинство. Старуха явно спятила».
«Один момент! — звенящим голосом остановила их леди Эстер. — Хочу, чтобы вы знали о моем решении». Повернувшись к Мирону, она спросила: «Насколько мне известно, ты закончил курс космологии и знаешь Ойкумену вдоль и поперек?»
«В какой-то мере это так», — неуверенно подтвердил Мирон.
«Можешь ли ты проложить курс «Глодвина»?»
«Несомненно — постольку, поскольку автопилот исправно функционирует».
«Прекрасно! — заявила леди Эстер. — Я назначаю тебя капитаном «Глодвина». Сделай все необходимые приготовления к полету». И снова она вихрем повернулась лицом к Донси Трузу: «Вот так! Что ты об этом думаешь, неблагодарный изменник?»
Донси дернул себя за ус: «Я всегда думал и продолжаю думать, что вы — взбалмошная старуха, слегка не в своем уме».
«Генри, вышвырните их вон!»
«Будьте любезны, следуйте за мной», — церемонно поклонившись, сказал Трузу дворецкий.
«А как же мы? — возмутился главный механик. — Этот тип, Труз, нанял нас по списку, вывешенному в космопорте».
«Передайте Генри свои адреса и телефонные номера; кроме того, оставьте у меня рекомендации — если они вам не понадобятся до завтрашнего дня. Я просмотрю их утром. Спокойной ночи».
Астронавты удалились вслед за Трузом и его друзьями. Леди Эстер и Мирон остались в гостиной одни.
«А теперь, Мирон, — сказала леди Эстер, — слушай меня внимательно. Тебе предстоит управлять «Глодвином» — так, чтобы я чувствовала себя удобно, чтобы меня ничто не раздражало, чтобы я была в безопасности. Я хотела бы, чтобы мое путешествие было приятным».
«Надеюсь, так оно и будет», — осторожно ответил Мирон.
«Очень хорошо. Что ж, теперь ты капитан — то есть олицетворение власти. Тебе больше не подобает бесцельно шляться по углам и подсматривать в замочные скважины. Научись держаться как следует! Расправь плечи! Говори громко и разборчиво! Кроме того, тебе придется самостоятельно принимать решения — не хочу, чтобы мне докучали бесконечными заботами и жалобами. Ты — капитан, по мере необходимости проявляй твердость. У тебя в руках будет настоящая власть — пользуйся полномочиями бескомпромиссно и ни перед кем не извиняйся. Ты все понимаешь?»
«О да, все это ясно и понятно».
«Гм! В тебе не заметно никаких признаков воодушевления», — заметила леди Эстер.
Мирон отозвался нервным смешком: «Обязанности капитана связаны с определенными трудностями. Мне придется подумать о том, как их преодолеть».
«Хммф! — леди Эстер пожала плечами. — Постольку, поскольку мы прибудем в пункт назначения, и по пути я не умру от скуки и неподвижности, у нас не должно быть никаких особенных затруднений. И, само собой, в свое время я хотела бы вернуться в усадьбу Сарбитер в целости и сохранности, а также — надеюсь — полная энергии, надежд и новых впечатлений, даже если с омоложением ничего не получится».
«Нам предстоит любопытное путешествие», — сказал Мирон.
~
Глава 2
Вылетев из космопорта Саалу-Сейна, «Глодвин» пронзил облака и вырвался в космос. За кормой всплыло солнце Вермейзена — Дианте.
Леди Эстер наблюдала за тем, как Вермейзен превращался в небольшой диск, а затем — в святящуюся точку. Глубоко вздохнув, она отвернулась от иллюминатора: «Когда видишь, как твоя родная планета и твое солнце пропадают в бесконечном пространстве, возникает ощущение одиночества и необратимости. Не могу даже выразить свои чувства».
Мирон ответил с тяжеловесной важностью, каковую он невольно напустил на себя под бременем капитанских полномочий и под влиянием капитанской униформы: «Вам следовало бы наслаждаться удобствами чудесной космической яхты, надежно защищающей вас от вакуума — так же, как парусная яхта предотвращает погружение в темную бездну океана».
Леди Эстер словно не слышала его: «Когда мы смотрим на закат, трагедия наступления темноты сменяется уверенностью в том, что завтра снова взойдет солнце. А теперь мне кажется, что впереди — только мрак пустоты, на веки вечные…»
Мирон заставил себя рассмеяться: «К чему такая гнетущая символика? Смотрите, вот диван! Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Я попрошу стюарда принести аперитивы».
«По меньшей мере, это конструктивный подход, — согласилась владелица яхты. — А как мы узнáем, что наступило время ужинать?»
«Все очень просто. Бортовые часы показывают то же время суток, что и в Саалу-Сейне, и мы будем придерживаться этого времени, пока не появится какая-нибудь причина для изменения расписания. Таким образом, обед подадут примерно через час».
Леди Эстер кивнула: «Хотя бы это нас немного развлечет».
Мирон хотел было ответить, но решил промолчать.
Обед подали в главном салоне — леди Эстер находила относительно простую судовую кухню скучноватой. После еды Мирон объяснил повару Алоису, что леди Эстер нуждалась в более изощренном меню из нескольких блюд — хотя бы для того, чтобы развеять скуку, навязанную монотонностью жизни на борту звездолета.
«Так тому и быть! — заявил Алоис. — Блюда будут подаваться в классической последовательности! Она познает все величие моего искусства!»
«Замечательно! — отозвался Мирон. — По меньшей мере, одна проблема решена».
Леди Эстер не любила читать, в связи с чем Мирону пришлось играть с ней в карты и в триктрак, причем леди Эстер настояла на том, чтобы они делали довольно-таки существенные ставки. Мирон возражал бы против этого условия, если бы ему не удавалось выигрывать так же часто, как проигрывать. Через некоторое время навыки Мирона отточились, он стал постоянно выигрывать, и леди Эстер потеряла интерес к азартным развлечениям.
Полет продолжался. Леди Эстер обнаружила, что у нее было гораздо больше свободного времени, чем обычно, а это никак не вязалось с ее непоседливым темпераментом. Она капризничала: «В самом деле, Мирон, я не представляла себе, что космический полет может быть таким невыносимо скучным! Мне нечего делать, я только и делаю, что ем и сплю! Расписание никогда не меняется. Кажется, я уже впадаю в кататоническое состояние».
Проявляя такт и деликатность, Мирон пытался относиться к ее жалобам с чувством юмора: «Многим нравится бездействие. Покой дает время собраться с мыслями. Некоторые учатся играть на музыкальных инструментах. Кстати, я припоминаю, что где-то в шкафу у нас завалялся аккордеон».
Леди Эстер поджала губы: «Мирон, иногда тебе в голову приходят на удивление идиотские идеи. Кажется, это называют «бафосом»».
«Не совсем так. «Бафосом» называют попытку придать нелепости чрезмерное или возвышенное значение. Хотя, пожалуй, предложив вам учиться играть на аккордеоне, я позволил разыграться своему воображению».
Леди Эстер его не слушала. Она задумчиво произнесла: «Донси — неблагодарное чудовище и бесстыдный обманщик, ему нет прощения. Тем не менее, несмотря на все, он умел меня развлекать. Не могу сказать, что сожалею о том, что изгнала его из моей жизни, но, если бы он оказался здесь, он немедленно принял бы меры к тому, чтобы развеять мою скуку».
«Насколько я помню, он назвал вас взбалмошной старухой».
Леди Эстер печально улыбнулась: «Так оно и было. Но он это сказал в приступе раздражения. Ладно! Так или иначе, думаю, что мне не помешала бы компания нескольких веселых гостей. В данный момент «Глодвин» — вместилище социального вакуума в космическом вакууме. В самом деле, Мирон, ты мог бы предусмотреть возникновение такой проблемы».
«Не возлагайте вину на меня! — возмутился Мирон. — Вы сами настояли на том, чтобы не было никаких пассажиров — на том основании, что они стали бы действовать вам на нервы. Вы обозвали их оппортунистами! Вы сказали, что вам больше всего на свете хочется спокойно отдохнуть. А теперь, когда вы можете отдыхать сколько угодно, вам хочется чего-то другого».
«Отдых и безмозглая апатия — разные вещи! — с достоинством ответила леди Эстер. — Ты приписываешь мне намерения, которых у меня не было».
«Ничего подобного! Я всего лишь хочу напомнить о действительности прежде, чем меня распнут или сожгут заживо».
«Вот именно, Мирон, на забывай о действительности. Ты давно уже восхвалял радости и романтику космических странствий. И вот я здесь, посреди бесконечной пустоты, и спрашиваю себя: где же эти радости? Где романтика?»
Мирон указал на иллюминатор: «Взгляните на звезды! Смотрите, как они проплывают мимо. Разве это не самое романтическое зрелище из всех возможных?»
Леди Эстер поежилась: «Звезды страшно далеко. Космос полон молчаливого мрака. Там, в вечной темноте, в вечном холоде, блуждают и беззвучно страдают души умерших».
«Чепуха! — фыркнул Мирон. — Ничего такого там нет! Подойдите, взгляните сами!»
Леди Эстер упрямо трясла головой: «Если я туда посмотрю, а оттуда на меня уставится пучеглазое исчадие ада, бормочущее и корчащее рожи, я начну визжать и никогда не перестану».
Мирон опасливо покосился на иллюминатор: «Странная, зловещая мысль!»
Леди Эстер опустилась в одно из кресел: «Принеси «Фруголу», налей нам по стаканчику. А потом садись — я хотела бы, чтобы ты кое-что мне объяснил».
Мирон налил коньяку и осторожно присел: «Да? Что нуждается в объяснении?»
«Все очень просто. Насколько я понимаю, тебе известен наш пункт назначения?»
«Несомненно. Мы летим к Нахариусу».
«И тебе известны точные космические координаты этой планеты?»
«Да, известны».
«Кроме того, ты мог бы заставить двигатели перемещать эту яхту с огромной скоростью — гораздо быстрее, чем она движется сейчас, не так ли?»