Кошич явно утаил подробности. Почему – не могу сказать, но, несмотря на свои злоключения, он ни разу никого не обвинил, даже намека на это не дал. Поразительно воспитанный тень! (Знаю, по-дурацки звучит, но поверьте, так – правильно).
– Что за тварь живет в недрах подземного озера? – интересуюсь я. – С тонкими щупальцами?
– Это не тварь, Лео, это – гриб. Кхррр… прошу прощения…
– Гриб?
– Да, мутировавшее под действием ребиса растение. В воде… хагррр… растворен ребис, поэтому содержащиеся в нем, как мы говорим, «искры иной жизни» подействовали на эти псилоты вот таким образом. Кхагг!.. Они преобразовались во что-то вроде хищных ризоморф, реагирующих на всякое движение.
– Вот же гадство, а я обрызгалась…
– От нескольких капель ничего страшного не произойдет. Мутация возможна, если долгое время находиться в воде. Гхрр…
– Ох, успокоил, спасибо.
– Позвольте вопрос, друзья? – спрашивает тень.
– Конечно, Кошич, спрашивай, – позволяет Дантеро.
– А где Урта? Я… хотел бы увидеть его.
– Эмм… – Дантеро задумывается, прежде чем ответить. – Узнав, что ты жив, он ушел. Полагаю, в одну из своих удаленных избушек в горах. Как нам всем показалось, Урта отчего-то чувствует свою вину.
– Жаль… я так хотел увидеть его.
Мне показалось, что он недоговаривает. Я уже поняла что это обычная черта Кошича. И поэтому вываливаю всё как есть.
– Заранее прошу прощения, Кошич, но твои слова наводят меня на мысль, что ты ни разу не видел Урту воочию. Как такое возможно?
– Ты очень проницательна, Лео, – отвечает Кошич. – Я действительно не никогда видел его. Ухгрр… Оттого и хочется.
– А он тебя видел, значит? – напрямик спрашиваю я и получаю толчок в бок от Дантеро.
Мы не видим лица Кошича, поэтому о реакции его остается только догадываться. А я, как всегда, лезу, точно свинья в огород.
– Полагаю, что да. Иначе, как я бы оказался закован в цепи?
– Прискорбно, – говорит Дантеро.
– Это расплата за мой интерес к людям.
– Так ты – ученый?
– Да, я был хранителем знаний в «сумеречном мире», и очень сильно увлекся историей. За это и пострадал. Некоторые вещи не положено знать никому. Даже какое-то время сидел прикованным в каменном мешке, пока меня не выперли из «милосердия»… Кстати, о цепях… Не хочется обременять вас еще одной просьбой, но не могли бы вы принести мне молот и зубило? – он потряс цепями. – Эти штуки причиняют неудобства, знаете ли. И нож пожалуй, более мне для жизни ничего не надо.
– Что за вопрос, тень, принесем, – отвечает Дантеро.
– Я принесу, – говорю я.
– Буду очень признателен.
Мы покидаем вежливого вурдалака.
– Может, лучше я отнесу? – спрашивает Дантеро по пути обратно.
– Что, совесть мучает? – позволяю себе уколоть красавчика.
– Не в том дело…
– Да не волнуйся, не обижу я боязливое существо. Просто наступает очередная бессонная ночь.
– Ты что, сегодня и отправишься?
– Почему нет?
– А завтра будешь спать?
– Да.
– Но мы будем работать, – вмешивается Чош, – стучать молотками, а ты, как всегда, начнешь на нас набрасываться с упреками, что спать не даем.
– Сочувствую вам мальчики, – с самой невинной улыбкой говорю я. – Но ведь за это вы меня и любите, не правда ли?
Спустя три часа, уже поздней ночью, я возвращаюсь с молотком, зубилом и парой ножей. В подарок прихватила еще и огниво, фляжку. Подумав, прихватила еще и деревянную кружку.
Кошич бродит у пещеры, как тать в ночи. Глаза светятся в темноте, руки-крюки вытягиваются из широких драных рукавов балахона, цепи таинственно звякают в такт его неторопливых шагов. И он воет. В прямом смысле этого слова. Я даже замираю, раздумывая, стоит ли идти дальше, или лучше смыться, пока не поздно. Жутковато. Эдакий слендермен во плоти.
– Я почему-то был уверен, что ты придешь, Лео, – говорит-скримит он, заметив меня. Никак не могу привыкнуть, каждый раз вздрагиваю. – Не бойся, подойди. Я просто… как это у вас говорится… разглаживаю голосовые связки. Наш организм так устроен, нам надо… кричать. У нас это зовется «песнью».
– А, поняла. А я уж испугалась… Думала деру дать.
– Нет-нет, всё хорошо. Признаю, эта наша особенность приносит нам дурную славу, но что поделать. Сейчас мне это необходимо, особенно после долгого сна. Со временем, благодаря этому упражнению мой голос станет чуть… хе-хе… музыкальнее. Так что, если услышите ночью жуткие вопли – знайте, это я. Хе-хе…
– Я тут принесла тебе. – Выкладываю дары на землю. Он подходит, смотрит.
– Ты очень щедра, Лео. Почему ты так добра ко мне? Ведь всё во мне вызывает в тебе отвращение.
От этих слов я теряюсь. Отвращение? Он тоже, значит, чует?
– Может, разведем костер? – спрашивает Кошич. – Поговорим. Ведь ты же хочешь о чем-то спросить, так? Признаюсь честно, и я не прочь узнать кое о чем.
– Да нет, не надо костра. Я и так всё вижу. К тому же луна ярко светит.
– Тогда присядем. Я тут уже кое-что обустроил.
Мы устраиваемся друг против друга на ящиках, вытащенных Кошичем из пещеры.
– Меня волнует вопрос, – говорит он. – Ты случайно набрела на пещеру?
– Нет. Я услышала твой зов о помощи.
– Услышала? Но как?
– Не знаю. Я не могу объяснить, как это происходит.
– Но я не звал на помощь! Не звал в обычном понимании этого слова, так как мой голос… сама понимаешь… Я… как бы сказать… обращался мысленно.
– Ты – телепат что ли?
– Телепат? Знакомое словечко… где-то в летописях встречалось… Если так это зовется, то да, я – телепат. Следственно, звал на помощь таким способом. Но призывал я сородичей, хоть и понимал всю бесполезность этого. Я – изгой, вдали от родного «сумеречного мира». Но…
– Надежда умирает последней? – говорю я, отметив про себя, что кошмарные завывания и правда приносят пользу – исчез его крайне неприятный «кашель».
– О да, это так. Надежда умирает последней. И вот – сбылось. Откликнулась ты. Как? Кто ты, Лео?
– Подожди, Кошич, подожди. Извини, но я чувствую фальшь.
– Фальшь? О чем ты, Лео?
– Ты утверждал, что пребываешь на последнем издыхании. Вот-вот – и отбросишь копыта… то есть умрешь.
– А, ты об этом. Да. Я обманывал. Конечно, гибель мне не грозила. Но бесконечный сон – грозил. Не знаю, что хуже – смерть или кома. Бесконечный сон.
– Можно подробнее?
– Просто в тех условиях – когда нет еды, нет воды, крови, – мы впадаем в спячку. Иногда мы просыпаемся, но чем дольше это длится, тем меньше периоды бодрствования. Я и так был сильно ослаблен из-за тяжкого труда, принудительного труда, к тому же поел всех крыс, насекомых и грызунов, какие имелись поблизости, поэтому у меня было все-то несколько минут, прежде, чем снова отключиться. И я тратил это время на призыв. Быть навеки погребенным… заживо. В коме. Это пугало и заставляло каждый раз, вопреки здравому смыслу, умолять о помощи. Да, я чуть-чуть обманул тебя, но, думаю, ты меня простишь. Извини, Лео, если эта маленькая неприятность тебя расстроила.
– Ага, понятно. Да, нет, не извиняйся, я понимаю. Думаю, любой на твоем месте поступил бы так.
– Хорошо. А теперь позволь поговорить о тебе. Ты меня услышала. И ты – человек, но без следов мутаций. Как говорят люди – ошнеивание.
– Так получилось, – говорю я, размышляя, стоит ли ему довериться.
– Ты не хочешь говорить, – словно прочитав мои мысли, говорит он, – и это разумно. Не стоит раскрывать секреты. Особенно монстру из глубин, хе-хе. Шучу. Я и так кое-что увидел и кое-что учуял. Пока тебя не было, я постоянно размышлял над этим. Позволь поразмышлять вслух, Лео?
– Валяй.
– Итак, в тебе нет зова крови. Это удивительно. Не знаю, кто ты и как стала такой, как есть, но…
– Погоди, дай перебью. А что именно ты увидел и учуял?
– Превосходный слух, отличное зрение и телепатия, как ты сказала. Это как минимум. Твои навыки гораздо выше твоих сородичей. Я нигде не ошибся?
– Нет, – вздохнув, говорю я.
– Вот видишь. У нас в «сумеречном мире» есть такие. Но их ведет «зов крови» и они крайне опасные тени. С одним из таких у меня и вышел конфликт.
– Как его звали? – скорее машинально задаю я вопрос.
– Его имя тебе ничего не скажет. Но я все же назову – Икоч. Если где услышишь это имя, остерегайся – он очень опасный тень. Его еще зовут «Восхваленный», это на человеческий манер.
– Ну, надеюсь, этот самый Икоч так и останется там, в «сумеречном мире».
– «Сумеречный мир» уже не тот, что прежде. То, что было раньше немыслимым, становится нормой. Меня прогнали, потому что я слишком ратовал за традиции, опираясь на веками установленный порядок. Теперь там правят бал другие тени. Боюсь, если они выйдут наружу, всем будет только хуже.
– Ладно, фиг с ним, твоим «Восхваленным». Что же со мной? Если ты видишь меня такой, какая я есть, наверняка понимаешь, что я – тоже своего рода изгой. Что ты посоветуешь?
– Тебе хочется обуздать того зверя, что прячется в тебе? – спрашивает он. – Подчинить своей воле? Что ж, кое-чему научить тебя я могу.
– Правда? – радостно вскидываюсь я.
– Постараюсь, во всяком случае.
Глава 29. Сломано всё
Вот так, нежданно-негаданно, я обрела некое подобие учителя. Не стану утомлять описанием наших долгих ночных бдений, пространных разговоров казалось бы ни о чем, философствований о жизни в тени и на свету, нескончаемых попыток Кошича разъяснить мне, как контролировать дыхание во время «выплеска», как он называл мои обострения, как видеть, слышать, внимать, осязать и так далее.
Замечу – речь шла только о «душе», как это явление называл Кошич. Мне больше нравится словечко «психо»[1]. Сила, ловкость, боевые навыки – лишь следствия и они будут вредить здоровью, если не слиться с «психо». Гармония – вот что действительно важно.
Коротко, Кошич обучил меня нескольким техникам медитации, дал множество советов, как контролировать себя в сложных ситуациях, научится «отключаться», чтобы банально поспать, как все нормальные люди и не вскакивать от любого шороха. Суть его метода в том, чтобы без проблем читать собственное «психо». Если встать на этот путь, и в дальнейшем придерживаться его, тело само начнет совершенствоваться.