Останавливаемся в очередной грязной и замусоренной дыре, вдали от людей и ушей, а также не к месту влезающим обывателям. По нашим прикидкам, мы недалеко от таверны «Кормчий».
– Дай отдышаться, Лео! – упершись в колени, хрипит Чош. Умаялся, бедненький! – Ох, ну и сраженьице! Ловко ты его! Тот ублюдок был прав – ты настоящий огонь, Лео! Как в тебя не влюбиться?
– И тебе спасибо за меткость, – благодарю его. – Но нам надо поторопиться. Переполох мы подняли, это точно! До ночи надо управиться. Как бы они из своих нор не повылазили.
– Дай пять минут, Лео. Есть вода? Пегий, дай что ли, глотку промочить! А где ты с ним пересекалась, с этим рыцарем? Как его там?
– Его звали Фнуфтом. Один раз я выбила ему зубы и окунула в навоз, в другой раз мы в компании с Дантеро мило прогулялись в садах князя, а в третий – и последний – я снесла ему башку.
– Предполагаю, во второй раз ты была Аделаидой?
– Точно.
Передохнув, следуем дальше. Вот и знакомые трущобы, маршрут, которым мы с красавчиком шли на первую встречу с Буном. Только вот в чем беда: до меня доносятся звуки. Порыкивание, хрюканье, бормотанье, вопли. Настораживает. Ладно, подойдем поближе, узнаем, в чем дело. Повернув на вожделенную улицу, носом к носу сталкиваемся с порченными.
Их около десятка. От зомбаков в традиционном понимании их отличает выраженная человечность. Это просто люди, только больные и чем-то одурманенные. Отличительная черта – у них не держится слюна. Иногда они втягивают ее. Фу! А еще порченные пытаются разговаривать, но язык не слушается их, получается мычание и остальные звуки, которые я уже слышала. Увидев нас, они начинают кричать, словно призывая кого-то. На крики сбегаются толпы таких же – женщины, старики и даже дети. С вилами, топорами, ножами, палками. Тянут руки, фырчат, прямо как статисты в малобюджетных зомби-хоррорах семидесятых. Смотрят на нас и как будто не видят.
– Ё! – восклицает Чош. – Как через них продираться-то?
– Даже не представляю, Чехонте.
– Не хотелось бы мясорубку устраивать. Похоже, это не упыри. Ты посмотри – скалятся, а клыков-то нет!
– Вижу.
Порченные медленно подходят. Странное зрелище.
Один из них – юноша – решает атаковать, но подошва моего сапога смачно впечатывается в его так-то смазливое личико.
Обожаю вертушки.
Парнишка падает, но удерживается в сознании. Изумленно притрагивается к своему раскуроченному носу. Морщится от боли.
Самые простые человеческие эмоции. Очень странно.
– Что, больно? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает он. Создается впечатление – парнишка только проснулся.
– Отходим, Лео, – говорит Чош, поигрывая топориком со следами Фнуфтовой крови.
Пятимся, а вот толпа останавливается, словно упершись в стену. Нет, ну не странно ли?
Идем назад.
– Я не пойму, Лео, – размышляет Чош на ходу. – Что с ними? На порченных не похожи.
– А много ты видел порченных?
– Нет, если честно. Только останки того бедолаги, которого ты тогда, в лагере разорвала, да пару балявых мужичков в той деревушке, где мы разжились припасами. Но они были похожи на мертвецов, или даже на прокаженных. С язвами, синюшные – ужас!
– Может ли Бун находиться в таком месте? И где вообще искать негодяя, если его там нет?
– Сложно сказать. В городе – полный хаос. Кто, кроме князя, тут командует? И к кому может Бун прибиться? И какие цели у него сейчас?
Я останавливаюсь.
– Не знаю, – говорю я. – Может, зря мы это затеяли? Поперлись хрен знает куда.
– Так что, возврат?
– Или возврат, или заныкаемся поглубже. Найдем – хоть кого, неважно, – разузнаем.
– Второй вариант предпочтительнее, – вставляет Пегий. – А найти лучше всего девицу помоложе.
– Да иди ты со своей девицей! – хором отвечаем ему мы и идем дальше.
– Есть предложения, где можно залечь на дно? – спрашиваю я.
– Знаю одно местечко, – отвечает Пегий. – Тут недалеко. Место надежное.
– Веди.
Мы углубляемся в какие-то дебри. Двух- и трехэтажные дома – темные, косые, одряхлевшие, со стесанными от времени лестницами и порогами, с крыш попадали черепички, булыжная мостовая колесом. Здесь сумрачно и пугающе тихо. Самый старый район города? И зачем мы сюда зашли, не зря ли? Что-то холодком обдало, но глядя на уверенную поступь Пегого, я думаю, может, и ничего…
Нет, точно зря – внезапно и совершенно бесшумно нас окружают тени. Одновременно с этим начинается настоящий ливень.
Присматриваюсь к темнеющим всюду – у дверей, на балконах, у стен, в окнах, – фигурам и понимаю, что это на самом деле тени. Самые настоящие. Шнеи. Закутанные в черную ткань призрачные воины с саблями, стилетами и арбалетами. Шляпы и плащи. Сапоги с отворотами. Все, как на подбор, одинаковые.
– Что-то ты проворонила наших гостей из подземелий, мать, – хмуро говорит Чош.
– Их трудно учуять, – оправдываюсь я, вытирая лицо. Дождь как из ведра. Как назло. Ненавижу дождь. Спрашиваю их: – Что вам надо, тени? Мы вам не враги!
Вперед выходит один из множества. Холодный кивок головой.
– Прошу вас, пройдемте с нами, – слышу знакомый скрим.
– Что? Опять куда-то идти?! – мгновенно закипаю я. Как тут не злиться – всем от меня чего-то надо. – Ну уж нет! Никакого принуждения! Я никуда не пойду! Если у вас есть дело – выкладывайте тут!
Один из множества оборачивается. Догадываюсь, что они перебрасываются мыслями.
– Хорошо, – отвечает шней. – Прошу вас немного подождать.
– У нас есть выбор? – насмешливо интересуюсь я.
– Нет, – отвечает он, не поняв иронии.
Ждем. Шнеи стоят молча, смотрят на нас, черными-пречерными, как самая глубокая бездна, глазищами. Жутковатые… твари. Еще общаясь с Кошичем, я неоднократно ловила себя на мысли, что никак не могу отделаться от воистину прилипчивого ощущения страха.
Тени могут пугать, как никто.
– Это, часом, не твои друзья? – спрашиваю я Пегого. – Не к ним в гости ты нас вел, а? Что за местечко имел в виду?
– Я? Нет! – говорит Пегий. – И как тебе это только в голову пришло?
Наконец, спустя пять минут, показавшиеся нам нескончаемо долгими, выходит некто в рясе, концы которой волочатся по земле. Лицо прикрывает глубокий капюшон. Руки спрятаны в рукавах. Некто останавливается перед нами. Молчит. Жду. Ничего, только хляби небесные. Стою как кошка бездомная, вода, кажется, проникла до косточек. Это уже начинает раздражать.
– Ну? Говори, что хотел? – не выдерживаю я.
Ага, он пытается вникнуть в мои мысли. Хрен тебе, думаю я, и ставлю блок. Проще говоря, начинаю петь про себя. С должной сноровкой – отличная вещь. Я вообще девка упертая и такие штуки у меня получаются хорошо. Мы с Кошичем этот приемчик опробовали не раз.
«Мама – анархия! Папа – стакан портвейна!» Хм… а что-то в этом есть.
После кратковременной телепатической борьбы, чувствую облегчение. Некто отступает.
– Либо ты скажешь что-нибудь, либо получишь нож в брюхо! – кричу я. – И нечего меня прощупывать! Еще раз так сделаешь – пожалеешь!
Один из множества дергается в нашу сторону, но некто останавливает его.
– Я с тобой никуда не пойду и вообще, нам не о чем говорить! – Я теряю терпение. – Валите своей дорогой!
Так же молча некто разворачивается и уходит. А вот это неожиданность! Даже немного обидно стало.
– Ты же не Мистерик? – кричу ему вслед. – Ты просто пес! Я угадала? Иди нахер, пес!
Некто останавливается. С трудом проникаю в его сознание (я всё же сильнее!) и понимаю, что он раздосадован. И растерян. Делает какой-то знак рукой и скрывается за низенькой дверью.
– Прошу прощения, – говорит прежний один из множества. – Но мы вынуждены вас убить.
Вежливость – это у них такая отличительная черта?
– За что? – сорвавшись на визг, спрашивает Пегий. – Что мы вам сделали?
– Приказ Восхваленного. Не спрашивайте почему.
Восхваленного? Где-то я уже это слышала… Вспомнила!
– Ты имеешь в виду Мистерика? – говорю я. – А еще его зовут Икоч. Не так ли?
Черные глазищи сверкают.
– Откуда ты знаешь его имя? – последнее, что успел сказать один из множества, прежде чем я перерезала ему глотку.
– Махач, ребятки! – кричу я. – Режем этих дохляков! Ох и достали меня окаянные!
Ну, и понеслось. В очередной раз. Я свирепею, убыстряюсь до предела. Сколько бы их не было, этих чертей, всех почикаю! Где-то в глубине сознания возникает слабенький голосок: «не теряй голову, Настя!» Но я ничего не могу с собой поделать.
Я в режиме берсерка. Сабелька с кинжалом так и мелькают. Вот тут я разворачиваюсь по полной – мельницы, финты, выпады, уколы, рипосты с выбиванием вражеского оружия, контратаками. Тени хватаются за горло, за живот, отлетают, падают, но их месте появляются все новые и новые. Бью рукоятью, пинаю, прыгаю, кувыркаюсь, сабля, кинжал – в ход идет весь мой боевой арсенал. Вот лицо одного из множества расцвечивает страшный порез, у другого брызжет кровь из горла, заливая стены, третий подкашивается, после того, как я ему подрезаю ноги. Это действительно танец в ритме моего сердца.
Смерть в ритме жизни.
Кровь, смешиваясь с потоками воды, струится меж булыжников. Тени воют – никогда не слышала ничего ужаснее. Но меня так захлестывает адреналин, что всё нипочем!
Я несу вам забвение. Я дарю забытье. Я стану вашим кошмаром.
Конец эйфории положил крик Пегого.
– Лео! На помощь! Лео! Помоги! Не сдюжу ведь!
Замираю. Быстро окидываю взглядом проулок – вокруг тела, тела, тела. Позади, чуть поодаль, лежит в луже Чош. Пегий с бракемаром отчаянно защищает его от троих. Одним прыжком покрываю разделяющее нас расстояние, взмах, и еще, и еще, и еще…
Кончено. Тени повержены. Но Чош получил болт в бедро. Прошил насквозь и торчит.
– Плохо дело, – говорит Пегий, держа Чоша за голову.
– Не вынимай! – говорю я. – Только не вздумай вынимать, понял?
Чош кивает, стиснув зубы от боли.
– Уходим, – говорю я. – Скроемся где-нибудь.