Ненормально опытны,
Бесподобные вруны,
Демагоги-роботы,
Вы от имени страны
Пламенны и пафосны…
Боже мой, говоруны,
До чего ж вы пакостны!
«Если вас одолеет хандра…»
Если вас одолеет хандра,
наберите друзей номера,
только будьте, прошу, деликатны
и друзьям не звоните с утра.
Может статься, легли они в два,
с недосыпу болит голова…
На работу в течение дня
не звоните — у них беготня.
Не звоните друзьям вечерком —
все вернулись усталые в дом,
дайте им посмотреть телевизор,
повидаться с семьей перед сном.
Гарантирован отклик друзей,
но учтите здоровье детей,
отношенья начальства и жен…
Друг — не друг, если он раздражен.
«Я стесняюсь наряженных женщин…»
Я стесняюсь наряженных женщин,
как заморских диковинных птиц,
не могу среди мимо прошедших
отличить блудниц от цариц.
От нарядов, мундиров и званий
я всегда в удивленной тоске,
быть могу, извиняюсь, как в бане,
лишь с нагими — на равной ноге.
Пусть от форм и от формы шалею,
постарею — не стану мудрей,
но все чаще красавиц жалею,
как прекрасных и редких зверей…
Машина времени
С первобытным человеком разговаривать не о чем —
закавыка из закавык.
Но если первобытный человек — девочка,
то найдется общий язык.
Где отсталость и одичалость?
От Брижит Бардо она не отличалась,
потому что молчала, потому что купалась
и улыбалась.
Вся история зря на эпохи размечена.
Мне поведал девственный лес:
совершенной была и останется — женщина,
остальное — регресс.
В застойные дни
Примелькались мне встречные лица.
Пусть я тысячу раз не прав,
моя милиция,
позволь тебя потянуть за рукав
и признаться,
что небо над городом пасмурно
и что весна не близко,
и такое чувство,
будто ходишь без паспорта
или с паспортом без прописки.
Погоди, не дуди в свою дудочку,
лучше ты намекни слегка,
где найти мне веселую дурочку,
чтобы с ней повалять дурака.
Брадобрей
День за днем, день за днем, день за днем
Атакую я сотни щетин,
Этой бритвой моей, как лучом,
Высветляю я щеки мужчин.
Так работаю годы подряд,
Но не будет конца никогда,
Ведь, пока парикмахеры спят,
У клиентов растет борода…
Горе от ума
Пародия, ирония! Спасите!
Я от своей серьезности загнусь.
Я проиграл:
я мыслил, существуя,
проверил факты, факторы учел…
О истина! Ты хоть кого угробишь!
Вот тополь перед домом.
Я сказал:
— К чему цветешь? Тебя спилить решили!.. —
Он содрогнулся, понял и увял.
Увидел я пантеру в зоопарке,
она пружинно облетала прутья,
в бессчетный раз
искала лаз, который
не мог там быть. Я ей глаза открыл
на истину…
Она слегла и сдохла.
Друзьям, знакомым, встречным-поперечным
стараюсь лишнего не говорить,
но от себя не скрыться мне — я мыслю
и этим наношу себе ущерб…
ЗЁРНА-IV
Купил себе красок масляных
и холст… И в чаду ночей
забыл, что на каждого мастера
приходится сто портачей.
Поэзию, чтоб ахнула толпа,
подчеркиваешь позой и эстрадой,
как веки синькой, как уста помадой,
как ноги — мини-юбкой до пупа.
Он всю ночь корпел угрюмо,
кулаками тер виски,
думал, думал и придумал
две зачеркнутых строки.
Извивается, робея,
развиваются суставы,
и со временем, грубея,
превращается в удава.
Провозгласил: «Я все могу!
Добьюсь, мне никого не жалко…»
Кто наследил в твоем мозгу?
Наполеон и коммуналка.
Все еще запрет провозглашается.
Пусть грозит ослушнику клеймо:
то, на что никто не соглашается,
делается исподволь само.
Стремятся радикально
себя освободить:
похвально спать повально,
но стыдно полюбить!
Боже, люди портят, как злодеи,
лучшую из мыслимых идей.
Люди не годятся для идеи,
хорошо бы вовсе без людей!
Пришел в алфавитную:
— Дайте мне гласную.
— Нет гласных.
Все — согласные.
— Я не пророк,
пока вон тот стоит спиной,
пока не все пошли за мной —
я одинок.
Надгробий странное соседство:
оставил всяк по мере сил
наследие или наследство,
а кто-то просто наследил…
Сладкая жизнь подытожена:
стопкой слайдов сквозных
друг на друга наложены
лица наложниц твоих…
За плотиною тихая заводь,
благодать — ни страстей, ни измен.
Я отлично усвоил, что Запад
начинается выше колен.
Ты человек фанерный,
а я живой и нервный.
Истина шероховата.
Он шлифует ее воровато:
вот теперь хороша,
зеркалится,
отражает хозяина,
скалится.
Один плюс одна
получается три
или больше.
Советовали лайнеру в полете
«остановиться, оглянуться»…
Смотрю я в оба, но не всякий раз…
О зоркости поговорим особо.
Когда я целюсь — закрываю глаз.
Когда целуюсь — закрываю оба.
Как некрасива красавица,
Когда ей никто не нравится!
У французского у народа
не всегда французская мода:
Жанне д'Арк, например, не надо
ни духов, ни губной помады.
Рыцари наши ослабли:
раньше усы и сабли
обозначали мужчин,
нынче — машина и чин…
Совершенный дурак
обожает свое совершенство,
круглый — с ног не собьешь,
взял, катясь, над некруглыми шефство…
Милый мой лектор, жеватель речей,
в зале храпит большинство…
Время отнять у десятков людей
проще, чем у одного.
В коридоре весь день
ждет врача инвалид,
санпросветбюллетень
перед носом висит.
Если в будущем только зиянье,
только прочерк, изъятье, изъян,
я воскликну: назад к обезьяне!
…О, безъядерный мир обезьян!
Гонка была: при жизни
кто воспоет искусней?
Гонка теперь: мертвеца
кто посмелее лягнет?
Я говорю о поэтах. Это, конечно, грустно.
Всем по заслугам, однако,
жизнь в свой черед воздает.
— Возродим Россию,
но без инородцев
и напьемся сами из своих колодцев… —
Не сказал, однако, сей миссионер:
выйдет ли Россия
из СССР?
Начинаются муки:
издается указ,
что отныне за Буки
принимается Аз…
…Но уже не противники,