Это я — мне нет замены —
мира временная ось.
Сладко жить! И пусть познанье
в чаше — горечью на дне,
отражаюсь в мирозданье
так же, как оно — во мне.
Куда уж проще…
Скажешь — разбежался
радиус Вселенной,
мы над ней не властны,
бывшие цари?
Скажешь — Птолемея
победил Коперник?
Оба проглядели,
я держу пари:
в центре мирозданья
человек разумный —
маленький снаружи,
целый мир — внутри.
«Я не кончаюсь нигде…»
Я не кончаюсь нигде:
за пределами тела
обстановка квартиры,
очертанья народа и мира,
оболочка Земли,
и когда сжимается Солнце —
сжимается сердце.
Но меня из центра Вселенной
можно выковырнуть без труда!
Простоту такой операции
не пойму никогда…
«Прости меня, Солнце…»
Прости меня, Солнце,
но в центре Вселенной — Земля,
затем, что жива,
затем, что одна такова,—
а где еще можно увидеть шмеля,
а где еще шепчется с ветром трава,
а где еще я —
лег и руки раскинул,
ресницами синь облаков шевеля!..
«Море работало тысячу лет…»
Море работало тысячу лет
и обкатало из камня яйцо, —
никогда ничего из него не получится,
если резчик в нем не увидит лицо.
Но путь от яйца до птенца
попробуй-ка повтори:
скульптор долбит снаружи,
а птенец — изнутри…
Когда ты вертишь в руках яйцо,
которое море снесло,
ты похож на творца,
а когда смотришь на птичье яйцо,
ты похож на глупца,
потому что не знаешь,
как жизнь в него забралась
и с какого конца,
и в такие минуты твой творческий гений
не стоит выеденного яйца.
К ЭВМ
Сосчитай человека, компьютер,
вот чело и число
или очи и почки —
на какой они сходятся почве?
Ведь они умудряются точками
объявиться на мочках ушных и на пятках,
непонятно еще, как лицо и все прочее
на самой отпечатаны почке.
Неизвестно, где печень кончается,
может, совмещена с человеком,
а душа — с бесконечностью.
Звездный код отражен в человеке,
как и сам человек в хромосоме, —
что получится в сумме?
Вот такой вот, компьютер, компот.
Неизвестно, где личность кончается
и с чего человек начинается;
сосчитай его предков и пращуров,
и помножь на потомков,
и учти в человеке следы
Льва Толстого, Гомера и «Слова…»,
сосчитай отложенья
сослуживцев, соседей, газет,
приплюсуй упованья, и сны,
и любви дефицитную долю;
сосчитай в композиторе музыку,
корни в темном лесу подсознанья,
мирозданье и мусор в мозгу…
Округляются запросто числа большие,
но заметь, что Россия немыслима
без такой единицы, как Пушкин!
Чет и нечет восходят над числами,
единица же — верх совершенства.
Сосчитай человека, компьютер
Сосчитать единицу нельзя.
«…ах, звезда потеряла планету…»
…ах, звезда потеряла планету,
спохватилась — единственной нету! —
и лучи в беспросветную тьму
уронила —
светить-то кому?
…от звезды прокатилось к звезде:
когда потеряла и где?
каково ей светиться зря,
никому ничего не даря?
«Прекрасная юная статуя…»
Прекрасная юная статуя,
завернутая в простыню,
ждет открытия, приуроченного
к исключительно важному дню,
который то ли восьмой в неделе,
то ли в месяце тридцать второй,
но крошится от времени статуя,
осыпаясь под простыней.
«— Если сомкнулась вода…»
— Если сомкнулась вода
словно бы навсегда,
помни, что правда — ныряльщица,
не утопленница, а выживальщица…
— Утешитель мой, вот беда —
истекают мои года,
потому и тревожу воды
я, не ждущий у моря погоды.
На волнах купальщица,
а на дне утопленница,
а в небе птица…
«— Господи, выслушай исповедь!..»
— Господи, выслушай исповедь!
— Слушаю, — молвил Господь. —
Ночь.
Микрофон Вселенной
включился,
а что я скажу?
Что-то слишком большой резонанс,
как-то дует из бесконечности,
кто такой я, в конце концов?
И спросил я у Господа:
— Господи,
как себя чувствуешь?
Не устал ли ты помнить все бывшее
и всё знать наперед?
Бог ответил мне по-японски,
я старался его понять…
ЗЁРНА-I
— Мама, если б ты была
во главе земного шара,
ты б его уберегла
от последнего пожара!
Прожив солидный срок,
припомнил все подробно,
и был правдив итог:
жизнь неправдоподобна.
Сердце — где оно?
Скрыто в груди.
Солнце — где оно?
За облаками.
Но освещаются близнецами —
Солнцем и Сердцем —
наши пути.
Историки умней Наполеона.
Легко судить о линиях судьбы
им после драки. Только до Тулона
кто б угадал его среди толпы?
Зерно в земле, звезда во мгле,
слова в душе и плод во чреве —
единый код во всем посеве.
Осознал. Содрогнулся. Привык.
Снова тщится тень
за день
обойти кругом
мой дом.
В семи театрах каждый день играю…
Здравствуй я у которого сердце справа
только к тебе удается прижаться
сердцем к сердцу
не наискосок
Антисолнце —
черные дыры.
Антидоноры —
это вампиры.
Какое будущее у прошлого?
Я спросил у камня сколько ему лет
а нисколько — сказал —
чего нет, того нет
Быть только собой
поэту не удается:
увидит хромого,
и нога сама подвернется.
Жизни звук
разобрать бы суметь:
свет — смех,
снег — смерть…
Геометрию в руки взяла
и, поморщась, швырнула обратно:
все неверно — свобода кругла,
а обязанности квадратны!
Осторожно, упорно
подбирал ты ключи
для дверей, что не думали вовсе
от тебя запираться…
Если сразу открою вам сумму я,
а слагаемых не назову —
не узнаете, что я думаю,
чем живу.
Солнце скрывает Вселенную,
свет — золотая завеса,
ночью бездонная истина
в бездне бессонным видна.
Детство превращается,
юность превращается,
зрелость превращается,
старость прекращается.
Бытуем в городе, в котором токи
сосредоточены, наведены
на нас и где истории потоки
в истоки наших судеб вплетены.
Убивался кто-то к ночи:
стала жизнь на день короче!
А другой решил иначе:
стала жизнь на день богаче!
С возрастом, как с перевала,
я смотрю, и глаза мои сухи:
видел я, из какого прекрасного материала
делаются старухи.
Не два края, куда направлены