это в Африке было,
в Москве повторяется, снится —
мчатся бабочки снова,
большие, как птицы,
золотые, лиловые, алые, черные,
небывалые,
обреченные…
«Вдруг, проснувшись в казенной постели…»
Вдруг, проснувшись в казенной постели,
Не поймешь, где какая страна…
Забываешь названья отелей,
Мимолетных знакомств имена.
Роль уюта во временном доме
Исполняют диван и плафон.
Говоришь «чемоданы в мой номер»,
Через день выметаешься вон.
Ни к приемнику, ни к одеяльцу,
Ни к цветам, ни к пейзажу в окне
Привязаться нельзя постояльцу —
В сроке истина здесь и в цене.
Расщепляется миг, где обратный
Счет ведется отпущенным дням…
По путевке Париж однократный
Выдается до вторника нам.
Выдается до пятницы море,
Вырывается время из рук.
И гостиница, и санаторий —
Краткий курс философских наук.
Сдай ключи, не ищи милосердья.
Репетиция смерти — отъезд
Или сон. Но, быть может, бессмертье,
Как бессонница, нам надоест.
Так да здравствует жизнь, где начало
И конец застолбит божество
Расписания. Времени мало?
Будем жить. Это лучше всего!
Полоумный
Я научен теперь, я научен
я прикинусь нормальным, иначе
будут снова ловить и настойчиво мучить.
Делать нечего. Поутру
просыпаюсь, иду умываться,
хлещет кровь из открытого крана,
ничего, я беру полотенце,
отпечаталось красным лицо,
всё в порядке, я к вам выхожу,
напевая игривый мотив,
все довольны, и завтрак на столике, —
в этом мире никто не убит.
Хеппи-энд
Все кончилось благополучно.
Волков почуя, бараны
еще теснее сплотились
вокруг своего пастуха,
когда он вскинул двустволку,
и волк закружился, раненый,
бросился пес на хищников,
и те ушли от греха.
Все кончилось благополучно,
как я вам сказал заранее.
Садилось кровавое солнце,
лучи посылая вкось.
Пастух в тулупе овчинном
задумчиво ел баранину,
и преданный пес лениво
глодал баранью кость…
«Ах, Кавказ! Это слишком красиво…»
Ах, Кавказ! Это слишком красиво.
Расписной, как рекламный буклет,
Где магнолия вышла счастливо
За самшит, кому тысяча лет,
Где для пальмы, мимозы и розы
Просветляется моря хрусталь,
Где поэзией выглядит проза
И блаженством зовется печаль,
Где друзья тебе трижды воздали
За весь род и еще наперед…
Обжигаючи пальцы, хинкали
(И урча) отправляешь ты в рот.
Цепи гор — в три ряда перспектива,
И классический туч караван…
Ах, Кавказ, это слишком красиво!
Но картинка надорвана криво:
Ветер, холод, — ночной ураган,—
Шторм буянит, как пьяный погромщик,
Хлещет ливень по окнам, все громче,
Дребезжит на балконе стакан…
Конец сезона
Последние дары календаря —
Минуту солнца упустить досадно.
О, этот лунный климат сентября! —
Одной щеке тепло, другой прохладно.
На пляже общество. Но от и до…
Вот убыл тот. Вот появилась эта.
Здесь не укореняется никто:
Заказаны обратные билеты.
Здесь глубже понимаешь: всё течет.
Уже закрыто лето на учет.
Мы сходимся, любезно тараторя,
Временщики у вечных гор и моря.
Дни осени прощально хороши,
Но пляжники расставлены все реже,
И наконец у моря — ни души,
Лишь ветер подметает побережье.
«Закончив дела и не споря…»
Закончив дела и не споря
с моей сухопутной судьбой,
последние годы у моря
провел бы с самим я собой.
И в солнце и в дни непогоды
я стал бы у моря бродить,
чтоб все мои годы, все годы
додумать, довспомнить, забыть.
Отзвуки юности
Юность — это варианты рая,
Впереди дорог не перечесть,
И мне сладко медлить, выбирая,
Ведь пока не выбрал — выбор есть.
Мой он, расширяющийся личный
Мир. Со всеми поделиться рад
Я своим богатством неприличным,
Ведь пока не выбрал — я богат.
Так себя я тешил для отвода
Глаз, призваньем на заметку взят.
Все же — безответственность, свобода,
Молодость — бессмертье напрокат!
Как за тобой я хожу?
А вот так и хожу и на скрипке играю,
на незримой — оставить тебя не могу
без музыкального сопровождения.
Так иду за тобой до самой границы,
до незримой — закрытой лишь для меня,
и в разлуке всю ночь
я держу тебя нитью мелодии,
чтоб ты завтра вернулась
и все повторилось сначала.
Никто тебя не видел такой,
ни ночью, ни днем, ни в толпе городской,
никто никогда, ни зимой, ни весной,
ни мать, ни отец, ни даже сама ты
на фото ли, в зеркале — с той красотой
все свыклись, но, боже, из пены морской
кто видел рождалась какая, объята
свечением, аурой зыбкой, любовью
в тот миг… до сих пор ослепляются болью
глаза — только я тебя видел такой!
Это молодость, вдохновение,
Очертания чуда вчерне,
Это музыка возникновения,
Это крылья и слезы во сне.
Мир открылся, назвавшись тобою
И твои обретая черты.
Мы расстались на миг, и с тоскою
Я смотрю: это ты и не ты…
Может, свет пропадает в алмазе,
Ускользают лучи с озерца,
Может, словно стихи в пересказе,
Остаются черты лица?..
Юность. Радуга. Это ненадолго.
Я не думал совсем о веках,
но хотел сохранить я радугу
в набегающих к сердцу словах,
чтоб, не та́я, простая и светлая,
пребывала, тайну тая,
потому что была семицветная,
потому что была — моя…
«В чем дело?..»
В чем дело? Все при мне.
Но лишь прошла ты —
открылось чувство острое утраты.
В метро, в толпе, когда туда-сюда
снуют —
кому какая карта? —
как жалко, девочка, что ты из кадра
уходишь навсегда!
Когда бы не Москва, а лес и вместо улиц
тропинка,
мы б с тобой не разминулись,
когда б еще да не мои года…
«Вижу стреляных, тертых, прожженных…»
Вижу стреляных, тертых, прожженных,
с каждым часом они все мудрей,
но давно не встречаю влюбленных,
озаренных любовью людей.
Все знакомцы добром обзаводятся,
тяжелеет в домах благодать,
в тех местах, где влюбленные водятся,
не приходится больше бывать…
ЗЁРНА-II
Урок анатомии. Тело:
почки, печень, гемоглобин,
но это решительно не имело
отношения к той, кого я любил…
Мрак забываю, светлое коплю,
а как легко — чуть что — сплеча ты рубишь!..
Не веришь ты, что я тебя люблю,
не верю я, что ты меня не любишь.
Он полюбил ее. Она была согласна.
Но стал поэт накручивать сюжет:
Где нет препятствий, там искусства нет…
Все правильно. Они теперь несчастны.
Протянут канат между бездной и тьмой.
Кто по канату ходит
вниз головой?
В неразберихе несусветной,
не помня истины и лжи,
он весь любил тебя — то светлой,
то темной стороной души.
В чистом поле, где возможность всех дорог,
я мысленно провел черту:
ее не перейду.
Посумасбродничай,
побудь жестокою,
поймешь со временем
простой секрет:
прекрасной женщине
прощают многое,
несчастной женщине
пощады нет…
Половинка моя, половинка моя,
что ж до встречи тебя обломали?
И теперь в этом мире едва ли
половинок сойдутся края…
Как устал я от этой травы!
Этот зуд — затянувшийся суд.