их неразмениваемость, незаменимость,
невыговариваемость,
неизреченность…
Читая Тютчева
Молчи, скрывайся и таи…
Быть только мастером — невелика заслуга,
Заслуга — исповедь и проповедь души,
Когда ты несвободен от любви, от друга,
От звезд и от земли… Всему принадлежи.
Но с современностью мучительна разлука,
Когда согражданам в коснеющей тиши
Не вырваться из заколдованного круга,
А ты на новые выходишь рубежи.
Толпа торопится, кружным путем влекома.
Ты отклонился? Одиночество отлома
Сноси безропотно, будь верен высоте.
Когда разлом прошел и через стены дома,
Себе принадлежи. В застойной суете
Остаться мастером — учиться немоте.
…Как тихо! Мир замерший чуток,
Но тишь тишине не равна.
Не дай тебе бог перепутать
молчание скрипки
с молчаньем бревна.
Пока не созрела
молитва подкупольная,
ты колокол зря за язык не тяни,
молчание, как возлюбленную,
ты от посягательств храни.
И это с ней умрет.
Она молчать умеет.
Однажды бедных душ
коснулся звездный час…
От бездны немоты
отступничеством веет,
а Слово — это дар,
что продолжает нас.
О музыке смолчать?
Душа окаменеет.
Зачем сама себе
она зажала рот?
Кто песне волю даст,
тот в ней не постареет,
чем более отдаст,
тем менее умрет.
Увидевший цветок
смолчит — цветок увянет,
смолчавший про маяк
потопит корабли,
узревший божество
смолчит — и нас не станет,
пустыни подойдут,
подходят,
подошли…
«…но с облаков упав на камень…»
…но с облаков упав на камень,
крыло стиха ты повредил,
теперь все мелкое подробно
В глаза соломой, но смотри —
Не ты один — такое время,
теряющее высоту.
Что делать? Есть еще в газетах
кроссворды — время убивать…
Что делать? Стало все иначе,
все снизу выглядит не так:
любовь — с изнанки, ум — с исподу
и памятники — с сапогов,
и звезды ржавые как гвозди
в подошве неба…
1981
«В московском декабре…»
В московском декабре
нет солнца по неделям,
и тянет подземельем,
и сыро, как в норе.
Туман густой и влажный
размазал вдалеке
Останкинскую башню,
как ложку в молоке.
На душу монолитный
небесный свод налег,
как в малогабаритной
квартире потолок.
И жизнь в таком настрое,
и лозунга лоскут
к периоду застоя
потомки отнесут…
«Детству нужен маленький тайник…»
Детству нужен маленький тайник,
Тайна изначальная — природе.
Личность перпендикулярна моде,
Как огласке уличной — дневник.
Что на людях сочиненье книг,
Что любовь, что роды при народе?
Что душа в подстрочном переводе
На расхожий будничный язык?
Умный в переводе на дурацкий,
Женский в переводе на мужской,
Трезвый в переводе на кабацкий,
Гениальный стих — на никакой?
Тайну бережет первоисточник,
Точно балерина — позвоночник.
Занавес
За спиною не падает занавес.
Оглянись —
на безмолвный запрос
все, что было,
на сцене заново
возникает подряд и вразброс.
Но всегда перед носом — занавес,
эта пьеса вперед не видна.
Проступает ли радость, как зарево,
или кровь —
как сквозь марлю бинта?
Не один бросался на занавес,
как на штурм лотерейных удач,
но предательски
перед глазами
матадор
полощет свой плащ…
Кто-то ищет зазор среди заповедей,
подсмотреть — старается зря,
кто целует краешек занавеса,
за молчание благодаря,
но художник не знает зависти,
верный замыслам вещего сна,
вдаль глядит
и не видит занавеса,
как не видит в кино полотна…
Мастер
— Молодой был, красивый и ярый,
было творчество и торжество,
а теперь он настолько старый,
точно он никогда ничего…
Налетало ли дерзкое чувство,
обдавая прибоем его?
— Но взыскательней, строже искусство
и все выше его мастерство,
с тихой мудростью тысячелетней
создает каждый стих как последний,
удивляясь ему
как единственному…
Сын природы, невидимо юн,
он летает во сне — этот горный валун.
Улыбается старый колдун.
Суждено горячо и прощально
повторять заклинаньем одно:
нет, несбыточно, нереально,
невозможно, исключено…
Этих детских колен оголенность,
лед весенний и запах цветка…
Недозволенная влюбленность —
наваждение, астма, тоска.
То ли это судьба ополчается,
то ли нету ничьей вины…
Если в жизни не получается,
хоть стихи получаться должны.
Комом в горле слова, что не сказаны,
но зато не заказаны сны…
Если руки накрепко связаны,
значит, крылья пробиться должны.
«…но пуля Дантеса…»
…но пуля Дантеса
на смену поэта повергнутого
на сцену вызвала Лермонтова —
такая вот пьеса.
Но что за финал,
когда не нашлось современника
спросить с того соплеменника,
что руку на своего
поднимал!
И с тех пор уже
не от француза
погибала русская муза…
Роль
Защитилась тогда от поэта,
отстояла себя…
Гору лет
после выстрела из пистолета
перешла —
продолжения нет.
Защитилась,
себя отстояла,
родилась, мол, актрисой на свет,
но актриса тогда почему-то
за минуту,
за четверть минуты
до финала
в лицо не узнала
настоящую роль…
Застрелился поэт.
Говорили потом:
ухватился
за отказ — в оправданье себе,
застрелился поэт,
уклонился
от того, что чернело в судьбе,
упредил середину тридцатых,
с женским именем гибель связал,
написал он, что нет виноватых,
отчего погибал —
не узнал,
потому в полный рост, как бывало,
молодой, упоенный Москвой,
он на площади
весь из металла
с непокрытой стоит головой,
но в глазах у нее
и сегодня:
дымка пороха… стон…
и опять —
с пулей в сердце
он голову поднял,
смотрит,
силится что-то сказать…
«Они любили друг друга…»
Они любили друг друга
и оба с собою покончили…
Правда, он застрелился почти на глазах у другой,
а она полстолетья еще погодила
и многих еще любила,
но все-таки верно лишь то, что в стихах:
Маяковский и Лиля.
«Стариковский семейный досуг…»
Стариковский семейный досуг
ставит ту же пластинку на круг.
Ах, какая привычная мука
повторяться от звука до звука,
завтра снова вчерашняя скука,
лишь бы только не помнить, что вдруг —
та последняя в мире разлука…
«Страсть не зря укротилась…»
Страсть не зря укротилась —
Горек привкус предела.
Будущее укоротилось,
Сущее потускнело.
Оно и в зное и в стуже
Все хуже, по мнению старцев.
Не спорь.
Мир становится хуже,
Чтоб легче с ним было расстаться.
«Ожил в сумерках магнитофон…»
Ожил в сумерках магнитофон,
ленту старую сводит судорога,
воскресает веселая сутолока,
хохот, тост, хрусталя перезвон,
голоса…
словно чертик из ящика,
прямо в комнату — праздничный час.
Чудеса! Только в то настоящее
не пускают из этого нас.
Там не ведают все, что последует.
Мы-то знаем.
Пускать нас не следует.
Еще раз прокрути,