– Разреши мне пришвартоваться.
Иван неохотно коснулся экрана.
– Разрешаю.
Пока Никин шаттл выполнял программу стыковки, Иван смотрел в иллюминатор.
Они были с параллельных потоков. Он учился на медицинском, она – на химбио. Яркая, весёлая Ника Воскресенская обращала на себя внимание – всегда в центре событий, всегда «на коне». Долгое время Иван смотрел на девушку издалека, чувствуя необъяснимое раздражение. Где она, там шум. Смеётся громче всех, если какая студенческая «движуха» – она в первых рядах, тусовка на грани с дозволенным – куда без Воскресенской, скандал – можно не сомневаться, и тут без неё не обойдётся. Кажется, её родители неплохие учёные, фамилию «Воскресенские» Иван слышал от отца.
На лётном курсе факультеты объединили. Вводная лекция собрала полную аудиторию – студентов должны были поделить на экипажи, за каждым закрепить куратора и отправить в Центр полётов на тренажёры-симуляторы. Ника опоздала и, влетев в помещение, ошеломлённо остановилась. Окинула взглядом плотные ряды учебных кресел и задержала его на Иване. По иронии судьбы рядом с ним оказалось ближайшее к выходу свободное место.
– Можно? – спросила Ника. Из-под длинной густой чёлки на Ивана смотрели пытливые глаза.
Он молча кивнул и отодвинул планшет.
– Воскресенская. Ты – Вяземский?
Иван снова кивнул, демонстративно глядя на трибуну.
– Я тебя знаю, отец рассказывал. Родаки у тебя жёсткие. Папа говорил, твой отец его диссер разгромил. На атомы разнёс, он потом года два себя с переборок соскребал. Но, ничего. Говорит, за дело, сейчас даже благодарен. Он в Совете Биологической лабораторией заведует, слышал небось. А ты всегда такой прибитый?
Иван взглянул на Нику и невольно хмыкнул. На смену недовольству неожиданно пришло любопытство.
– Я пытаюсь не пропустить своего куратора.
Ника махнула рукой.
– Ой, да без нас не улетят.
Но всё-таки замолчала на целую минуту.
…Воскресенская, Вяземский, Григорук. Куратор – Лощинин Виктор.
– Счастье привалило…
Ника упала лицом в планшет. Повернула к Ивану голову и громко просипела:
– Лощинин – полный урод. Вот повезло…
Иван неожиданно для себя подхватил её тон.
– Зато, если выживем, будем круче всех.
Девушка фыркнула и, вдруг посерьёзнев, протянула руку.
– Ника.
Он пожал тонкую ладонь.
– Иван.
Это было особенное время, амбиции, мечты. «Резвая молодёжь», называл их выпуск отец.
…Ивану нравились её волосы. Густые, тяжёлые, цвета чёрного кофе. И ещё чёлка. С такой чёлкой неудобно в шлеме, непослушные пряди лезут в глаза, липнут к экрану. Когда Иван говорил ей об этом, Ника презрительно фыркала. А однажды и вовсе перекрасилась в огненно-рыжий.
Они были очень разными, почти полярные противоположности. И всё же мечтали об одном и том же. Оба грезили космосом. Последовательный Иван собирался заняться практикой на Земле, Ника рвалась в небо. Неожиданно после диплома Ника поступила в аспирантуру, словно повзрослев и сознательно «подвинув» свою мечту. Она, разумеется, могла совершать короткие вылазки, вроде сегодняшней – опыта хватало. Но о настоящей экспедиции речи пока не было.
А потом произошло всё и сразу. Темпус-Леора. Родители. Неизвестная болезнь. И любимая девушка, которая решила его бросить.
Стукнувшись о переборку, Ника вошла в каюту.
– О, гравитация, – она уважительно присвистнула. – У меня не установили, полчаса болталась в невесомости.
Иван вынужденно повернулся вместе с креслом.
– Мне нужно, чтобы ты меня осмотрел. Как врач.
Хотелось поёрничать на тему нового увлечения, после которого Нике срочно понадобилась врачебная помощь, но звенящее в голосе отчаяние его остановило. Иван поднялся, привычным жестом продезинфицировал руки и надел тонкие хирургические перчатки.
– Посмотри на меня. Просто посмотри.
В прошлый раз они виделись три недели назад и выглядела она совершенно нормально. Говорила, конечно, ужасные глупости, но в остальном была самой обычной Никой. Иван включил медицинский сканер и повернулся.
В волосах блестели нити. Седина. Иван подавил вздох и продолжил осмотр. Лицо осунулось, чётче обозначились скулы. Возле глаз «сеточки», лоб прорезали заметные морщины. Кожа сухая и тонкая, вместо обычного румянца следы купероза. Сканер в его руках пикнул, осмотр окончен. Необходимый минимум сведений высветился на экране и побежал весёлой строкой.
– Сколько мне лет, доктор? – невесело спросила Ника.
– Двадцать четыре. С «хвостиком».
– Я серьёзно.
Иван отвернулся, делая вид, что сосредоточенно снимает перчатки.
– Биологический возраст твоего организма соответствует сорока двум – сорока четырём годам.
Он повернулся и наконец посмотрел ей в глаза.
– Я, кажется, догадываюсь, что произошло, но ты всё-таки расскажи.
Ника опустилась в кресло.
– Можно мне попить чего-нибудь? Я так боялась не успеть до твоего следующего скачка, что забыла проверить провиант. На корабле даже кофе нет, только тюбики с молочным коктейлем. Страшная мерзость.
Иван молча встал и нажал кнопку на аппарате. Пока готовился кофе, Ника собиралась с силами.
– Три недели назад отец дежурил в лаборатории. Я увязалась за ним, под предлогом, что мне нужно кое-что доделать. – Ника кусала бледные губы и смотрела в сторону. – С работой он мне помог. Потом заснул, прямо в кресле. Устал, работы невпроворот… А я… я взяла из сейфа пробы воздуха с Темпус-Леоры.
Тихо-тихо гудели двигатели. Успокаивающе мигали зелёным индикаторы сканера неполадок. Он всё-таки спросил:
– Зачем ты это сделала?
Ника усмехнулась.
– Я же самая умная, забыл? Мне казалось, стоит разложить воздух по моей формуле и всё станет ясно… Я спасу твоих родителей, получу всемирную славу и медаль.
Она бессильно покачала головой. Шутка про медаль получилась совсем не смешной.
– А на следующий день появилось это.
Девушка протянула руку. На тыльной стороне ладони виднелось коричневое пигментное пятнышко. А выше на запястье ещё россыпь.
Иван автоматически провёл по нему пальцем. На фото из папки у родителей все руки в таких.
– Так что с формулой?
– Ничего. – Ника пожала плечами. – Обычный состав. Я билась над ним несколько дней, без толку.
– А сама ты как с воздухом контактировала?
Ника фыркнула.
– Как можно контактировать с воздухом из пробирки? Вдохнула.
Иван потянулся к планшету. Свет экрана отразился от загорелого лица.
– Значит, дело всё-таки в нём, – проговорил он.
Ника снова пожала плечами.
– В воздухе ничего нет… Уж ты мне поверь.
Иван промолчал.
– У тебя есть план, капитан? – Ника попыталась пошутить, но голос дрогнул и прозвучал жалко.
– Так, наброски.
– Но ты ведь хочешь высадиться на Темпус-Леоре?
– Так точно.
Он скорее догадался, чем услышал.
– А если не получится?
– Состаримся и умрём. Правда, уже не в один день.
Долгую минуту оба молчали.
– Я отключу гравитацию, если ты не против.
Ника кивнула. Кофе она допила, можно обойтись и без искусственной силы притяжения. Просто она терпеть не могла пить кофе из герметичных стаканчиков. Ни вкуса, ни аромата.
Ночью было о чём подумать. Иван сидел в кубрике и листал электронные записи. Снова просмотрел дневники первопроходцев, изучал и сравнивал Никины показатели. Наконец вывел прямо перед собой трёхмерное изображение Темпус-Леоры, в надежде, что его осенит. Озарение запаздывало. Прозрачная планета мерцала миллиардом проекционных точек, медленно поворачиваясь. Рядом, копируя вращение, двигался её послушный брат-близнец – Заман. С юго-запада на двойную планету падал мягкий свет белого гиганта Самайи Векту.
Равновесие. Эту аксиому Иван помнил с детства – мир по своей природе гармоничен. Как только перевес на какой-то одной стороне, мир будет стремиться к равновесию. Любой ценой. В любой точке Вселенной.
Если на Темпус-Леоре есть то, что убивает, должно быть и то, что даёт жизнь. В этом и заключалась версия Ивана. Даже не версия, а так, надежда. Люди нарушили гармонию Темпус-Леоры и мгновенно поплатились. Но что именно они сделали? Взяли пробы воды и грунта? Нарушили целостность атмосферы? Вмешались на ментальном уровне? А может быть, даже приближаться к двойной планете запрещено по неписаному космическому кодексу?..
Раздался тихий щелчок. Автопилот сообщил о входе в галактику Тэ-во. Пока Ника спала, Иван принял неожиданное решение. Он ещё раз внимательно посмотрел на карту и обратился к автопилоту:
– Внести изменения в координаты полёта.
– Отменить пункт «Темпус-Леора»? – с готовностью отозвался автопилот.
– Не отменять. Добавить промежуточный. Система Самайя Векту. – Иван сощурился от яркого света звезды. – Курс на Заман.
День первый. 12 ч 15 мин по земному времени
Темпус-Леора
Бескрайние равнины, горы со снежными шапками на вершинах, океан… И леса. Леса до горизонта, такие леса землянам и не снились. Ясное дело, Совет Федерации потирал руки, оценивая перспективы новой планеты.
– Температура на поверхности плюс двадцать три градуса, влажность умеренная. Ветра нет.
Они высадились недалеко от лагеря первопроходцев. Жилые модули и лабораторный блок выглядели так, словно группа на полевых работах и вот-вот вернётся на обед.
Иван включил питание. Загудел генератор, и пульт управления дружелюбно вспыхнул голубым светом.
Осмотрев лагерь, исследователи вышли наружу. Скафандры, понятно, решили не снимать.
Спутников у Темпус-Леоры не было – редкими приливами и отливами ведал Заман. Он и сейчас был хорошо виден – словно огромная луна, Заман слабо отсвечивал на голубом небосклоне, ожидая своего часа.
Весь день они провели в лагере. Сверяли полученные данные, наблюдали за местным светилом и его влиянием на растения в открытых лабораторных теплицах.