– С Новым годом! С Новым годом! – прыгала вокруг него ребятня.
Взрослые игроки-люди смеялись, обнимались и хлопали в ладоши. Социализированный Соловей-разбойник обносил собравшихся изрядно помятыми пирожками из медвежьего короба. Баба-яга развешивала на ёлке серпантин. Ъэьх разбрасывал по залу конфеты из большого мешка, который прозрел в запертом кухонном ящике и извлёк наружу, не открывая замка – через точно направленный временной излом. Какой-то человек в красной шубе сидел под ёлкой, уронив голову на руки и что-то взрыкивал в накладную белую бороду. Континуант сунулся было к нему, чтобы утешить, но был жесточайше укушен взглядом и предпочёл отойти.
– Как хорошо спасти любимые места от жестокой, смутной напасти! – приговаривали Буба и Кики и грели руки о чарки с киселём.
Часы с космической ватрушкой, до сих пор скромно молчавшие в углу, издали вдруг громкое «Бам-м!», и как по команде в комнату ворвался Григорий с красными пятнистыми щеками и истошным криком:
– Стоп игра!
Всё замерло, но Григорию этого как будто было мало, он безумно-невидящими глазами оглядывал обращённые к нему лица, беззвучно смеялся и повторял, повторял как заведённый: «Стоп игра! Стоп игра! Сто-оп!»
Переплетя трёхсуставные руки, Буба и Кики с умилением наблюдали, как над вековыми сибирскими соснами поднимается белое зимнее солнце. Впервые в жизни оба чувствовали стремление формализовать свои чувства и не понимали, с чего следует начать.
– Знаешь, – уронив голос до инфразвука, наконец поделилась Кики, – нигде мне не было так тепло и весело, как на этой игре. Я наконец могла что-то сделать для Земли, пускай и понарошку, но я ощутила себя такой важной и полезной. Ведь люди, животные, растения этой планеты – они как будто навсегдашние дети, такие искренние, эмоциональные и… сияют. Я чувствую, как все они сияют, и тоже начинаю сиять вместе с ними. Мне было важно почувствовать себя одной из них.
Помолчала и добавила:
– Я будто стала частью мицелия размером с планету. Мне хочется поставить щит над этим мицелием, чтобы оберегать его от невзгод. «И тропинка, и лесок, в поле каждый колосок…» Эта планета – невозможно настоящая!
Буба огляделся, убеждаясь, что лес вокруг пуст и тих, однако всё-таки не стал издавать звуков, перешёл на ЛАВ-диалект: слишком сокровенным было то, что он собирался поведать. Бубе казалось, его планы не сбудутся, если он сейчас позволит им обрести форму звуковой волны, зримую для всякого балджинянина.
– Хочу стать уроженцем Земли хотя бы в одной из следующих инкарнаций.
Кики прищурилась на солнце и отправила в ответ сложную ЛАВ-композицию, общий смысл которой сводился к «странно, что не мне первой пришла в голову эта мысль, ведь каждая бацилла на три парсека окрест знает, что я сообразительней тебя».
– Но мне не особенно нравилось, как вели себя люди, – добавила Кики. – Они просто играли в игру и всё. Они не наслаждались этим местом, не пытались научиться чему-то… Только развлекались. Только брали.
Пролетающий неподалёку Ъэьх уловил в дыхании Бубы и Кики нечаянные, не вербализованные нарочно и даже почти не сознаваемые тени досады и жадности. Ъэьх мог бы сказать этим двоим: «Эй, всё в порядке. Земля – не первая во Вселенной планета, которую аборигены знают и любят меньше пришлых. Если планета хороша и разведана – она не пропадёт и не о чём тут волноваться». Но Ъэьх ничего не сказал. Он не был уверен, что уровень развития Бубы и Кики достаточно высок для объёмного и всестороннего понимания подобных сентенций. Потому Ъэьх вытянулся лентой и улетел наслаждаться сибирской зимой, тишиной и громкостью в другую часть леса и времени.
Буба вдохнул полной грудью и задержал дыхание, чтобы воздух в его лёгких согрелся. Буба ощущал незнакомое прежде жжение в тех местах, где у его предков когда-то атрофировались слёзные железы, он чувствовал, как нечто дико-непознаваемое обволакивает открытые участки его тела и проникает глубоко в поры – казалось, что от этого и сам Буба становится чуточку непознаваемо-диким, и ему бы очень хотелось, чтобы это было так. Хотелось стать частью Земли. Захватить с собою кусочек этой странной, нерациональной, плохо объяснимой и навсегда любимой планеты. А ещё что-то щекотно шершавило его горло, словно там плавала золотая рыбка из человеческой сказки.
– Если бы у меня было сердце, я бы сказал, что теперь оно окончательно принадлежит этой планете.
– Будущей зимой мы опять приедем на игру, да? – с надеждой спросила Кики. – Они ведь устроят новую совместную игру, как думаешь?
Буба кивнул. Кики отметила, что он нахватался человеческих жестов и это ужасно забавно.
– Надеюсь, в следующем году нам предложат новый умилительный сюжет. Мы обязательно приедем, и я ещё позову нескольких ближайших сродственников.
В домике мастеров молча пили коньяк оба основателя ААА ПОСП, два гейммастера и шестеро игротехников. Друг на друга они не смотрели и не говорили ни слова. Время от времени растирали отмороженные пальцы рук и ног да иногда ещё компульсивно вздрагивали всем телом.