– Гуляла. Но недолго. Пока была жива наша мать. А потом я ночами Аленкино бельишко стирала и твои чулки штопала.
– Попрекаешь штопаными чулками? Ох, Настя! Человек ты, безусловно, высоконравственный и даже героический, но до чего же тяжелый!
– Да, я тяжелый человек. Тяжелый, как танк, и скучный, как мавзолей. И непробиваемый, как бетонный дот. Я все это уже много раз от тебя слышала. Но сейчас меня не интересует твое мнение о моем характере. Это уже неактуально, поскольку мы расстаемся навсегда и больше друг о друге, надеюсь, не будем вспоминать.
– Почему же? Я никогда не забуду тебя, Настенька. Я буду тебе писать, буду присылать посылки.
– Этого мне только не хватало! Я в подачках ЦРУ не нуждаюсь!
– Опомнись, Настя! При чем тут ЦРУ?
– А от кого же тебе приходили посылки, когда ты сидела в лагере?
– От наших друзей на Западе.
– Ну да, конечно, от друзей. Кому вы там нужны? Кого это могут интересовать противники режима в чужой стране?
– Но ведь и ты каждый год работаешь на субботнике в Фонд мира. А деньги ваши идут противникам режима в других странах.
– И занимаются распределением этих денег никакие не «друзья», а соответствующие специальные организации. – КГБ, что ли?
– Кому положено, тот и занимается. Как у нас, так и у них.
– Да, логично рассуждаешь. Только логика у тебя советская.
– У меня не может быть антисоветской логики. И вот поэтому я тебя заранее предупреждаю – никаких писем, никаких посылок нам с Аленкой!
– Почему «нам с Аленкой»? Мы еще про Аленку ничего не решили.
– Кто тут решает про Аленку? – раздался звонкий голос. – Вы что, мою судьбу обсуждаете всю ночь, пока добрые люди гуляют?
В дверях стояла младшая сестра. Платье на ней было мокрое, как после стирки, распущенные светлые волосы висели сосульками и с них на пол капала вода. В руках она держала охапку такой же мокрой, как сама, сирени и глядела на сестер веселыми сумасшедшими глазами.
– Аленка! Ты откуда такая мокрая?
– Из Невы.
– Господи! Ты что, тонула?
– Не-а. Я купалась.
– Прямо в платье?
– А что же я, по-вашему, должна была захватить купальник, идя на свидание? Я же не знала, что мне захочется купаться.
– А сирень у тебя откуда?
– От Пушкина.
– Ты что-то завираешься. Наломала в каком-нибудь городском саду? Вот бы тебя милиция за этим делом поймала!
– Да нет же, правда от Пушкина! Сегодня ведь шестое июня, день рождения Пушкина. Вот мы с Иваном и зашли в садик пушкинского дома на Мойке. А там такая сирень цветет!
– Наворовали, значит, сирени у самого Александра Сергеевича? – строго, но с трудом скрывая улыбку, спросила Анастасия.
– Настенька, да он не обидится! Он только рад был бы, что жених в его саду нарвал букет сирени для невесты.
– Не болтай чепухи, невеста полоумная! – по-настоящему строго проговорила Анна, собирая со стола посуду. – Иди переоденься, а то простудишься. Я сейчас завтрак приготовлю. Но сначала выпей вот горячего кофе, чтобы согреться.
– Я и не замерзла вовсе. А чего-нибудь другого у вас нет? Шампанского, например, или хотя бы водки?
– Ремня тебе надо, а не шампанского, – сказала Анастасия. – Переоденься и садись за стол. У нас будет серьезный разговор, надо решить твою судьбу.
– А решать ничего не надо. Я уже сама все решила. Вернее, мы с Иванушкой вместе решили.
– И что же вы там решили с твоим Иванушкой?
– Мою судьбу, я же говорю вам!
– И как же вы ее решили?
– Как самую прекрасную сказку. Жили-были три сестрицы. Старшая умница, средняя красавица, а младшая Аленушка – дурочка. Умерла их мать, старшие сестры растили-растили сестрицу-дурочку, а она все умнее не становится. И тогда стали они думать и гадать, куда бы им дурочку с рук сбыть, куда пристроить? А тут к Аленушке посватался физик Иванушка. Тоже дурачок, конечно. Аленушка подумала-подумала… Целых три часа думала! Да и согласилась выйти за него замуж. Они жили долго и умерли в один день. Вот и вся моя сказка.
– Анна! Брось посуду, иди сюда, послушай, что эта мокрая дурочка тут рассказывает! А ты немедленно иди в ванну и все сними с себя. Тоже мне невеста, мокрая и сопливая.
– Настенька, я не невеста. Я жена.
– Как? Что такое? Какая жена? Ты же, как я поняла, только сегодня получила предложение и дала согласие?
– Ну да. А потом я стала женой Ивана. А потом мы пошли купаться в Неве, вот и все. И через неделю мы вместе уезжаем с ним в Чернобыль, на Украину. Он работает на атомной станции. Вот и вся моя судьба, чего же еще?
– Так. А институт?
– Институт – заочно. Или вообще никак. Мне главное, чтобы были у меня сначала три девочки, а потом еще один мальчик. Или нет, сначала мальчик, а потом три девочки. Это, наверно, так прекрасно – иметь старшего брата! Но три девочки – обязательно. Как мы. Одну мы назовем в честь нашей мамы Ниной, а две другие будут Анна и Анастасия. Иван согласен.
– Нет, это что-то уже совсем ни на что не похожее. Анна, Анна! Забирай свою сестрицу и кати в Париж, в Амстердам, в Нотр-Дам, на Мадагаскар! Куда хочешь, только увози ее поскорей от этих чудовищных приключений!
Анна вошла в комнату с халатом в руках, накинула его прямо на мокрые плечи Аленки и повела ее в ванную.
– Иди-иди, чудовище. Так его что, и вправду Иваном зовут?
– Ну да. Могла ли я упустить такой случай? Иванушка с Аленушкой, вы понимаете?
– Лично я – нет. Я ничего не понимаю, – проговорила Анастасия, хватая сигарету и разминая ее дрожащими пальцами.
Анна вернулась в комнату и полезла в шкаф.
– Ты чего ищешь? – спросила Анастасия. – Уж не шампанское ли – по случаю торжества твоего свободного воспитания?
– Нет, шампанского у меня нет. Но где-то было полбутылки сухого.
Из ванной донесся шум падавшей из душа воды, потом пение Аленки, а потом ее крик:
– Настенька! Аннушка! Хоть вы и умные, а я дурочка, я все равно вас очень люблю и всегда буду любить!
Глава первая
Анна, Ирина и Свен узнают новость
– Аннушка! Пора вставать! Вас ждут кофе, томатный сок, омлет с грибами и Свен с новыми переводами.
М-м! Как хорошо начинается новый день! Анна улыбнулась и открыла глаза. Нигде она так легко не просыпалась, как здесь, в Стокгольме. Это, наверное, балтийский воздух так на нее действует – ветер с родной Балтики! Да и когда еще ее так будили, когда подавали ей в постель кофе?
– Спасибо, милая Ирина Борисовна. Доброе утро.
Анна одной рукой взяла чашку с кофе, другой стакан с томатным соком. Кофе бодрил, разогревал, сок освежал. Через две минуты от сна уже вовсе ничего не осталось.
Приняв душ и приведя себя в порядок, она спустилась в кухню по веселой деревянной лестнице с поскрипывающими ступенями.
– Привет, Свен!
– Привет, Анна! Как спала?
– Прекрасно. Правда, во сне кому-то читала какую-то лекцию, но сейчас уже не помню о чем.
– Это ты для того, чтобы не выбиваться из ритма, заданного Ириной?
Анна никак не могла привыкнуть к тому, что Свен, ученик Ирины Борисовны в прошлом, а теперь коллега и соавтор некоторых ее переводов, называет ее без отчества, просто по имени – Ирина. Вот бы кто-то из ставших взрослыми учеников Анастасии звал ее Настей! Демократично, но невозможно. Легкая грусть при воспоминании о сестре на миг охватила ее всю и тут же отпустила. Анна не позволяла себе расслабляться в воспоминаниях. Семь лет, как они расстались, семь лет – и ни одного письма ни от Анастасии, ни от Аленки. Одной писать не позволяет ее партия, другой – работа мужа на атомной станции. Хватит об этом.
К тому же, сейчас она отогрелась душой у милой Ирины Борисовны. Хорошо, что она согласилась на это турне по Швеции! Вот так, неожиданно, вдруг встретила родного душой человека и успела привязаться к нему, полюбить. Чем-то Ирина Борисовна напоминала Анне ее мать: такая же веселая, готовая радоваться чему угодно, как ребенок, – солнечному дню, красивому острому словцу. Среди неторопливых, спокойных шведов она несется по жизни, как метеор, все и вся заражая энергией, включая в свое движение И цель у нее такая прекрасная: по сути в Стокгольме только вокруг нее и существует этот островок внимания к России, к ее литературе, ее искусству. А ведь Ирина Борисовна уже больше двадцати лет назад выехала из Советского Союза со своим мужем-шведом. Господин Карлссон шутит: «В Швеции нет вулканов, ну так я вывез один из России!»
Пока Анна думала об Ирине Борисовне, та вовсю гремела посудой на кухне, одновременно что-то напевала и разговаривала со Свеном.
Анна оглядела стол, обнюхала, дергая носом:
– А что это тут так вкусно пахнет? Что еще на завтрак, кроме Свена?
– Омлет с грибами и с авокадо.
– Какая экзотика!
– Не большая, чем твой кофе с томатным соком, Анна, – улыбнулся Свен.
– Кофе с томатным соком – это мой личный вклад в западную цивилизацию.
– А не лекции о самиздатской поэзии и не статьи о ней?
– Нет, только кофе с томатным соком. Лекции может читать каждый, а вот кофе с томатным соком – это было озарение, это было, как удар молнии! В ту минуту, когда я поняла, что можно попробовать совместить два любимых напитка, я узнала, что испытывает гений, открывая что-то новое в искусстве. Я чувствовала себя Моцартом.
– А не Менделеевым? Ведь это уже химия.
– Эйнштейном! Это было преображение вещества.
– Дети, поторопитесь! – вмешалась в их болтовню Ирина Борисовна. – Через пять минут явится журналистка из женского журнала. Кстати, Анна, у вас далеко фотографии Ирины Ратушинской?
– Вон там пакет, на холодильнике. Я еще с вечера приготовила.
– Отлично. Свен, а ты что нам сегодня принес?
– Я перевел вот это.
Свен протянул ей листок со стихами.
– Нет, я лучше на слух. Аннушка, прочтите вы по-русски, а потом Свен прочтет по-шведски. На слух я лучше улавливаю, у меня ведь абсолютный слух, вы это знаете, дети! А если я буду читать, то обязательно отвлекусь на какие-то свои ассоциации, какие-то свои мысли вмешаются.