InterplanetaryJournal, который она опубликовала несколько дней назад. «Есть какие-нибудь идеи по этому поводу — «Это похоже на музыкальный номер лесоруба». Что вы об этом думаете?»
«Сколько букв?» — спросил Хант после нескольких минут раздумий.
"Девять."
Хант нахмурился, наблюдая за сводками состояния систем полета, которые регулярно обновлялись на дисплее консоли перед ним. «Логарифм», — сказал он после еще одной паузы.
Лин задумалась, потом слабо улыбнулась. «О, я вижу, подлый. Звучит как «ритм лесоруба».
"Верно."
«Он влез нормально». Она написала это слово на бумаге, лежащей у нее на коленях. «Я рада, что у Джо Шеннона было меньше проблем с этим, чем с этим».
«И ты, и я».
Подтверждение Шеннона о том, что сообщение было понято, пришло двумя днями ранее. Идея пришла Ханту и Лин однажды вечером, когда они были в квартире Лин, решая головоломку в одной из книг Ханта с кроссвордами London Times . Дон Мэддсон, эксперт по лингвистике в Navcomms, изучавший язык Ганима, был одним из постоянных составителей головоломок Journal , а также близким другом Ханта. Поэтому с благословения Колдуэлла Хант рассказал Мэддсону столько, сколько было необходимо о ситуации с Гистаром, и вместе они составили сообщение, переданное на Юпитер. Теперь не оставалось ничего другого, как ждать и надеяться, что это даст результаты.
«Будем надеяться, что Мерфи возьмет выходной», — сказала Лин.
«Никогда не надейся на это. Будем надеяться, что кто-нибудь вспомнит о расширении Закона Хантом».
«Какой номер у Ханта?»
«Все, что может пойти не так, пойдет не так... если только кто-то не возьмет на себя смелость что-то с этим сделать».
Крыло-корпус за окном опустилось, когда аэромобиль выехал из коридора движения и повернул, чтобы начать пологий спуск. Группа больших белых зданий, стоящих по стойке смирно на берегу реки примерно в миле от него, медленно двигалась, пока не оказалась в центре лобового стекла и не оказалась прямо впереди.
«Должно быть, он был страховым агентом», — пробормотал Хант после короткого молчания.
"ВОЗ?"
«Мерфи. «Все пойдет наперекосяк — подписывай заявление прямо сейчас». Кому еще, кроме страхового агента, пришло бы в голову сказать что-то подобное?»
Здания впереди росли, принимая плавные, чистые линии Биологического института Вествуда Отдела наук о жизни UNSA. Транспортное средство замедлилось до остановки и зависло в пятидесяти футах над крышей здания Биохимии, которое вместе с Нейронауками и Физиологией образовало трио, обращенное к вытянутому корпусу Администрации и Центральных учреждений через площадь с красочной мозаичной мостовой, прерываемой газонами и множеством фонтанов, играющих на солнце. Хант визуально проверил посадочную площадку, затем очистил компьютер, чтобы завершить последовательность спуска. Через несколько минут он и Лин регистрировались на стойке регистрации в вестибюле на верхнем этаже здания.
«Профессора Данчеккера нет в кабинете», — сообщила им секретарша, сверяясь с экраном. «Код маршрута, введенный против его номера, относится к одной из подвальных лабораторий. Я попробую там». Она набрала другой код, и после короткой задержки символы на экране исчезли в размытом цвете, который тут же собрался в черты худого, лысеющего мужчины в анахроничных очках в золотой оправе, возвышающихся над тонким, немного орлиным носом. Его кожа производила впечатление, будто ее натянули на кости в последнюю очередь, и ее едва хватило, чтобы прикрыть его непокорный, выдающийся вперед подбородок. Он, казалось, не был слишком доволен прерыванием.
"Да?"
«Профессор Данчеккер, здесь верхний вестибюль. У меня к вам двое посетителей».
«Я очень занят», — коротко ответил он. «Кто они и чего они хотят?»
Хант вздохнул и повернул плоский экран к себе. «Это мы, Крис-Вик и Лин. Вы нас ждете».
Выражение лица Данчеккера смягчилось, а его рот сжался в тонкую линию, которая на кончиках слегка дернулась вверх. «О, конечно. Я извиняюсь. Спускайтесь. Я в анатомической лаборатории на уровне E».
«Вы работаете один?» — спросил Хант.
«Да. Мы можем поговорить здесь».
«Увидимся через пару минут».
Они прошли к лифтовой группе в задней части вестибюля. «Крис, должно быть, снова работает со своими животными», — заметила Лин, пока они ждали.
«Я не думаю, что он выходил на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, с тех пор как мы вернулись с Ганимеда», — сказал Хант. «Я удивлен, что он не стал похож на некоторых из них».
Данчеккер был с Хантом на Ганимеде, когда Шапирон вновь появился в солнечной системе. Фактически, Данчеккер внес основной вклад в то, чтобы собрать воедино то, что было, вероятно, самой поразительной частью всей истории, наиболее деликатные детали которой все еще не были разрешены для публикации ничего не подозревающему и психологически неподготовленному миру.
Неудивительно, что ганимейцы посещали Землю в период расцвета их цивилизации на Минерве — двадцать пять миллионов лет назад. Их ученые предсказывали эпоху ухудшения условий окружающей среды на Минерве в виде увеличения концентрации углекислого газа в атмосфере, к которому у них была лишь низкая врожденная толерантность, поэтому одной из причин их интереса к Земле была оценка ее как возможного кандидата для миграции. Но вскоре они отказались от этой идеи. Ганимейцы произошли от предков, чья биохимия исключала появление плотоядных животных, тем самым подавляя развитие агрессивности и безжалостности вместе с большинством связанных с этим черт, которые характеризовали борьбу за выживание на Земле. Дикость, которая царила в среде Земли позднего олигоцена, раннего миоцена, делала ее слишком негостеприимной для спокойного темперамента ганимейцев, и идея поселения там немыслимой.
Однако эти визиты на Землю имели один практический результат в дополнение к удовлетворению научного любопытства ганимедов. В ходе их исследований форм животной жизни, которые они обнаружили, они выявили совершенно новый, основанный на генах механизм поглощения C0 2 , который дал земной фауне гораздо более высокую и более адаптивную врожденную толерантность. Это предложило альтернативный подход к решению проблемы на Минерве. Ганимеды импортировали большое количество видов наземных животных обратно на свою собственную планету, чтобы провести генетические эксперименты, направленные на трансплантацию функциональных земных кодирующих групп в свой собственный вид, после чего автоматически инбридинг в их потомках. Некоторые хорошо сохранившиеся образцы этих ранних наземных животных были извлечены с разбитого корабля на Ганимеде, и Данчеккер привез многих из них обратно в Вествуд для детального изучения.
Эксперименты не увенчались успехом, и вскоре после этого ганимейцы исчезли. Земные виды, оставшиеся на Минерве, быстро уничтожили практически беззащитные местные формы, адаптировались и распространились по всей планете, продолжая развиваться. . . .
Почти двадцать пять миллионов лет спустя — примерно за пятьдесят тысяч лет до текущего периода на Земле — разумная, полностью человеческая форма обосновалась на Минерве. Эта раса была названа «Лунариями» после того, как первые следы их существования были обнаружены в ходе лунных исследований, проводившихся в 2028 году, когда Хант впервые вмешался и переехал из Англии, чтобы присоединиться к UNSA. Лунарцы были жестокой и воинственной расой, которая быстро развивала передовые технологии и в конечном итоге разделилась на две сверхдержавы, Цериос и Ламбию, которые столкнулись в последней, катастрофической войне, которая велась на всей поверхности Минервы и за ее пределами. В жестокости этого конфликта Минерва была уничтожена, Плутон и Астероиды родились, а Луна осиротела.
Несколько выживших остались на лунной поверхности в конце этих событий. Каким-то образом, когда Луна наконец стабилизировалась на орбите вокруг Земли после захвата, некоторым из этих выживших удалось достичь единственного убежища, оставшегося для них во всей солнечной системе — поверхности самой Земли. В течение тысячелетий они цеплялись за грань вымирания, на какое-то время вернувшись к варварству и в процессе потеряв нить, которая прослеживала их происхождение. Но со временем они окрепли и распространились далеко и широко. Они вытеснили неандертальцев, которые произошли от приматов, которые продолжали развиваться без помех на Земле, и в конечном итоге стали доминировать на всей планете в форме современного человека. Только гораздо позже, когда они, наконец, заново открыли науки и отправились обратно в космос, они нашли доказательства, чтобы восстановить историю своего происхождения.
Они нашли Данчеккера, одетого в запятнанный белый лабораторный халат, измеряющего и изучающего части, взятые из большой, коричневой, мохнатой туши, лежащей на столе для вскрытия. Он был мощно мускулистым, и его устрашающие, хорошо развитые зубы плотоядного животного были видны там, где была удалена нижняя челюсть морды. Данчеккер сообщил им, что это был интригующий пример родственника дафоэнодонта из нижнего миоцена. Несмотря на его явно отличительный пальцеходящий способ передвижения, умеренно длинные ноги и тяжелый хвост, его три верхних моляра отличали его как предка амфисиона и через него всех современных медведей — в отличие от Cynodesmus , образец которого у Данчеккера также был, чей верхний зубной ряд из двух моляров помещал его между Cynodictis и современными Canidae . Хант поверил ему на слово.
Хант фактически настоял на том, чтобы Колдуэлл, если им удастся организовать посадку корабля из Тьюриена, Данчеккер должен быть включен в состав приветственной группы; он, вероятно, знал о биологии и психологии Ганима больше, чем кто-либо другой в научном сообществе мира. Колдуэлл конфиденциально обсудил эту тему с директором Института Вествуда, который согласился и дал соответствующие рекомендации Данчеккеру. Данчеккера не пришлось долго уговаривать. Однако он был далеко не в восторге от того, как вели себя выдающиеся личности, ответственные за управление делами Земли.