Потребовалось невероятное усилие, чтобы сдвинуть с места и приподнять правую ногу. Опершись ею о перекладину, он переместил выше тело вместе с левой ногой. Теперь рука… Вторая… Снова нога… Вот уже перед лицом железный бортик края крыши. Уже различим запах сухой ржавчины, шифера и голубиного помёта. Ещё ступень… Показалось покатое поле шифера, накренившаяся набок антенна. Лестница здесь надламывалась буквой «Г» и переходила в узкую, сваренную из арматуры площадку, соединяющуюся с крышей. Ещё ступень… Димка налёг грудью на арматурные прутья. Тут на него опять навалилась слабость, и подумалось, что забраться целиком уже не хватит сил. Он отчаянно тянулся вперёд, а бездна словно тащила его за ноги вниз. Как долго это продолжалось и как ему удалось вползти, Димка не смог бы сказать. Он вдруг увидел себя уже стоящим на площадке. Перебирая руками железные поручни, он отошёл от края. Неужели всё?!
Ещё не веря до конца, что он наверху, Димка с удивлением огляделся. Крыша была огромной, широкой, с какими-то выступами, похожими на шалаши, и трубами величиной со шкаф. Шифер слабо отсвечивал в темноте. Напротив виднелись крыши соседних домов, как будто повисшие на тёмных кронах деревьев.
— Я на крыше, — прошептал Димка.
Он отпустил поручни и сделал несколько шагов по наклонному скрипучему шиферу. Соседние крыши спрятались за край, и теперь всё пространство вокруг заполнило чёрное, густо усеянное звёздами небо. Звёзды здесь казались ближе, ярче и крупнее. Вон прямо впереди четырёхугольник созвездия Пегас. Над ним, в светящейся пыльце Млечного Пути, расправил крылья Орёл с яркой голубоватой звездой Альтаир.
«Привет, Альтаир! — мысленно выкрикнул Димка. — И тебе привет, Вега! И тебе, Денеб!».
Он стоял, запрокинув голову, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. У него было такое чувство, будто крыша плывёт вместе с ним, словно космический корабль, направляющийся прямо к звёздам.
— А где же моя звезда Алголь?
По откосу похрустывающего под ногами шифера Димка взбежал на конёк. Он взбежал так легко, как если бы за спиной у него были крылья. Как будто и не было перед этим долгого мучительного подъёма, не было дрожи в коленках и холодных липких ладоней. И он готов был поверить, что он не влез, а взлетел сюда. Жаль только, что не видят его сейчас ребята и… Оля.
Димка повернулся лицом к востоку, и весь гигантский купол неба произвёл стремительный, как в танце, разворот. На нижнем его крае среди крупных рассеянных звёзд Димка угадал знакомый рисунок — три цепочки звёзд, как будто с узелком посредине. Узелок — это альфа Персея, звезда Мирфак, а вон та, вторая снизу, на короткой цепочке, и есть Алголь, бета Персея.
— Алголь, — прошептал Димка.
Какая чудесная звезда! Чистая, как снежинка, далёкая (ведь до неё — страшно подумать! — почти сто двадцать миллионов световых лет), но всё же дотянувшаяся до него своим лучом.
— Ал-го-о-оль! — прокричал Димка в эту мерцающую, переполненную звёздами черноту.
И над тёмными крышами разнеслось долгое, как выдох: «О-о-о-оль!»
ГОРИЗОНТ[1]
Мать Коли Сечкина попросила мужа проверить, как их сын подготовился к природоведению.
— Тема — «горизонт», — вполголоса предупредила она супруга и, наклонившись к его креслу, шепнула: — Сам-то ты знаешь этот вопрос?
— Ну а как же! — отозвался тот. — Помню ещё со школьных лет.
— Коленька! — окликнула мать сына и ушла на кухню.
Борис Семёнович сложил газету и повернулся к дверям комнаты, где уже появился, не переставая нажимать на кнопочки электронной игры, Сечкин-младший.
— Что ж, ответь мне, пожалуйста, что такое горизонт, — обратился Борис Семёнович к сыну.
Коля вскинул голову и бойко произнёс:
— Горизонт — это видимое вокруг нас пространство!
Отец задумался.
— Неверно, — сказал он после паузы.
— Так в учебнике написано! — возмутился мальчишка.
— Прости, но такое не могли написать. Ты сам посуди: видимое вокруг нас пространство — это и вот эта комната, и небо за окном, и двор. Двор — это горизонт?
— Не знаю, — хмуро ответил Коля. — Может, и горизонт.
— Вот так знания! — рассмеялся отец. — Двор стал горизонтом! Коля, — уже серьёзно проговорил он, — ты же видел горизонт. Горизонт — это линия. Линия, а не пространство!
— Линия, — повторил мальчишка и, полагая, что вопрос решён, сделал шаг к дверям.
— Погоди, это не всё. Линий всяких много. Горизонт — линия особая. Вот ты и подумай, в чём же её особенность?
Коля не понимал, чего добивается от него отец. Похоже, он просто вздумал его помучить.
— Что это за линия?
— Это линия неба, — ляпнул Коля наугад.
— То есть эта линия проходит по небу? Над нашими головами? Коля, ты не думаешь! Ты ленишься думать. Ведь так?
Коля и вправду не думал, однако признаваться в этом ему не хотелось, и он принялся усиленно тереть лоб.
— Может, линия атмосферы?
Борис Семёнович отрицательно покачал головой.
— Я не знаю, чего ты от меня хочешь! — Коля готов был разреветься. — Нас в школе так не спрашивают. Нас не заставляют придумывать то, что и так есть в учебнике.
— А зря, — сказал отец. — Зря вас не учат размышлять. Ладно, давай размышлять вместе. Представь себе, что ты стоишь посреди ровного поля. Где, по-твоему, будет проходить эта линия — линия горизонта?
— По земле, — буркнул Коля, не глядя на отца и чувствуя себя незаслуженно наказанным.
— Скорее, по краю Земли, — уточнил отец. — А есть ли вообще у Земли край?
— Нету.
— А нам кажется, что есть. Ведь так?
— Так.
— Значит, горизонт — это край Земли, который нам только кажется. Верно? Или: горизонт — это линия, которая словно бы разделяет небо и землю. Сложно?
— Нет, — признался Коля, заметно повеселев.
— Ну теперь ты сможешь объяснить, что такое горизонт?
— Горизонт — это линия Земли… то есть, это линия края Земли.
— Ладно, хоть так, — согласился отец.
Мальчишка убежал, но через минуту вернулся и положил отцу на колени раскрытый учебник.
«Видимое вокруг нас пространство называют горизонтом», — прочёл Борис Семёнович выделенную жирным шрифтом строчку.
— Странно, — пробормотал он и взглянул на обложку. — «Природоведение. Учебник для третьего — пятого классов… Издательство «Просвещение», девяносто второй год». Да не может быть! — воскликнул он, снова заглянув внутрь книги.
Коля с интересом наблюдал за родителем.
— Коля, — проговорил наконец Борис Семёнович. — Вот тебе пример, что ничего нельзя принимать бездумно. Это неудачное определение. Ты сам убедился в этом. Мы с тобой нашли более точное и понятное определение. Ты согласен?
Коля утвердительно кивнул, тем более что ему приятно было сознавать, что он участвовал в выведении правила — не такого, как в книжке, а даже лучшего. То-то он завтра удивит одноклассников и учительницу. И он лёг спать с этой задорной мыслью.
Борису Семёновичу снилось в эту ночь, будто он школьник и должен ответить, что такое горизонт.
— Горизонт — это… — повторял он в десятый раз, стоя перед классом. — Горизонт — это…
Он помнил во сне, что знал верное определение, однако на языке крутилась лишь всякая чепуха, вроде: «горизонт — это линия атмосферы».
— Так что же такое горизонт? — послышался грозный голос, и Борис Семёнович увидел, что за учительским столом сидит его сын Коля.
— Это… — вновь безнадёжно промямлил он во сне и неожиданно для себя вдруг выпалил: — Это видимое вокруг нас пространство!
— То-то же, — погрозил пальцем Коля-учитель.
Утром, собираясь на работу, Борис Семёнович имел такой вид, будто он всю ночь учил уроки.
А Коля, прекрасно выспавшись, отправился в школу, и, когда на уроке природоведения учительница спросила «Кто ответит, что такое горизонт?», он смело вытянул руку и, вскочив с места, отчётливо произнёс:
— Горизонт — это край Земли, который нам кажется!
Никто не захлопал в ладоши, и даже учительница не ахнула от радостного изумления.
— Как-то не очень… — поморщилась она. — Лучше послушай, как будет правильно: «Горизонт — это видимое вокруг нас пространство». Повтори, пожалуйста.
— Горизонт — это видимое вокруг нас пространство, — повторил Коля и задумчиво посмотрел в окно — в пространство пустого школьного двора.
«Выходит, двор — это всё-таки горизонт», — подумал он.
«КАК Я ПРОВЁЛ ЛЕТО»
В 4-м «Б» писали сочинение на тему «Как я провел лето». Серёжка Шихов раскрыл тетрадь, закрепил в пальцах новенькую, красную с белым, ручку и записал: «Летом я с отцом был на ночёвке». Тут он остановился и прикрыл глаза, словно обдумывая следующую строку или прислушиваясь к чему-то.
В классе шуршали, шушукались, шелестели страницами. Сливаясь, эти звуки навевали что-то знакомое, приятно волнующее… Постепенно до Серёжки дошло, что это шорох камышей. Затем он уловил запах реки, сырой, свежий, смешанный с ароматом прибрежных трав. Он весь потянулся за этим запахом — и воображение с готовностью подхватило его и вынесло из класса.
Глазам стало просторно, блеснула впереди река, тёмной стеной стал за рекой лес, заслоняя собой гаснущее солнце. Всей кожей Серёжка ощутил прохладу Ещё бы! Ведь он только что выбрел из воды. Он нетвёрдо ступает по охладевшей траве. После долгого купания земля колышется и плывёт под ногами. Он опускается на корточки у костра, зябко прижимая к бокам локти. В мокрых ресницах вспыхивают рыжие огоньки. Раскалённые, пульсирующие угли завораживают взгляд. Костёр, ещё недавно такой беспокойный, похожий на бьющуюся Жар-птицу, к вечеру присмирел и лишь сонно пошевеливает своими огненными перьями. Как странно и хорошо — сидеть вот так и смотреть на огонь, забыв обо всём.
Становится горячо лицу. Серёжка отворачивается — и снова видит костёр. Нет, то не костёр — неподвижное широкое зарево простёрлось над лесом, там, где ещё недавно садилось солнце. Жарко пламенеет река. На её огнистом фоне резко отпечаталась человеческая фигура без ног. Там, забредя в воду, рыбачит отец. Но сейчас это картина. Такие краски, по Серёжкиному представлению, бывают только на картинах. Вот бы запомнить, запечатлеть в уме все эти цвета и оттенки, все детали увиденного!