Две недели пролетают незаметно, и вышедший на свободу хавкер готов к новым подвигам.
– Я не хавкер, – произнес Берн, бросив на прилавок купюру такого достоинства, что позволяла кутить в «Старом Харпе» неделю без перерыва.
Когда-то неумные экономисты прочили наличным деньгам скорый конец. Мол, все расчеты будут идти через банковские карты. Ничего подобного: если человек не хочет светить себя, он будет пользоваться наличкой, даже если сумма окажется велика.
Повар кивнул, и работа закипела. Тонкие полоски мяса зашипели на старомодной сковороде. Незнакомый фрукт повар нарубил кольцами и тоже кинул на сковородку. Хотя вряд ли то был фрукт, поскольку откуда-то появилось много масла. Пока мясо обжаривалось, мастер выдавил в широкий сосуд сок четырех гранатов, затем сачком зачерпнул в стоящем за его спиной подобии аквариума, изловив разом с полсотни крошечных, с полмизинца рыбешек, мельтешивших там. Весь улов он вывалил в гранатовый сок. Поверхность сока взбурлила, обреченные рыбешки метались в кислой жидкости.
– Как вы собираетесь их потрошить? – спросил Берн.
– Это излишне, они слишком малы. К тому же их сутки выдерживали в холодной проточной воде, чтобы как следует прочистить нутро. Сейчас они пропитаются соком и, прежде чем расстанутся с жизнью, попадут на сковороду. – Повар процедил ненужный больше сок, и слабо трепыхающиеся рыбки отправились в кипящее масло.
– Тут уж никто не скажет, что рыба у вас несвежая.
– Неужто кто-то может так думать? – удивился повар.
– В какой-то книжке я прочел, что в портовых тавернах непременно подается протухшая рыба и разбавленное пиво.
– Сударь, ко мне ходят рыбаки и рабочие с устричных отмелей. В чем-чем, а в рыбе и ракушках они понимают толк. Народ это честный, но простой, они не станут судиться с тем, кто вздумал накормить их тухлятиной или развести пиво. Но никакое знакомство с губернатором не спасет от кружки, летящей в голову.
– И часто здесь летают кружки?
– Ровно столько раз, сколько пиво бывало разбавленным, – то есть никогда. А что касается книжки, то, если встретите автора, плюньте ему в глаза от моего имени.
Повар говорил, продолжая взбивать густой белый соус, в который он добавил непредставимое количество разных приправ. Дождавшись нужного мгновения, он воскликнул: «Оп!» – и вылил соус на жаркое. Соус немедленно застыл, обратившись в подобие омлета, хотя, насколько можно было судить, яиц в него не добавлялось.
Лопаткой кулинар перебросил схватившееся кушанье на тарелку, украсил зеленью.
– Ваше хакито, сударь!
– Благодарю, – промолвил Берн.
Теперь предстояло заняться основным блюдом, ради которого Берн сюда заявился. Блюдо называлось «Выброс адреналина», или попросту «скандал с мордобоем». В наше пресное время это практически недоступное удовольствие.
Из-под полей шляпы Берн внимательно оглядел девушку, сидящую неподалеку. На жрицу любви не похожа, слишком скромно одета. И ничего не заказала, только в тонких пальцах дымится тончайшая дамская сигарета, из тех, что без никотина, смол и прочих вредностей. Явиться в таверну, чтобы выкурить сигаретку, – так не бывает. Значит, кого-то ждет. Вот это нам и надо. Опаздывающий на свидание с такой девушкой, несомненно, будет отличным кандидатом на скандал с мордобитием. Если, конечно, подпольная реклама не соврала.
– Тоже скучаешь? – начал разговор Берн.
Девушка оглянулась, окинула Берна оценивающим взглядом. Хотя что там оценивать, шляпа-шпионка смазывает все впечатления.
– Собираешься меня развлечь?
– Можно попытаться. Что тебе заказать?
– Тройную мелиссу, – не стала кочевряжиться собеседница.
– Бариста, тройную мелиссу даме!
Бармен равнодушно кивнул, мгновенно смешал что-то не имеющее отношения к кофе, встряхнул шейкер пару раз, щипчиками выудил из дьюара кубик сухого льда, кинул в стакан. Смесь мгновенно вскипела, поднялось облако ледяного пара. Девушка получила заказ, приникла губами к соломинке, сделала глоток.
– Бьюсь об заклад, что тройная мелисса – безалкогольный коктейль, – Берн улыбнулся, позволив улыбке выскользнуть из-под полей шляпы.
– Проиграешь, – девушка протянула стакан и новую соломинку.
Берн хлебнул и закашлялся. Встроенный под язык анализатор услужливо зашептал, какую именно отраву потребил он только что. Крепость напитка достигала семидесяти градусов, а при такой концентрации спирта углекислота практически мгновенно растворяется. То, что коктейль при этом охлаждается до без малого восьмидесяти градусов ниже нуля, не так страшно. В конце концов, спирт, замороженный в жидком азоте, можно мазать на хлеб и спокойно есть эти бутерброды. Беда в другом. Спирт, согревшись в желудке, немедленно выделяет всю растворенную углекислоту. Если глоток коварного коктейля был невелик, у дегустатора появляется совершенно неприличная отрыжка, а если хлебнуть как следует, избыток углекислого газа вызовет паралич дыхательного центра и смерть. Помереть посетителю, конечно, не дадут: раз в баре подают крепкие напитки с сухим льдом, то у бармена есть все что нужно для спасения выпивохи, но все же ничего приятного в таком повороте дела нет.
– Ну, ты даешь! – просипел Берн. – Как ты это пьешь?
– С удовольствием, – девица смотрела с легкой усмешкой, у точеного носика вился тонкий дымок – то ли от сигареты, то ли ледяной углекислотный туман.
– Потрясающе! Как тебя зовут, красотка?
– Надо же, спохватился. А то другие принимаются называть меня Бетси, хотя на самом деле меня зовут Сюзи.
– Хорошо, Бетси, я буду звать тебя Сюзи.
– Ты никак не будешь ее звать!
Возле Бетси-Сюзи стоял явившийся наконец молодой человек. Такую внешность, как у него, придают главному герою художники, иллюстрирующие комиксы. Его можно было бы обозвать «мачо», но мачо никогда не бывают блондинами, а этот был блондин до самой печени.
– Слушай, парень, что тебе здесь надо? – процедил он.
Берн встал. Даже стоя он не смотрелся рядом с блондинистым мордоворотом, который был на голову выше. Но такое неравенство ничуть не смутило Берна, именно об этом он и мечтал. Сцепиться с таким – это класс, это жизнь, это адреналин!
– Ты всегда такой любопытный?
– Нет. Просто у тебя ровно семнадцать секунд, чтобы расплатиться в баре и уметаться на все четыре стороны.
– Ну как я не захочу? Я еще не доел свое хакито.
Взгляд противника невольно задержался на тарелке, а Берн, воспользовавшись этой секундной задержкой, выдернул сигарету из пальцев Бетси-Сюзи и пустил толстую струю безвредного дыма в лицо блондину.
Дальше должна была начаться драка, и Берн был готов показать блондину, что не зря брал уроки бокса. Это будет серьезный бой, а не спортивный поединок, где механический рефери смягчает силу удара. Сейчас начнется праздник адреналина!
Народу в баре было уже полно, словно они специально сбежались поглазеть на поединок. Отлично, просто лучше не может быть!
Блондин вместо того, чтобы ударить хама или, как принято в местах цивилизованных, призвать стражей порядка, отшагнул назад, и в руке его возник нож.
Был он из черной металлокерамики, какую не регистрирует ни один детектор. Лезвие нацелено в живот Берну и через секунду, без сомнения, проткнуло бы печень.
Адреналин в организме Берна немедля сменился норадреналином – ферментом страха.
– Ни в коем случае не доставай нож, – поучал его Дженкин – подпольный экскурсовод, рассказывавший о запретных развлечениях Эльтона. – Ножом нельзя пугать, оружие достают только для того, чтобы убить, а такие вещи не поощряются даже на Эльтоне.
Но все поучения ничего не стоят, пока ножа рядом нет. Главное, Берн понял, что сейчас черное лезвие, которое не должно появляться на свет, легко и просто войдет ему в живот, потом будет мгновение боли – и смерть. О таком приключении ему не мечталось.
В следующее мгновение Берн, не особо раздумывая, выхватил пистолет. Пятидесятизарядный «Вантуз» семьдесят второго калибра, предназначенный для охоты на летучих ягуаров. Такое оружие нельзя оставлять даже в сейфе гостиничного номера, его надо носить при себе. Но палить из него в упор в переполненном баре, тем более что заметить нож не мог никто, кроме, может быть, Бетси-Сюзи… любой суд скажет, что это за пределами необходимой самообороны.
В фильмах для взрослых злодей, получивший пулю в грудь, красиво отлетает от удара. Блондин просто опрокинулся на спину. Дыра в груди была такая, что можно засунуть кулак.
Что драка, что убийство непременно сопровождается женским визгом. Берн еще успел обратить внимание, что визжит не его знакомая, а какая-то другая посетительница. Затем Берн побежал.
Народу на улице было не так много, поэтому, хотя на Берна обратили внимание, задержать его никто не пытался. Берн свернул в переулок, затем во второй. Надо же так влипнуть… Ведь ему припишут умышленное убийство, совершенное общеопасным способом. К тому же объявят, что убийство не было спровоцировано. Бетси-Сюзи наверняка приберет нож и оставит у себя на память о любовнике. А это значит, что ему грозит пожизненное заключение.
Тюрьмы во всей Галактике устроены одинаково. Преступника селят в маленьком домике со всеми удобствами. У него есть спальня и столовая, ванная комната и бассейн около дома. Имеется домашний театр, где показывают старые фильмы и спектакли. Старые – это значит те, что вышли до объявления приговора. Кормят четыре раза в день. Если у осужденного есть деньги, он может заказывать себе еду, если нет – жрет что дают. За все время отсидки преступник не увидит ни единого человека и не узнает никаких новостей. Средства связи для него запрещены, как и любой транспорт.
Он может выйти из домика и отправиться куда глаза глядят, но только пешком. Километр, пять, десять… хоть сто. Тюрьмы расположены на пустынных планетах: степь – и ни единого ориентира. Галактика большая, места хватит для всех. Вечером за беглецом прилетит коптер, механические копы возьмут бедолагу под белы руки и отвезут обратно, в теплую спаленку на чистые простыни.