Попасть в тюрьму на недельку-другую, как практикуют хавкеры, даже приятно, а если на год или десять лет? А если пожизненно?
Прежде Берн смеялся над подобными рассуждениями, повторяя, что большинство обывателей живет, не совершая даже тех путешествий, что доступны тюремному сидельцу, но сейчас отчего-то прежние рассуждения не радовали.
Очередной переулок вывел его на берег моря. Здесь было темно и безлюдно; свет, музыка и вой полицейских сирен остались позади. Берн достал крошечный наладонник, нажал заветную кнопку и горячо зашептал:
– Дженкин, забери меня отсюда!
Через минуту над галечным пляжем повисла спасательная капсула, в каких эвакуируют людей с самых опасных планет. Берн впрыгнул внутрь, и капсула растаяла в небе.
Дженкин, болтавшийся на корабле-невидимке неподалеку от Эльтона, принял на борт капсулу, и вскоре не только Эльтон, но и звезду, вокруг которой планета вращалась, было не разглядеть в самую мощную оптику.
– Быстро ты нагулялся, – заметил Дженкин при встрече. – Небось и хакито поесть не успел. Не переживай, я пробовал: гадость страшенная, как только ее аборигены лопают. Тебя не буду ни о чем спрашивать, но полагаю, что ты сцепился с городской командой по регби в полном составе. Полиция тебя ищет?
– Ищет, – буркнул Берн.
– Пусть ищет, ей полезно делом заняться, а то обленилась вконец. Если ты не оставил им свою визитку, то не найдет. А сейчас на всякий случай полетели обеспечивать тебе алиби. В местном регби-клубе игроки мстительные, и память у них хорошая.
В управлении по туризму системы Эльтон шло совещание. На столе лежало обнаженное тело застреленного блондина из «Старого Харпа». Кровь из развороченной груди была откачана, так что можно было рассмотреть покалеченный механизм.
– Эк он его… – произнес владелец гостиницы. – Боюсь, тут нечего чинить.
– Исправим, – возразила Бетси-Сюзи. – Туристы всегда стреляют в грудь, так что туда мы не ставим никаких важных деталей. Кибермачо, как диплодок, думает задницей.
– Из чего наш гость стрелял?
– Мы испытывали новую систему: Вантуз-72. Сочетание эффектности и неэффективности. Не хватало, чтобы пострадал кто-то из посетителей таверны. Они покупали билеты на представление, а не на побоище. Семьдесят второй Вантуз разработан специально для стрельбы в закрытых помещениях, хотя в проспектах пишем, что для охоты на летучих ягуаров.
– Насколько финансово оправдан проект? – спросил директор банка.
– Без нашего проекта Эльтон станет заурядной сельскохозяйственной планетой. А так мы получаем курортные сборы.
– Полтора десятка человек в год.
– Курочка по зернышку клюет. Никто из имевших дело с гостем не остался внакладе. Номер в отеле снят на неделю вперед, выручка таверны подскочила в десять раз. Но главное, что оправдывает все расходы, – это наша доля гонорара мистера Дженкина, который поставляет нам клиентов.
– Все это замечательно, – задумчиво произнес мэр города, – но где мы возьмем летучего ягуара, если вдруг к нам нагрянет настоящий любитель охоты с серьезным карабином, а не с вантузом наперевес?
Статуя великой богини
Когда Корнуэл Сэмингс начинает величать себя стариной Сэмингсом, следует держать ухо востро. Впрочем, с ним всегда следует держать ухо востро, а еще лучше попросту не иметь дел. Но попробуйте не иметь дел с Сэмингсом, если это единственный на сто парсеков тип, у которого можно заправить корабль в ту минуту, когда у тебя ничего, кроме этого корабля, не осталось. Нетрудно догадаться, что благотворительностью Сэмингс не занимается и в обмен на свою горючку обдерет тебя как липку. Сам он любит приговаривать, что делает это для твоего же блага: к липкому, мол, деньги липнут. А уж если Сэмингс принимается называть себя стариной – значит, ты будешь обобран с особым цинизмом.
Но самое опасное, если старина Сэмингс произносит фразу: «Не мне тебя учить». Такое произносится, когда Сэмингс хочет, чтобы ты совершил какое-нибудь гнусное преступление, ответственность за которое будешь нести ты, а прибыль, если она найдется, получит он.
До сих пор я, услышав такого рода предложения, вежливо (непременно вежливо!) прощался и уходил. Но сейчас уходить было некуда, разве что ночным сторожем на склад списанных звездолетов. А для настоящего звездолетчика это все равно что в петлю лезть. Поэтому мне пришлось выслушать все, что предлагал Сэмингс, вплоть до фразы, что, мол, не ему меня учить. И самое скверное, что я не понял, где именно старина Сэмингс собирается меня прищучить. Разумеется, благотворительностью он и сейчас не занимался: горючки мне давалось в обрез, а санкции за невыполнение задания были такими, что, проштрафившись, я с ходу мог прощаться со своей «Пташкой». Вот только задание казалось подозрительно пустяковым. С одной из планет Внешнего круга следовало привезти деревянную статую местной богини. Официально – для Эльсианского этнографического музея, хотя, скорей всего, просто кому-то из толстосумов очень захотелось иметь ее в своей коллекции. Вывозить предметы культа с отсталых планет, разумеется, запрещено. Это, видите ли, может нанести урон местной культуре. Какая у них может быть культура, если там культ, – не знаю, но я и прежде местных божков не касался, и впредь бы не хотел. Однако заказ есть заказ; втемяшилось толстосуму богиню иметь – надо доставить. Аборигены, конечно, своего болвана добром не отдадут, но тут уже, как говорит старина Сэмингс, не ему меня учить. Отбирать статую силком я не собираюсь, не мои это методы, а какие методы мои – распространяться не следует, особенно когда в радиусе ста парсеков ошивается старина Сэмингс.
Короче, контракт такой, что просто оторопь берет. Не вижу я, где тут ловушка, – и все.
А Сэмингс придвигает контракт и улыбается, словно крокодил перед завтраком: мол, подписывай живей, я есть хочу.
– Стоп, стоп! – говорю я. – Так дела не делаются. Я еще не знаю, что за планета, что за богиня, куда и в каком виде ее доставить…
– Это все оговорено в техзадании, – подозрительно быстро произнес Сэмингс.
– Вот и давай сюда техзадание, – ласково предложил я. – Не могу же я соглашаться на работу, не зная, в чем она заключается.
– Там конфиденциальная информация, – зажурчал Сэмингс, – с ней можно ознакомиться только после подписания контракта.
– Если угодно, могу дать подписку о неразглашении, но подписываться, не зная под чем, я не стану.
Конечно, выхода у меня не было, но в данном случае Сэмингс загнул чересчур круто. Ставить подпись под нечитаным документом равносильно самоубийству, а до этого я покуда не дошел.
– А почему не станешь? – спросил Сэмингс. По-моему, он был искренне удивлен, что я не желаю совать голову в петлю. Пришлось объяснять.
– Предположим, – произнес я тоном своей первой учительницы, – что, вскрыв пакет, я узнаю, что планета, на которую мне надлежит отправиться, называется Земля, а статуя богини – Венера Милосская. И что я, спрашивается, буду делать в таком случае?
Сэмингс даже зубами заскрипел от зависти, что не он эту штуку придумал. Готов прозакладывать любимую дюзу, что в следующий раз он предложит какому-нибудь лопуху подписать втемную подобный контракт. А покуда залебезил:
– Даю честное слово, что это не Земля. Прежде всего, Земля не относится к планетам Внешнего круга, кроме того, эта твоя Венера… она ведь не деревянная. Вроде как чугунная или еще какая, но не деревянная. Да и вообще, зачем мне это? Вложения мои пропадут, неприятностей огребу по самое что не надо. Ну, чего ты смотришь волком? Тебе моих слов мало?
– Мало, – признался я.
– Я тебя когда-нибудь обманывал?
– Ни разу. Но это потому, что я никогда не верил тебе на слово и впредь верить не собираюсь.
Короче, разругались мы на славу. Я даже забыл, что деваться мне некуда и договор все равно придется подписывать. Сэмингс, конечно, ничего не забыл, но он отлично знал мой взрывной характер и понимал, что я ведь могу и хлопнуть дверью, просто позабывши, что мне некуда уходить. Кончилось тем, что дополнительное соглашение было вытащено и показано мне.
Я прочел название планеты и понял, что лучше бы это была Земля и мне было бы предложено выкрасть Венеру Милосскую.
– Мистер Сэмингс, – сказал я, от избытка чувств переходя на хамски вежливое обращение, – я всегда считал вас жестоким, жадным и беспринципным, но деловым человеком. Однако то, что вы предлагаете сейчас, деловым предложением названо быть не может.
– Это почему же? – спросил Сэмингс тоном оскорбленной невинности.
– Потому что ни один человек в здравом уме и твердой памяти не полетит на Интоку и не станет связываться с поисками, покупкой или контрабандой лаша.
– Чушь! – загремел Сэмингс. – Я лично летал на Интоку меньше месяца назад, и если ты вздумаешь при свидетелях усомниться в моем душевном здоровье, то тебе придется до конца жизни выплачивать мне компенсацию за моральный ущерб!
Трудно сказать, какой ущерб можно нанести насквозь прогнившей морали Сэмингса, но на всякий случай я промолчал, а ободренный Сэмингс продолжал развивать наступление:
– Ты требовал показать тебе этот документ, ну так читай! Читай внимательно и не забудь показать мне, где тут написано слово «лаш». Меня не интересует, что вывозят с этой планетенки другие, я собираюсь вывезти оттуда старую деревянную статую – и больше ничего! Ну покажи, где я подбиваю тебя на контрабанду лаша! Нашел? Тогда показывай. Смелее, ну…
– Мало ли чего тут нет, – хмуро сказал я. – Любой знает, что Интока – это лаш, а все разговоры о статуях – лишь прикрытие. Таможенный крейсер сожжет мою «Пташку», едва я появлюсь на орбите.
– Будешь вести себя аккуратно – не сожжет. Сам посуди, мне никакого резона нет посылать тебя на бессмысленную смерть. Сначала мне бы хотелось, чтобы ты выполнил задание.
Порой даже Сэмингс говорит от души, и ему хочется верить. Но я поостерегся совершать такую глупость.