– Ты сегодня говорила с девочками? – спросила мать.
Джорджи, морщась от соседства с мопсихой, отвернулась.
– Нет еще. Как раз собиралась позвонить им.
– А не поздновато ли? – осторожно спросил Кендрик. – Там уже время к полуночи.
– Черт! – Джорджи даже вилку уронила. – И правда.
Ее мобильник после разговора с Хизер снова сдох. Джорджи подошла к коричневому проводному «Тримлайну», по-прежнему висевшему на кухонной стене.
На нее пялились все как один: мать, Хизер, Кендрик и мопсиха. В кухню, постукивая когтями по полу, вбежал еще один мопс.
– А в бывшей моей комнате еще осталась телефонная розетка? – спросила Джорджи. – Может, и аппарат цел?
– Я ничего не выбрасывала, – ответила мать. – Поищи в шкафу. И розетку мы не трогали.
– Замечательно. Я сейчас… – Джорджи стремительно вылетела из кухни.
Едва Джорджи окончила среднюю школу, как мать превратила ее комнату в хранилище собачьих наград. Другое дело, если бы она сразу после школы покинула родной дом. Но Джорджи уехала от матери только после окончания колледжа.
– А где же мне развешивать их медальки и ленточки? – искренне удивилась мать, услышав возражения дочери. – Мои собачки завоевывают награды. Не в шкаф же их складывать. Ты все равно одной ногой уже за порогом.
– Сейчас я с обеими ногами сижу на кровати.
– Тогда изволь снять туфли. Ты не в сарае.
Старая кровать Джорджи по-прежнему стояла на месте. И ночной столик с лампой – тоже. На полке она увидела часть своих книг, которые так и не собралась увезти. Открыв шкаф, Джорджи принялась выгребать оттуда разный хлам. Вот он – желтый телефонный аппарат. Старомодный, еще с диском для набора номера. Джорджи сама его покупала на какой-то гаражной распродаже. В шестнадцать лет она была весьма претенциозной девицей и очень любила старые вещи.
Ну и тяжелый же он! Джорджи размотала провод, затем отодвинула кровать и нашла на стене, у плинтуса, пыльную телефонную розетку. Таких розеток давно уже не существовало, как и вилок, которой оканчивался провод желтого аппарата. Вилка с легким щелчком вошла в розетку. Джорджи задвинула кровать, села на нее и, глубоко вздохнув, подняла трубку. Гудок был.
Вначале она набрала номер мобильника Нила. Звонок не проходил. Джорджи вспомнила, что у их сотового оператора нет автоматического роуминга с Омахой. А искать местных, к которым можно подключиться, для Нила – высший пилотаж. Тогда она по памяти набрала номер стационарного телефона в доме его матери…
После второго курса они с Нилом провели единственное лето врозь. Они уже тогда встречались. Нил уехал к родителям в Омаху, и Джорджи звонила ему каждый вечер. Из своей комнаты. С этого желтого аппарата.
Собачьих фотографий на стенах тогда было поменьше. Но все равно достаточно, чтобы вызвать у Джорджи желание спрятаться под одеяло, когда она вела откровенные разговоры с Нилом и у нее с языка слетали грязные словечки. Кто бы мог подумать, что Нил так бойко произносит те словечки? Обычно он даже не ругался. Но то лето было слишком долгим.
Телефон прозвонил четыре раза.
– Алло, – послышался голос свекрови.
– Добрый вечер, Маргарет. Извините, что звоню так поздно. Я всегда забываю о часовых поясах. Нил еще не спит?
– Джорджи, это ты?
– Да, это я, Джорджи.
– Подожди немного. Сейчас посмотрю.
Джорджи ждала, испытывая странную нервозность. Она казалась себе какой-то восьмиклассницей, звонящей своему парню. Парню, а не мужчине, за которым она замужем уже целых четырнадцать лет.
– Алло, – послышался в трубке голос Нила, сонный и не слишком приветливый.
– Привет, – сказала Джорджи, садясь прямо.
– Джорджи?
– Да… Здравствуй.
– Вообще-то, здесь уже первый час ночи.
– Я вечно забываю о разнице во времени. Эти дурацкие часовые пояса.
– Я… – В его голосе ощущалась досада. – Даже не ждал, что ты позвонишь.
– Я… просто хотела убедиться, что у тебя… у вас все в порядке.
– В полном порядке.
– Рада слышать.
– Вот так.
– Как твоя мама?
– В лучшем виде. Все они. Слушай, Джорджи, время все-таки позднее. Я устал за день.
– Конечно, Нил. Еще раз извини за поздний звонок. Я тебе завтра позвоню.
– Завтра?
– Ну да, завтра. Только пораньше, чем сегодня. Я просто…
– Ладно, – буркнул он и повесил трубку.
Несколько секунд Джорджи сидела, держа возле уха трубку, в которой пикали короткие гудки.
Нил не захотел с ней общаться. Свернул разговор и повесил трубку.
Она даже не успела спросить про девочек.
Она не успела сказать: «Я тебя люблю». Джорджи всегда говорила эти слова, и Нил всегда говорил их тоже. Возможно, кто-нибудь посчитал бы их слова о любви повседневной банальностью. Но для них эти слова были паролем безопасности. Доказательством того, что они по-прежнему одно целое.
Может, она огорчила Нила?
По правде говоря, она всегда доставляла ему одни огорчения, но ее отказ полететь в Омаху огорчил его сильнее, чем она думала.
Все может быть.
А возможно, он просто устал. С четырех часов утра на ногах.
Джорджи вспомнила, что и сама сегодня вскочила в половине пятого. Она вдруг почувствовала себя невероятно усталой. Неужели сейчас придется ехать в Калабасас, в пустой дом, где ее никто не ждет?
Джорджи сбросила туфли, отвернула покрывало и забралась в кровать. Ощупью выключила свет. Но пятьдесят пар грустных мопсьих глаз продолжали следить за ней даже в темноте.
Завтра она снова позвонит Нилу.
И разговор начнет со слов: «Я тебя люблю».
Четверг19 декабря 2013 года
Глава 4
Подойдя к двери кабинета, Джорджи увидела записку, прилепленную секретаршей Памелой. Должно быть, записка появилась еще вчера, а она, уходя вечером, не удосужилась взглянуть.
Звонил ваш муж. Вы в это время разговаривали с мистером Джерманом.
Он сообщил, что они благополучно приземлились, и просил вас позвонить ему, как только сможете.
Джорджи уже звонила ему по дороге, когда ехала сюда. Ей хотелось разогнать холод и скованность их вчерашнего разговора. Его мобильник не отвечал.
Ничего удивительного. Нил часто бросал телефон где попало: на кухне или даже в машине. Иногда отключал, а потом забывал включить звонок. Но чтобы намеренно игнорировать ее звонки… До сих пор такого еще не было.
Джорджи не стала оставлять ему голосовое сообщение. Что-то ее удержало. Но Нил хотя бы увидит, что она ему звонила. Это уже немало.
Их вчерашний разговор был очень странным…
С одной стороны, человек, которого подняли с постели, всегда говорит несколько странно. Но его ответные слова, когда она спросила про мать: «В лучшем виде. Все они». Что значит «все»? На какое-то мгновение Джорджи показалось, будто он говорит о своем отце.
Отец Нила умер три года назад. Он работал мастером в железнодорожном депо. Прямо на работе у него случился инфаркт. Когда Маргарет позвонила сыну и сообщила печальную весть, Нил потом вернулся в спальню. Он молчал. Смотрел на Джорджи и молчал. Тогда она во второй раз видела его плачущим.
Джорджи пыталась рассуждать логично. Нил, конечно же, устал от дороги и от двух девочек, за которыми постоянно надо следить. Он лег спать в родительском доме, в своей старой комнате… Это могло навеять массу воспоминаний об отце.
А может, она придумывает то, чего нет? «Все они» означало – его мать, Элис и Нуми.
Джорджи отодвинула чашку с недопитым кофе и поставила мобильник на зарядку.
Сет внимательно следил за каждым ее движением.
– У тебя что, месячные на подходе?
Возможно, в других кабинетах такой вопрос сочли бы оскорбительным. Но Джорджи не обиделась. Нельзя работать с человеком бок о бок каждый день и ни разу не заикнуться о твоем предменструальном синдроме.
Или подобные разговоры нужно было оборвать еще в самом начале, очертив границы допустимых тем. Однако Джорджи не жалела, что не очертила их.
– С чего ты взял? – вопросом ответила она на вопрос Сета. – Я прекрасно себя чувствую.
– По виду не скажешь. На тебе та же одежда, что и вчера.
Джинсы. Старая футболка Нила, в которой он ходил на концерты «Металлики». Кардиган.
– Нам пора бы иметь кабинет попросторнее. Где множество белых досок для записи гениальных идей. И где так и тянет облачиться в строгую деловую одежду.
– Точно. Ты и вчера была во всем этом, – будто не слыша ее, сказал Сет. – И еще вчера эта одежда выглядела очень уныло.
Джорджи шумно выдохнула:
– Вчера я заехала к матери на обед. Очень устала и заночевала у нее. Тебе еще повезло, что утром я приняла душ.
Она вымылась шампунем Хизер, и теперь от ее волос пахло инеем.
– Говоришь, заехала к матери на обед? И выпила лишнее, после чего не решилась сесть за руль?
– Сет, ты чем слушаешь? Я же тебе сказала, что очень устала и осталась ночевать.
Сет сощурился и посмотрел на нее:
– Ты и сейчас выглядишь усталой.
Джорджи нахмурилась. Сам Сет был образцом свежести и бодрости. Клетчатая хлопчатобумажная рубашка, золотисто-коричневые брюки с высокими отворотами, открывающими голые лодыжки, замшевые спортивные туфли. Казалось, он только что вышел из магазина сети «Банановая республика». Или ей только казалось. Джорджи уже забыла, когда в последний раз бывала в этих магазинах. Сейчас всю одежду она заказывала через Интернет, и то когда старая приходила в негодность.
А вот Сет всегда следил за собой. И с годами его внимание к своей внешности становилось все пристальнее. Удивительно, но он совсем не менялся. Не постарел ни на один день с тех самых пор, как они с Джорджи впервые встретились в далеком 1994 году.
Первый раз она увидела Сета сидящим на столе у симпатичной девицы. Он болтал ногами и поигрывал локонами хозяйки стола. Тогда Джорджи не придала этому значения. Увидев девицу, она обрадовалась. Значит, женский пол допущен в это святилище, именуемое редакцией «Спуна»