— Так я ж и рассказываю, а ты меня перебиваешь всё время. — Сидор налил чай себе в исполинских размеров кружку, которую при желании можно было использовать в качестве небольшого ведра. — Вагон стоял, посадки не было еще. Я академика привел и мы с проводником его под лавку спать засунули. Соврал, что опоил его сонным зельем, до утра проспит. Попросил, чтобы выбросил его из вагона, чтоб память осталась. Не в чистом поле, в городе уже. Просто чтоб обиднее было. Вот смотри, Моисеич, — Сидор даже отодвинул кружку в сторону, — Исай этот, он больше всего себя любит. Чтобы он наверху был, такой умный, грамотный, чтоб все слушали его. И тут его коленом под зад — и в обносках из вагона на улицу. Денег нет, документов нет, пойти не к кому. Он же сразу поймет, что, обратись он к кому за помощью — и конец, не простят. А вернется когда, грязный и голодный — а тут ты уже ему последний удар под дых. Вот и кончится твой академик, сломается. Так я думаю, — сказал, как припечатал Синицын, взял отодвинутую кружку и отхлебнул чай со звуком, серьезно угрожающим целостности кухонных стекол.
— Документы хоть куда дел? — спросил Иохель, больше для порядка, чтобы отчет о мероприятии получился полным.
— Да уж не домой принес, — проворчал Сидор, обижаясь, наверное, отсутствию аплодисментов за рассказ. — Сжег. Самолично. Дотла.
— Хватит дуться. Из тебя, что ли, тоже горячка выходит? — насмешливо спросил Иохель.
— Не, интересно было, конечно. Большая работа, — мечтательно протянул Сидор. — Хоть и сволочи эти твои академики, скажу я тебе, первостатейные. У простых людей, у них и жизнь проще, что лежит на душе, то и скажут. А эти, — презрительно махнул он рукой, — тому дам напечатать, этому не дам, а тот выступит, а этот не выступит, ах, Мичурин, ох, Морган. Тьфу, как так жить можно? — стукнул он кружкой о стол.
— Но ты же обыграл их? — спросил Иохель и следующие несколько минут наблюдал, как цветущий от гордости Сидор пьет чай, показывая всё новые рекорды громкости отхлебывания напитка.
* * *
Первая пациентка была женой какого-то большого начальника, сидевшая дома и обустраивающая твердый тыл своему мужу, перемежая это общением с подругами. Она вывалила на Иохеля чуть не с порога целый ворох своих проблем, заключавшихся в бессоннице, кошмарах и постоянные боли в различных местах организма. Сразу стало понятно, что она свою болезнь долго взращивала, очень ею дорожит и просто так расставаться не собирается. Иохелю же, по ее мнению, отводилась роль носителя экзотического метода лечения, который пытался, но не справился с таким ужасным заболеванием, которому современная медицина всё ещё не смогла придумать названия.
Иохель игру принял и объявил, что потребуется шесть сеансов — один раз в три дня. По двести рублей за сеанс. Если не поможет, он деньги не возьмет. Брови тучной дамы сильно постбальзаковского возраста взметнулись вверх от крайнего удивления. Он понял, что снаряд попал точно в цель. С одной стороны — новомодная процедура, о которой ей сообщили по большому секрету и возможность сказать, что и это не помогло. С другой — как об этом скажешь, если невозможно добавить, что заплатила за это сумасшедшие деньги, что это за лечение, как в простой поликлинике, никакой ценности. Проклятый доктор отрезал возможность соврать, сообщив, что такой способ оплаты он выбирает всегда. Значит, до подруг точно дойдет. Да и, судя по костюму и портфелю, дела у него идут весьма и весьма хорошо. Тяжело вздохнув от такой неразрешимой загадки, пациентка согласилась.
Через час он спрятал в портфель «Лунный камень», вывел пациентку из транса, попрощался, сказал, что случай очень сложный и, возможно, шести сеансов будет маловато.
— Кстати, настоятельно рекомендую прекратить принимать валериану, — строго сказал он даме уже на пороге. — Может очень сильно помешать процедурам.
На самом деле, конечно же, ничему валериана помешать не могла, просто запах в квартире стоял настолько густой, что теперь Иохель опасался стать предметом вожделения для всех котов, которых он встретит на своём пути.
* * *
Вторая пациентка была лет на пять моложе, немного худее прежней и не пила валериану литрами. На этом разница кончалась. Иохель испробовал тот же прием и все получилось снова. Даже брови в раздумьях приподнялись так же. К тому же подробности методики пациентки придумывали сами, находясь в трансе, Иохелю пришлось только отсекать самые экзотические из них.
«Легкий хлеб», — подумал он, запихивая в портфель всё тот же «Лунный камень», потом вспомнил бесконечные тренировки, продолжавшиеся по сей день с целью достижения идеального исполнения хотя бы базовых приемов, и улыбнулся собственной иронии.
* * *
Дальше делать было совершенно нечего. Иохель, никуда не спеша, дошел до Страстного бульвара, посидел на лавочке, стоящей в тени, дочитал наконец-то Коллинза и долго смотрел на пробивающиеся сквозь листву на пыльную траву солнечные лучи. Почему-то он всерьез начал обдумывать, а как бы сам обставил это преступление и что надо было сделать, чтобы всё вышло не таким кровавым и при этом совсем нераскрываемым.
Впрочем, хитроумные криминальные планы прервало банальное урчание в животе. Пришлось встать и пойти в очень кстати расположенную рядом безымянную пирожковую, чтобы съесть там два пирожка с капустой, один с ливером и запить стаканом компота.
Он прогулялся по Страстному бульвару, потом, наконец-то по Петровке, ускользавшей от него до этого, зашел в гастроном, купил там два кулечка так понравившегося Полине «Петушка» — один побольше, другой поменьше, и без четверти пять переступил порог художественных мастерских.
Вера Павловна приветствовала его если не как родного, то, по крайней мере, как того, кого не следует уже опасаться. Скупо поблагодарила за конфеты (маленький кулечек был выужен из портфеля вместе с детективом), спрятала книгу в стол и милостиво разрешила посидеть на скамеечке в ожидании Полины.
* * *
Чтобы не мешать покидающим работу сотрудникам, Иохель вышел на улицу, где и стоял, наблюдая редеющий поток людей. Подошел Марат Тимурович, с удовольствием осмотревший пошитый им костюм, напомнил о дате первой примерки, но долго задерживаться возле Иохеля не стал. Наконец, вышла и Полина.
— Привет, — поцеловала она его в щеку и взяла под руку. — Ты мне не говорил, что зайдешь, я бы побыстрее вышла. А то знаешь, как оно на работе: это срочно закончить, то подделать, чтобы не висело — вот время и проходит. Мы идем куда-нибудь?
— К тебе, — сказал Иохель, дождавшись, наконец, паузы в столь милом его уху потоке слов. — Мне с Юзиком надо встретиться.
— Ну, раз я тебя потащила в эту сторону, пойдем по Горького, — решительно сказала Полина. — Тут в какую сторону ни пойди, а всё равно дома окажешься. Слушай, Гляуберзонас, а тебе не кажется это хамством: ты меня, голодную, ведешь ко мне же домой, причем, не для романтической встречи, а чтобы встретиться со своим Юзиком?
— Отчего же не для романтической встречи? — спросил Иохель, чувствуя, что при вспоминании о том, самом первом свидании, его организм совсем не против этого. — Можно сначала романтически встретиться, а потом я зайду к Юзику, пока ты будешь приводить себя в порядок.
— Оттого, дорогой мой Иохель Моисеевич, — сарказм из слов Полины можно было добывать в очень больших количествах, — что дома у меня жрать нечего, а я, как уже призналась, голодна.
— Ерунда, Полина Михайловна, сущая ерунда. Давайте на короткое время станем театральными деятелями и пообедаем в их ресторане, — не задумываясь, предложил Иохель.
— Что же, тащ майор, такое начало романтической встречи меня устраивает гораздо больше урчащего на фоне пустых кастрюль живота. Хочу срочно стать театральными деятелями. Ведите.
* * *
— Слушай, Ёша, надо сюда приходить время от времени, — сказала Полина, всё еще тяжело дыша и сползая с Иохеля на кровать, — романтические встречи здесь… они хранят аромат нашего первого свидания и ты оказываешься таким… таким… слушай, не знаю каким, у меня голова сейчас плохо соображает, но мне нравится.
— Только сейчас? — спросил Иохель, искусно вплетая в вопрос легкую нотку недоумения пополам с возмущением.
— Гляуберзонас, у меня даже нет сил, чтобы тебя стукнуть, — пробормотала Полина. — Конечно же, не только сейчас. Ты умный, придумай сам, почему я так сказала. А сейчас иди, прими душ, одевайся, встречайся со своим Юзиком, а я полежу, соберусь с силами и, возможно, протру здесь пыль, пока не выросла трава под кроватью… Ты мне ножки прикрой простыночкой… а я чуть-чуть, пять минуточек, — и она счастливо засопела, улыбаясь во сне.
* * *
Рапопорта он встретил на лестнице, вернее, увидел, как тот поднимается к себе.
— Юзик, — тихо позвал товарища Иохель.
— Здравствуй! — обрадованно поприветствовал его Юзик. — Если ты не против, давай ко мне зайдем, мои на дачу уехали.
— Отлично, пойдем, — согласился Иохель. — Сейчас, дверь закрою.
— Слушай, а я ведь хотел найти тебя, поблагодарить, — начал Рапопорт, едва он закрыл за собой дверь, зайдя в его квартиру. — А потом понял, что напрочь забыл твой адрес. А, может, и не знал. Понимаешь, у нас там такое творится, ты не можешь себе представить…
— Знаю я, что у вас там творится, — перебил Иохель. — Поверь, это только начало. Но я не за этим пришел. Давай сядем, а то на пороге застряли.
— Да-да, конечно. Пойдем, на кухне посидим, — виновато предложил Рапопорт. — Извини. Ты не голоден? Есть просто хочется, от нервов, наверное, да и целый день на ногах.
— Нет, не голоден, — успокоил его Иохель. — Ты, Юзик, готовь, я мешать не буду. Вот что я хотел тебе сказать. Сейчас там у вас будут шерстить люди из НКВД. Если еще не начали. Будут вызывать и спрашивать, а что было, а как. И просто подходить и еще раз спрашивать. И еще не раз. Поэтому, Юзик, я сейчас введу тебя в транс и ты про меня забудешь. Не совсем, — успокоил он попытавшегося возразить Рапопорта. — Ты по-прежнему будешь помнить, как мы познакомились на войне, что случайно вст