В надежде получить какую-то информацию Иохель пошел домой к раввину, который так и не ответил на его письмо, но там выяснил, что причина молчания вовсе не в невежливости или забывчивости адресата: он уже полгода как сидит в Бутырке.
* * *
— Сидор, сколько нам за комнату платить? — спросил доктор, когда вернулся домой после очередного неудачного похода в поисках работы.
— Так до конца недели плачено, а там видно будет. Я уже кое-что узнал, завтра посмотрю, надо переезжать с этой помойки. Где это видано, чтобы в сортир сходить, в очередь стоять, а только зашел, уже в дверь бабы тарабанить начинают, — заворчал Синицын. — На кухне прям война идет, опять от бабья покоя нет, не квартира, а гадючник натуральный.
Очевидно, что-то не сработало в системе Синицына, и он не смог выстроить отношения с жителями коммуналки так, чтобы Сидор с комфортом сидел в середине, а все вокруг бегали и делали что надо.
— Я, Сидор, думаю, как жить будем, если работу найти не удастся.
— Так ты, тащ майор, что ходишь без толку, с улицы, может, и не берут, если никто за тебя не просит. Ты у своих бы поспрашивал, они же кое-где остались, посты занимают, нечто не помогут? Про народ ваш всегда говорили, что своих поддерживаете, — недоумевая, спросил Синицын.
— Те мои, что на постах сидят, сами еле держатся. Самим бы выжить, а не других тащить, — ответил доктор. — До этого я давно и без тебя додумался, только не помогло.
— Ну, если так, то месяца на четыре нам денег хватит. Это если не шиковать. А там — не знаю. Может, и в Арзамас вернемся. В жулики не пойдешь, там тоже уметь надо…
— А ты бы пошел в жулики, Сидор? — перебил его Иохель.
— А что не пойти? Работа как работа. Без душегубства если, конечно, да с умом, чтобы не сесть, так и занялся бы. В молодости, помню…
— Потом про молодость расскажешь, не тарахти, — опять перебил его доктор, вспомнив, как Андрей говорил ему, что такое умение в жизни точно пригодится, и продолжил, бормоча себе под нос: — Говоришь, умение надо… А как раз умение у нас есть… Вернее, не есть, будет, но опыт — дело наживное. Четыре месяца — срок немалый. Должно получиться. Значит, буду заниматься интенсивнее. А для этого мне нужен английский…
Буквально на следующий день в министерстве внешней торговли (спасибо, что зашли, но переводчик с немецкого нам уже не нужен, номер пятьдесят восемь горестного списка) он обратил внимание на рукописное объявление о приеме на курсы английского для сотрудников. Решив попробовать (вдруг несостоявшихся сотрудников тоже принимают), Иохель тут же попал на вводное занятие, которое вела молодая, лет двадцати пяти, миниатюрная женщина. Зайдя в кабинет, где ее ждали десятка два жаждущих изучить английский, она встала у кафедры, помолчала немного и сказала:
— Здравствуйте. Меня зовут Наталья Александровна Кроль. Ой, извините, — смутилась она. Бонк. Никак не привыкну к новой фамилии. Наталья Александровна Бонк. А сейчас вы будете подходить по одному и передавать мне анкеты и разрешения от заведующих отделами.
Иохеля разоблачили и изгнали сразу же. Впрочем, он не расстроился и решил подождать молодую преподавательницу и поговорить после занятий.
Крошечную фигурку Гляуберзонас заметил издалека и поспешил ей навстречу.
— Наталья Александровна, извините. Вы не могли бы…
— А, это Вы… извините, забыла Ваше имя…
— Так Вы его и не слышали. Меня выгнали из аудитории, не дав представиться. Позвольте, я это сделаю сейчас. Иохель Моисеевич Гляуберзонас, — он кивнул, обозначив поклон.
— Воевали, наверное?
— Пришлось немного. Что, заметно?
— Заметно. У меня муж такой же: во что ни одень, а форма выглядывает.
— Ну, тогда у меня белый халат выглядывает, я врач.
— Ладно, Иохель Моисеевич, давайте, что там у Вас. Только недолго, мне идти надо.
— Посмотрите, пожалуйста, у меня здесь текст на английском, но мне не совсем понятны некоторые термины. Не могли бы Вы помочь с переводом? Или посоветовать кого-нибудь. Я заплачу сколько надо.
Несмотря на молодость [4], Наталья Александровна оказалась замечательным специалистом и быстро объяснила ему непонятные места, потратив на это приблизительно полчаса и не взяв за это денег.
— А Вы обратитесь в библиотеку института экспериментальной медицины, там заведует Михаил Петрович Мультановский, он в медицинском английском гораздо лучше разбирается, — сказала она на прощание. — Он с остальными текстами Вам поможет, наверное. Знаете, где это? На Октябрьском поле.
* * *
Мультановский нашелся на удивление просто. Он как будто ждал Иохеля, по крайней мере, так можно было подумать: они одновременно открыли дверь кабинета директора научной библиотеки, только с разных сторон. Так они и стояли несколько секунд, глядя то друг на друга, то на дверную ручку.
— Отпускайте уже дверь, — заговорил первым хозяин кабинета. — Вы ко мне?
— Если Вы — Михаил Петрович, то к Вам, — ответил Иохель.
— Я Михаил Петрович. Вы подождите, пожалуйста, я скоро вернусь и мы поговорим, — и, не дожидаясь ответа, Мультановский быстро ушел, свернув за угол.
Жать его и вправду пришлось недолго. Как только Михаил Петрович вернулся, он тут же принял Иохеля, который рассказал о своей нужде.
— Текст интересный, много новых терминов, — сказал Мультановский, бегло просмотрев статью и подивившись мелким буквам и тонкой бумаге. — Если Вы не против, я их использую. Я же собираю медицинский англо-русский словарь, мечтаю как-нибудь упорядочить и издать [5]. С переводами я Вам, конечно же, помогу. Правда, я фтизиатр, в психиатрической терминологии не совсем силен, но, надеюсь, вместе разберемся. Я с утра занят, но часам к двум освобождаюсь. Вы, Иохель, подходите к половине третьего, завтра и начнем.
— Ваши сотрудники? — спросил он у Мультановского, показывая на групповую фотографию, висевшую на стене у рабочего стола.
— Это? До войны еще фотографировались… Да, в основном наши сотрудники, а вот это, — он показал на женщину, стоявшую рядом с самим Михаилом Петровичем, — очень талантливый фармаколог, в самом начале войны ее откомандировали в институт биохимии, а потом она внезапно пропала. Жаль, очень хорошим специалистом была.
С фотографии на Иохеля смотрела улыбающаяся жена Андрея Волошина, Лена.
* * *
Гляуберзонас ходил в библиотеку как на работу, не пропуская ни дня. Недели за три они разобрались с терминологией и теперь тексты на английском стали для него понятны так же, как и русские. Можно было заканчивать работу в библиотеке, но энтузиазм Мультановского, с упоением выискивавшего незнакомые слова, заразил и его. Занятия Иохель не прекращал, посвящая им время с утра и вечером. Теперь новые техники давались ему все легче, хотя применять их на ком-то постороннем он опасался, боясь неудачи.
Сегодня он шел на последнюю встречу с Михаилом Петровичем: и Иохелю помощь уже была не нужна, и Мультановский, похоже, получил от их сотрудничества всё, что мог. Осталось поблагодарить коллегу за помощь и попрощаться. Для такого дела была куплена бутылка «Хванчкары». Сидор, ворча по поводу ненужных растрат, завернул вино в оберточную бумагу и Иохель шел со свертком в здание библиотеки.
— Гражданин, остановитесь, — услышал он сзади.
— Да, слушаю Вас, — ответил доктор, повернувшись в сторону окликнувшего.
Молодой, лет двадцати пяти, лейтенант НКВД стоял метрах в десяти, немного покачиваясь на носках начищенных до зеркального блеска сапог.
— Лейтенант госбезопасности Василенко. Со мной пройдите, — приказал он и, не оглядываясь, пошел в сторону от библиотеки.
Лейтенант занимал небольшой кабинет в новом двухэтажном здании. Показав Иохелю на стул, он снял фуражку, повесил ее на вешалку, расправил гимнастерку и сел за стол.
— Документы свои предъявите, — потребовал он и, взяв паспорт, пролистал его. — Что Вы, гражданин Гляуберзонас, — по слогам произнес он фамилию, — делаете вблизи режимного объекта [6]?
— Ходил в научную библиотеку. Это не режимный объект.
— Умничать не надо, гражданин Гляуберзонас, — опять по слогам прочитал из паспорта фамилию лейтенант. — Давайте, рассказывайте, кто, откуда, что здесь делаете.
По мере рассказа у чекиста во взгляде появился живой интерес. Узнав про пароходство, он заставил Иохеля перечислить все порты за границей, в которых он сходил на берег, фамилии чуть ли не всех членов экипажа и адрес больницы в Дюнкерке, тщательно записывая всё это, высунув от усердия кончик языка.
Вдруг напала зевота. Оно и понятно, на новом месте приходилось работать много, хотелось проявить себя, так что усталость копилась. Широко зевнув один раз, потом второй, лейтенант прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. «Минутку посижу, потом продолжу, — подумал он, — всего одну минутку. Еврейчик этот вовремя попался, готовый шпион, сейчас додавлю гаденыша».
Петька плавал в пруду, на берег которого выходил их огород. Летнее солнце блестело на воде. У берега плавала стайка уток. С берега Петьке махали стоящие рядом отец с матерью. Было хорошо и радостно, хотелось поделиться хорошим настроением со всеми. Выходить из воды не хотелось, но надо было помочь лучшему другу Иохелю (какое смешное у него всё-таки имя, но всё равно он лучший друг). Надо только порвать эти глупые бумажки, непонятно как оказавшиеся у него в руках.
— Ну что же, Иохель Моисеевич, вопросов к Вам нет. Извините, что задержал, но сами понимаете: служба.
Лейтенант разорвал на мелкие кусочки какие-то бумажки, выбросил их в корзину и пошел к двери, открывая ее перед этим замечательным человеком, имя которого он почему-то уже забыл.
* * *
Иохель понимал, что с чекистом просто повезло. Его и подталкивать сильно не пришлось, он и без этого почти спал. Хотя прошло всё очень хорошо, особенно для первого раза. Когда Иохель уходил, энкавэдэшник стоял на улице и не обратил на него никакого внимания.
— Сидор, с завтрашнего дня начинаем с тобой заниматься, — порадовал он Синицына, придя домой. — Хватит штаны просиживать и с бабами на кухне воевать.