"Как?"
"Помнишь, как учился фильтровать звуки?" – спросил Итан. – "Когда только начал осознавать свою эхолокацию? Это примерно то же самое. Нужно научиться включать и выключать разные каналы восприятия."
"И как долго это занимает?"
"О, всего ничего," – он ухмыльнулся. – "Месяц-другой. Может, год."
"Год?!"
"Расслабься," – Сара снова положила руку мне на плечо. – "Мы поможем. В конце концов, для этого и существует наша маленькая группа психов."
Я хотел ответить что-нибудь саркастическое, но в этот момент наверху хлопнула дверь. Звук отразился от стен характерным узором – школьный охранник, мистер Джонсон, совершал свой вечерний обход.
"Черт," – Алекс вскочил. – "По домам. Быстро."
"Стой," – я схватил Эмили за руку. – "А как же наушник? Мне оставить его?"
"Тебе он больше не нужен," – она улыбнулась. – "Синестет просто… открывает дверь. А войти в нее ты должен сам."
Знаете что? В тот момент эта фраза не показалась мне такой уж претенциозной.
Возвращаться домой в тот вечер было все равно что заново учиться ходить. Серьезно, я чуть не влетел в фонарный столб, потому что отвлекся на то, как круто желтый свет фонаря сочетается с запахом прошедшего дождя и низким гулом трансформаторной будки. Все вокруг было каким-то… чересчур. Слишком ярким, слишком громким, слишком… настоящим, что ли.
Дома было еще хуже. Открыв дверь, я чуть не задохнулся от запаха маминых духов (визуалы обожают сильные ароматы, говорят, это помогает им лучше "видеть" пространство). А когда папа похлопал меня по плечу, я впервые по-настоящему почувствовал его прикосновение – не как обычное базовое ощущение "горячо-холодно", а как… черт, я даже не знаю, как это описать.
"Ты какой-то странный сегодня," – сказала мама, глядя на меня своим фирменным взглядом обеспокоенной наседки. – "Что-то случилось в школе?"
"Нет," – соврал я, и впервые в жизни почувствовал вкус собственной лжи. Кислый, как лимон. – "Просто устал."
"Точно? У тебя глаза блестят."
Вот тут я реально запаниковал. Потому что понял – я же теперь тоже вижу свое отражение в зеркале прихожей. Не просто слышу акустический контур или чувствую вибрации от движения, а по-настоящему вижу. Бледный пацан с растрепанными волосами и действительно какими-то слишком яркими глазами пялился на меня из зеркала.
"Я… э… пойду делать домашку."
Я практически взлетел по лестнице, захлопнул дверь и рухнул на кровать. Твою мать. Твою мать. Твою. Мать.
Знаете, что самое странное? В тот момент я вдруг понял, почему некоторые люди сходят с ума. Потому что реальность – это чертовски много. Слишком много для одного человеческого мозга. Неудивительно, что нас с детства учат фокусироваться только на чем-то одном.
Я достал телефон и набрал Эмили. Акустическая сеть теперь воспринималась иначе – я не только слышал сигналы, но и видел их, как разноцветные нити в воздухе.
"Как ты с этим справляешься?" – спросил я, как только она ответила. – "Как ты… не сходишь с ума?"
"А кто сказал, что не схожу?" – в ее голосе слышалась улыбка. И пахла эта улыбка корицей. Какого черта улыбка может пахнуть корицей? – "Просто нужно время. И практика."
"Я не могу… не могу отключить это. Все слишком…"
"Знаю. Помнишь, как в детстве учился игнорировать фоновые шумы? Сделай то же самое. Начни с чего-то одного. Например, с запахов."
Я попробовал сосредоточиться. Духи мамы, стиральный порошок от белья, пыль на книжных полках, легкий запах плесени за обоями (надо будет сказать родителям), остатки вчерашней пиццы…
"Не пытайся анализировать," – голос Эмили звучал как теплое молоко с медом. – "Просто позволь этому быть фоном. Как белый шум."
И знаете что? Это сработало. Запахи не исчезли совсем, но стали… приглушенные? Как будто кто-то убавил громкость.
"А теперь визуальный канал," – продолжала она. – "Просто позволь глазам расфокусироваться…"
Мы провели так почти час. Эмили учила меня включать и выключать разные каналы восприятия, как будто это были ручки на микшерном пульте. К концу разговора я уже мог более-менее контролировать этот поток информации.
"Спасибо," – сказал я. – "Ты… блин, без тебя я бы реально двинулся."
"Не за что, бас-гитара," – она помолчала. – "Только помни – это только начало. Завтра будет новый день, и…"
"И что?"
"И мы покажем тебе кое-что действительно интересное."
Что самое сложное в пробуждении суперспособностей? Нет, не контроль над ними. И не страх сойти с ума. Самое сложное – это завтрак с родителями, когда ты внезапно можешь видеть, как мамины эмоции окрашивают воздух вокруг нее в нежно-голубой, а папины прикосновения к кружке кофе отдаются в пространстве золотистыми вибрациями.
"Дорогой, ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?" – мама наклонилась ко мне, и её беспокойство окрасило воздух в тревожный фиолетовый. – "Ты почти не притронулся к хлопьям."
Как объяснить ей, что я слишком занят, наблюдая, как молоко в миске создает микроскопические водовороты, каждый из которых звучит своей собственной нотой? Или что хлопья пахнут не просто хлопьями, а целой симфонией запахов – от пшеничных полей до заводского конвейера?
"Все нормально, мам. Просто… задумался."
"О школе?" – папа поднял глаза от своего планшета. Его пальцы все еще скользили по экрану, оставляя в воздухе затухающие тактильные следы.
"Типа того."
После завтрака я чуть не забыл свой ультразвуковой сканер. Теперь, когда я мог видеть и чувствовать пространство напрямую, он казался таким… лишним? Как костыли для человека, который внезапно обнаружил, что может летать.
Школа встретила меня информационным штормом. Сотни учеников, каждый со своим уникальным сочетанием звуков, цветов, запахов и вибраций. Визуалы светились мягким внутренним светом, тактилы оставляли в воздухе сложные узоры прикосновений, нюхачи двигались в облаках своих персональных ароматов.
"Ошеломляет, правда?" – Эмили материализовалась рядом со мной. В буквальном смысле – я настолько залип на разглядывание всей этой феерии, что пропустил её приближение.
"Как… как вы вообще учитесь в таких условиях?" – я кивнул на поток учеников. – "Это же как смотреть трехмерный IMAX в 3D-очках во время землетрясения."
"А кто сказал, что мы учимся?" – она ухмыльнулась. – "По крайней мере, не тому, чему хотят научить они."
И тут я заметил это. Вернее, заметил, что заметил это еще раньше, но только сейчас осознал. Учителя… они были другими. Как будто менее… настоящими? Их восприятие было строго ограничено одним каналом, без малейших признаков смешения.
"Они все… спят?" – я понизил голос до шепота.
"Не совсем," – Эмили потянула меня в сторону музыкального класса. – "Они просто… застряли. Как программа, зацикленная на одной функции."
"И что, все взрослые такие?"
"Не все," – она остановилась у двери. – "Некоторые просыпаются. Но большинство… большинство предпочитает оставаться в своих уютных коробочках восприятия."
"И что будет, если рассказать им? Ну, типа, объяснить, что мир больше?"
Эмили посмотрела на меня так, будто я предложил научить рыбу кататься на велосипеде.
"Помнишь притчу про пещеру Платона? Про узников, которые всю жизнь видели только тени на стене?"
"Ну?"
"Что случилось с тем, кто вернулся и попытался рассказать остальным о реальном мире?"
Я вспомнил. Его сочли сумасшедшим. А потом…
"Вот именно," – Эмили толкнула дверь. – "Идем. Остальные уже ждут. И сегодня мы покажем тебе кое-что действительно интересное."
"Что может быть интереснее, чем это?" – я обвел рукой коридор, полный сенсорных чудес.
Она улыбнулась, и её улыбка расцвела в воздухе золотыми искрами.
"Как насчет того, чтобы научиться не только воспринимать, но и создавать?"
Глава 3. Создатели реальности
Если вы думаете, что научиться воспринимать мир во всей его полноте – это сложно, попробуйте его изменить. Серьезно, это как учиться играть на пианино, только пианино – это реальность, а твои пальцы – это все органы чувств одновременно.
"Сосредоточься," – голос Эмили звучал где-то на краю сознания. – "Представь звук не как волну, а как… цвет. Или запах. Или текстуру."
Мы сидели в музыкальном классе после уроков. Точнее, остальные сидели, а я пытался… ну… типа создать что-то. Пока получалось не очень.
"Это как?" – спросил я, чувствуя себя полным идиотом. – "Типа, должен представить красный звук?"
"Нет, придурок," – Итан оторвался от своего вечного Синестета. – "Ты должен понять, что звук уже является цветом. И запахом. И текстурой. Это все одно и то же."
"Спасибо, мистер Мияги, очень помогло," – я плюхнулся на стул. – "Может, еще посоветуешь красить забор особым движением?"
Сара фыркнула из своего угла. Она сидела, скрестив ноги, и, кажется, медитировала. Воздух вокруг нее переливался всеми оттенками зеленого.
"Смотри," – Эмили встала передо мной. – "Вот простой звук."
Она щелкнула пальцами. Обычный щелчок, ничего особенного. Разве что… он оставил в воздухе легкий след лавандового цвета и почему-то пах свежескошенной травой.
"Теперь ты."
Я щелкнул пальцами. Просто звук. Никаких цветов, никаких запахов.
"Ты пытаешься создать звук," – она покачала головой. – "Не надо. Звук уже есть. Ты просто… показываешь его другим способом."
"Это самая претенциозная чушь, которую я когда-либо…"
И тут я понял. Вернее, не понял, а почувствовал. Знаете, как бывает, когда долго смотришь на стереокартинку, и вдруг – бам! – видишь объемное изображение? Вот это было такое же.
Я снова щелкнул пальцами. И звук… раскрылся? Развернулся? Черт, в языке наверняка есть слово для этого, но я его не знаю. Просто внезапно простой щелчок стал чем-то большим – янтарной вспышкой, запахом апельсиновой цедры, легким покалыванием на коже.
"Твою мать," – выдохнул я.
"Наконец-то," – Итан закатил глаза. – "А теперь самое интересное.