"
"Есть что-то интереснее?"
"О да," – Эмили улыбнулась. – "Теперь мы научим тебя создавать симфонии."
И знаете что? Я почему-то был уверен, что она говорит не о музыке. По крайней мере, не о той музыке, которую я знал раньше.
Но я даже представить не мог, во что ввязываюсь. И как далеко все это зайдет.
Следующие две недели были похожи на какой-то безумный интенсив по переписыванию реальности. Серьезно, если бы кто-то снимал об этом фильм, пришлось бы вставить монтаж под бодрую музыку – знаете, как в тех глупых фильмах про преображение ботаника в крутого парня.
Только вместо новой прически и модной одежды я учился создавать многомерные сенсорные композиции. Например, превращать простую мелодию в целое шоу для всех органов чувств. Или делать так, чтобы обычный школьный звонок пах свежей выпечкой и отдавался теплыми искрами на коже.
"Ты схватываешь быстрее остальных," – сказала как-то Эмили. Мы сидели на крыше школы, и я практиковался в создании маленьких сенсорных пузырей – карманов измененной реальности, где все чувства сливались в одно.
"Потому что я охрененно талантливый?"
"Потому что ты не пытаешься все контролировать," – она провела рукой сквозь один из моих пузырей, и воздух расцвел радужными разводами. – "Большинство слишком боятся отпустить свое привычное восприятие."
И знаете что? Она была права. Стоило мне перестать думать о том, как это все работает, и просто… делать это, все становилось проще. Как будто я всю жизнь знал, как это – просто забыл. Или мне помогли забыть.
Проблемы начались, когда мы решили "порадовать" школу небольшим представлением. Ничего особенного – просто сделали так, чтобы в столовой все блюда начали петь. В буквальном смысле – каждый кусок еды издавал свою маленькую симфонию, видимую, осязаемую и пахнущую.
"Это же просто шутка," – сказал Итан. – "Они подумают, что это какой-то прикол с проектором и ароматизаторами."
Но они не подумали. Потому что даже самый навороченный проектор не может заставить картошку-фри светиться всеми цветами радуги так, чтобы это отдавалось вибрацией в зубах и пахло летним дождем.
Первой заметила что-то неладное школьный психолог, миссис Бенсон. Она была визуалом, но каким-то… другим. Более внимательным, что ли. Я видел, как она наблюдает за нами во время обеда, и её взгляд… он был слишком осознанным для "спящего" человека.
"Нас пасут," – шепнул я Эмили.
"Знаю," – она даже не повернула головы. – "И не только в школе. Ты заметил черный седан возле твоего дома?"
Я заметил. И не только седан. Были еще странные помехи в акустической сети – как будто кто-то прослушивал наши разговоры. И новый учитель физики, который слишком уж интересовался нашей "группой поддержки".
"Что им нужно?"
"А ты как думаешь?" – Эмили наконец повернулась ко мне. – "Мы же не первые, кто проснулся. И не первые, кто начал… экспериментировать."
"И что случилось с остальными?"
Она долго молчала, глядя куда-то сквозь стену столовой. Её беспокойство окрашивало воздух в темно-серый цвет и пахло озоном – как перед грозой.
"Помнишь Джейсона Чена? Он учился здесь в прошлом году."
"Тот странный парень, который вроде как перевелся в другую школу?"
"Он не перевелся," – Эмили говорила очень тихо. – "Его забрали."
"Кто забрал?"
"Те, кто считает, что реальность должна оставаться под контролем. Что людям нельзя давать полный доступ к их чувствам. Что…"
Она не договорила. Потому что в этот момент в столовую вошли двое мужчин в строгих костюмах. Они были какими-то… пустыми. Не "спящими", как обычные люди, а именно пустыми – без единого отголоска любого типа восприятия.
"Черт," – выдохнула Эмили. – "Они здесь."
Знаете, что действительно пугает в людях в черных костюмах? Не их пустые лица или казенные улыбки. А то, как они движутся – будто кто-то стер их из реальности, оставив только контуры. Никакого звукового следа, никаких запахов, никаких тактильных отпечатков. Как дыры в ткани мироздания.
"Черный ход," – прошептала Эмили, и её шепот окрасил воздух в цвет тревоги. – "Сейчас."
Мы встали максимально естественно – ну, насколько это возможно, когда твое сердце бьется как барабан на рок-концерте. Я специально создал вокруг нас небольшое поле искаженного восприятия – любой, кто посмотрит в нашу сторону, увидит только размытые силуэты.
"Мисс Эмили Чен?" – раздался голос за спиной. Абсолютно нейтральный, без единой эмоциональной ноты. – "И мистер… Александр Рид? Можно вас на минутку?"
Мы побежали.
Знаете, что самое крутое в том, чтобы быть "пробужденным"? Ты можешь использовать все органы чувств одновременно. Я слышал шаги преследователей, видел их тепловые следы, чувствовал вибрации от их движений и запах их… пустоты.
"Сюда!" – Эмили дернула меня за рукав, утягивая в какой-то боковой коридор. – "Итан должен быть в музыкальном классе!"
"А он нам чем поможет?"
"Увидишь!"
Мы влетели в класс как раз в тот момент, когда позади послышались размеренные шаги людей в черном. Итан сидел за своим Синестетом, и вокруг него воздух… плавился? Реальность вокруг него складывалась как оригами, создавая какие-то невозможные узоры.
"Они здесь," – выдохнула Эмили.
"Знаю," – Итан даже не поднял головы. – "Давно пора было им появиться."
"И что теперь?"
"Теперь?" – он наконец оторвался от своего устройства. – "Теперь мы покажем им, что значит по-настоящему проснуться."
Дверь распахнулась. На пороге стояли двое в черном, и за их спинами я увидел миссис Бенсон. Но она больше не выглядела как обычный школьный психолог. Её глаза… они были слишком осознанными.
"Дети," – сказала она, и её голос звучал одновременно во всех возможных диапазонах восприятия. – "Нам нужно серьезно поговорить."
"Нам нужно серьезно поговорить," – повторила миссис Бенсон, и каждое её слово резонировало на всех уровнях восприятия одновременно. Это было… красиво. И пугающе.
"О том, как вы забрали Джейсона?" – Эмили шагнула вперед. Воздух вокруг нее дрожал от едва сдерживаемых эмоций.
"О том, как мы спасли его," – миссис Бенсон прошла в класс, оставляя за собой шлейф сложных сенсорных узоров. – "Как и многих других до него."
Я никогда не видел ничего подобного. Её присутствие было как… как симфония, написанная на языке чистого восприятия. Каждый жест создавал в пространстве сложные паттерны, которые можно было одновременно видеть, слышать, чувствовать и даже пробовать на вкус.
"Вы называете это спасением?" – Итан положил руки на свой Синестет. – "Запирать людей в клетки одного восприятия?"
"Нет, Итан," – она грустно улыбнулась. – "Мы учим их контролю. Потому что без контроля… Вы хоть представляете, что случится, если все разом проснутся?"
"Свобода случится," – выпалил я.
"Хаос случится," – она покачала головой. – "Тридцать лет назад мы уже пытались. Массовое пробуждение. Представьте себе мир, где каждый внезапно начинает воспринимать всё. Люди сходили с ума. Они не могли справиться с потоком информации. Реальность буквально разваливалась на части."
Двое в черном синхронно шагнули в класс. Теперь я видел их лучше – они не были пустыми, они были… запечатанными? Как будто все их чувства были намеренно заблокированы.
"Поэтому мы создали систему," – продолжала миссис Бенсон. – "Разделение по типам восприятия. Контролируемое развитие способностей. Безопасность."
"Безопасная тюрьма – это все равно тюрьма," – Эмили сжала кулаки, и воздух вокруг нее заискрился.
"А неконтролируемая свобода – это хаос," – миссис Бенсон вздохнула. – "Послушайте. Я предлагаю вам выбор. Добровольное обучение под нашим надзором. Или…"
"Или вы нас "спасете"?" – Итан включил Синестет. Устройство загудело, создавая вокруг нас странный резонанс.
"Именно," – она кивнула. – "Выбирайте."
И знаете что? В этот момент я понял две вещи. Первое: она действительно верила, что защищает нас. И второе: она чертовски ошибалась.
"Итан," – прошептал я. – "Помнишь тот трюк с искажением восприятия, который мы отрабатывали?"
"Который чуть не спалил мой Синестет? Да."
"Сделай это. Сейчас."
Он ухмыльнулся и крутанул все ручки на максимум.
Реальность вокруг нас взорвалась калейдоскопом ощущений.
Никогда не пытайтесь устроить сенсорный взрыв в закрытом помещении. Серьезно. Это как запустить фейерверк в ванной – технически возможно, но чертовски неразумно.
Синестет Итана превратил музыкальный класс в эпицентр хаоса. Звуковые волны окрасились всеми цветами радуги, запахи обрели физическую форму, а текстуры начали петь. Люди в черном рухнули на колени – их искусственная пустота не выдержала столкновения с концентрированной реальностью.
"Бежим!" – Эмили схватила меня за руку. Её прикосновение отозвалось электрическими искрами во всех чувствах одновременно.
Мы вылетели в коридор, который больше не был просто коридором. Каждый шаг создавал рябь в пространстве, каждый вдох рисовал в воздухе новые узоры. Реальность словно прогнулась под весом нашего пробуждённого восприятия.
"Сюда!" – Итан свернул к запасному выходу, его Синестет все еще гудел на опасно высокой частоте. – "Надо добраться до старого театра!"
"Какого еще театра?"
"Увидишь!"
Мы выскочили на улицу, и я чуть не задохнулся. Мир снаружи… он был слишком. Слишком яркий, слишком громкий, слишком настоящий. Каждое дерево пульсировало своим собственным сенсорным ритмом, каждая птица оставляла в небе разноцветные звуковые следы.
"Не отключайся!" – Эмили дернула меня вперед. – "Сфокусируйся на чем-то одном!"
Я сосредоточился на звуке наших шагов. Бег, бег, бег – простой ритм, за который можно зацепиться в этом водовороте ощущений.
Мы бежали, наверное, целую вечность. Или минут пятнадцать – когда ваши чувства работают на полную мощность, время становится такой относительной штукой, что Эйнштейн бы обзавидовался.
Наконец Итан затащил нас в какую-то подворотню. Я согнулся пополам, пытаясь отдышаться и одновременно не сойти с ума от того, как мои собственные лёгкие создавали