в воздухе пульсирующие радужные облака.
"Надо… надо придумать план," – выдохнула Эмили, прислонившись к стене. От её прикосновения по кирпичам побежала рябь, как по воде.
"План?" – я нервно рассмеялся. – "Какой к черту план? Мы только что устроили сенсорный взрыв в школе! Нас теперь, наверное, ищет целая армия этих… пустых людей в костюмах."
"Тихо," – Итан поднял руку. Его Синестет все еще тихо гудел, создавая вокруг нас что-то вроде защитного поля. – "Сначала надо проверить, что творится в школе."
"Ты шутишь? Туда нельзя возвращаться!"
"И не придется," – Эмили прикрыла глаза, настраивая восприятие на дальнюю дистанцию. – "Я могу просканировать территорию отсюда."
После побега из музыкального класса в школу вернуться было нельзя – это точно. Хранители не идиоты, и первым делом они установили в школе что-то вроде сенсорной сети наблюдения. Эмили засекла её, когда мы пытались издалека проверить обстановку.
"Как паутина," – сказала она, прищурившись. – "Каждое прикосновение, каждый звук, каждый запах – всё фиксируется."
"И что теперь?" – спросил я. – "Просто перестанем ходить в школу?"
"И сразу попадем под радар социальных служб?" – Джейсон покачал головой. – "Нет. У нас есть кое-что получше."
Оказалось, что за год "подпольной" работы ребята создали целую систему дублеров. Помните тот трюк с искажением восприятия, который я использовал в столовой? Так вот, они довели его до совершенства.
"Смотри," – Лия провела рукой по воздуху, и внезапно передо мной появилась… я сама. Точнее, сенсорная проекция, которая для любого наблюдателя выглядела, звучала и пахла точно как я.
"Чертовски сложно поддерживать," – призналась она. – "Но на уроках справляется."
"А учителя?"
"Большинство из них настолько ограничены одним каналом восприятия, что даже не замечают разницы," – объяснил Джейсон. – "А Хранители… ну, скажем так, у нас есть свои способы отводить им глаза."
Так что технически мы всё ещё "ходили" в школу. Точнее, наши сенсорные проекции ходили, пока мы репетировали в театре. Только иногда приходилось появляться лично – на контрольных или когда кто-то из учителей начинал что-то подозревать.
"А миссис Бенсон?" – спросил я. – "Она же явно не купится на такие фокусы."
"Она знает," – неожиданно сказал Джейсон. – "Просто… делает вид, что не знает."
"Что?"
"Всё сложно," – он вздохнул, и его выдох окрасил воздух в цвета грусти. – "Скажем так: не все Хранители согласны с методами Хранителей. Но об этом потом."
И знаете что? В тот момент я понял, что вся эта история гораздо, гораздо сложнее, чем просто "хорошие подростки против плохой системы".
Но времени разбираться в этих сложностях у нас не было. Концерт приближался, а с ним и наш шанс изменить всё.
Или разрушить всё.
Или и то, и другое одновременно.
"Ладно, хватит торчать тут," – Джейсон глянул на закатное солнце. – "Пора показать вам наше настоящее убежище."
Старый театр находился в трех кварталах от школы. Со стороны он выглядел заброшенным, но для наших обострённых чувств он пел симфонией скрытых возможностей.
"Добро пожаловать в настоящую школу пробуждения," – сказал Джейсон, толкая ржавую дверь.
Старый театр оказался обшарпанным зданием в трех кварталах от школы. Со стороны он выглядел заброшенным, но для наших обострённых чувств он… пел? Нет, не то слово. Он резонировал, создавая вокруг себя поле измененного восприятия.
"Быстрее," – Итан толкнул ржавую дверь. – "Они скоро очнутся."
Внутри нас ждал сюрприз. Точнее, целая группа сюрпризов.
"Привет, новички," – раздался голос из темноты. Голос, который звучал одновременно как музыка, как свет и как прикосновение. – "Я так понимаю, вы только что познакомились с Хранителями?"
Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел их. Человек десять подростков, расположившихся в старых театральных креслах. И среди них…
"Джейсон?" – выдохнула Эмили.
Джейсон Чен, который якобы "перевелся" в прошлом году, сидел на краю сцены, небрежно болтая ногами. Вокруг него реальность закручивалась спиралями невозможных цветов.
"История про другую школу была преувеличена," – он ухмыльнулся. – "Добро пожаловать в настоящую школу пробуждения."
"Но… как?" – я все еще пытался осмыслить происходящее. – "Хранители…"
"Думают, что поймали меня," – Джейсон спрыгнул со сцены, и его движение оставило в воздухе шлейф золотистых нот. – "На самом деле мы позволяем им так думать. Это… удобно."
"Удобно для чего?"
Он обвел рукой помещение театра, и я наконец понял, что здесь происходит. Они готовились к чему-то. Репетировали что-то. Создавали…
"Для настоящего пробуждения," – сказал Джейсон. – "Не того фальшивого контроля, которому учат Хранители. Мы создаем симфонию, которая разбудит всех. И теперь, когда вы здесь…"
"Теперь мы можем её закончить," – закончила за него девушка с огненно-рыжими волосами, каждый из которых, казалось, звенел своей собственной нотой.
И вот тогда я понял, во что мы влипли. Это была уже не просто подростковая игра в бунтарей. Это была революция.
Чертова сенсорная революция.
Глава 4. Симфония пробуждения
Знаете, что самое забавное в революциях? То, как быстро безумные идеи начинают казаться нормальными. Вот ты сидишь в заброшенном театре с группой подростков-сенсорных-бунтарей, и они рассказывают о планах изменить восприятие всего человечества. А ты киваешь, будто это что-то обыденное, типа подготовки к школьному концерту.
"Суть в том," – объяснял Джейсон, создавая в воздухе сложные сенсорные диаграммы, – "что все способности уже есть внутри каждого человека. Их просто… заблокировали."
"Как?" – спросил я, наблюдая, как его слова расцветают в пространстве разноцветными созвездиями.
"Воспитанием. Образованием. Социальными нормами," – рыжая девушка (её звали Лия) провела рукой сквозь один из световых узоров, и он зазвенел как хрустальный колокольчик. – "Нас с детства учат фокусироваться только на одном канале восприятия, игнорируя остальные."
"И что, ваша… симфония просто отменит годы подавления?" – я старался звучать скептически, но, честно говоря, был заворожен тем, как они работали вместе, создавая в пространстве театра невероятные сенсорные композиции.
"Не отменит," – Джейсон покачал головой. – "Просто… напомнит. Как будто включить свет в комнате, где ты всю жизнь бродил в темноте."
Эмили, которая до этого молча изучала партитуру "симфонии" (партитуру, написанную не нотами, а какими-то безумными символами, обозначающими одновременно звук, цвет, запах и текстуру), вдруг подняла голову:
"А что, если миссис Бенсон права? Что, если некоторые люди не готовы проснуться?"
В театре повисла тишина. Не просто отсутствие звука – полное отсутствие каких-либо сенсорных сигналов, как будто реальность на секунду задержала дыхание.
"Покажи им," – тихо сказала Лия, глядя на Джейсона.
Он кивнул и достал из кармана что-то, похожее на старый медальон. Когда он открыл его, воздух вокруг наполнился… воспоминаниями? Нет, не просто воспоминаниями – полным сенсорным отпечатком прошлого.
"Тридцать лет назад," – голос Джейсона звучал как эхо в этом потоке образов, – "случилось не хаотичное пробуждение, как говорят Хранители. Это был эксперимент. Они пытались найти способ контролировать восприятие людей. Создать идеальных солдат, шпионов, рабочих – каждого со строго определенным набором чувств."
Картины в воздухе менялись: лаборатории, люди в белых халатах, странные устройства, похожие на продвинутую версию Синестета Итана…
"Что-то пошло не так," – продолжал он. – "Люди начали просыпаться сами по себе. Неконтролируемо. И тогда они создали систему разделения. Выдали катастрофу за естественное положение вещей. Убедили всех, что так и должно быть – один человек, одно чувство."
"И ты хочешь всё это разрушить?" – спросил я.
"Нет," – он захлопнул медальон, и видения растаяли. – "Мы хотим вернуть людям выбор. Право самим решать, как им воспринимать мир."
"С помощью симфонии?"
"С помощью правды," – Лия встала и подошла к старому театральному пульту. – "Симфония – это просто… ключ. Который откроет дверь."
"И когда вы собираетесь использовать этот ключ?"
Джейсон улыбнулся, и его улыбка расцвела в воздухе фейерверком ощущений:
"На школьном концерте. Через две недели. Когда соберется вся школа, все родители, все…"
"Хранители," – закончила за него Эмили.
"Именно," – он протянул мне листок с той странной партитурой. – "Ты с нами?"
Я посмотрел на замысловатые символы, которые каким-то образом должны были изменить мир. Потом на Эмили, которая изучала свою часть композиции. На Итана, уже прикидывающего, как модифицировать свой Синестет для максимального эффекта.
"Это безумие," – сказал я.
"Конечно," – согласился Джейсон. – "Поэтому оно и сработает."
Знаете, какая самая странная часть в подготовке сенсорной революции? То, как быстро начинаешь воспринимать полное безумие как что-то нормальное. Типа: "А, да, сегодня после обеда мы создаем многомерную симфонию, которая должна разрушить основы человеческого восприятия. А потом, может, пиццу закажем."
Первая неделя репетиций была… ну, представьте, что вы учитесь играть на инструменте, который одновременно является всеми инструментами в мире. И ещё немного телевизором. И, возможно, тостером.
"Нет, нет, всё не так!" – Джейсон в очередной раз хватался за голову, и его раздражение окрашивало воздух в кислотно-зеленый. – "Ты пытаешься создать звук, а потом добавить к нему цвет. Это как… как пытаться собрать кошку из отдельных частей!"
"А как надо?" – я устало потер глаза. После трех часов практики реальность вокруг начинала плыть.
"Надо… – он задумался. – Вот, смотри."
Джейсон поднял руку, и в воздухе возникло что-то… Что-то, что было одновременно нотой "ля", оттенком закатного солнца, запахом морского бриза и ощущением прохладного шелка на коже. Не по очереди, а всё сразу, как единое целое.