— А между тем так оно и есть. Именно это я и пытаюсь довести до вашего сознания, хотя коллега вон с полуслова меня понял. — Она махнула ручкой в сторону профессора Минорки, который с достоинством выпрямился, растроганно подумав про себя: редкая курица может похвалиться тем, что добрая фея, пусть даже с расстроенными нервами, величает вас коллегой. «Вот что значит иметь крылья», — с удовлетворением констатировал он.
— Стоило только вам произнести эти слова, — ротик Эмилии скривился, — и разверзся ад. — Не в силах сдержать отчаяние, фея разрыдалась.
Тётушка Тереза поспешила прикрыться лиловыми полями шляпы, без всяких сомнений, испытывая стыд. Лишь сейчас она окончательно прочувствовала, какое неслыханное бедствие обрушила на рынок.
— Я ведь говорила, что вы вроде бы что-то столкнули, — заметила Дорка, а тётушка — невероятный случай! — смолчала.
— П-прошу п-прощения, — наконец тихонько пролепетала она. — П-право же, я не на-нарочно… Мне и в г-голову прийти не могло, что этакая безделица…
Дорка не сводила с тётки восхищённых глаз.
— Заклинанием могут послужить любые слова, — покровительственным тоном изрекла она. — Какие угодно. Всё зависит от того, где, когда и для чего их произнести…
— Какой переимчивый ребёнок! — одобрительно констатировал профессор.
— Я бы и рада простить, — сказала Эмилия, — в конце концов, на то я и добрая фея; только в данный момент это нам не поможет. Всё, всё перевёрнуто вверх тормашками! — безутешно рыдала она.
— Полно расстраиваться, полно, — попытался утешить её профессор. — Нет худа без добра.
— Любопытно узнать, что хорошего вы углядели.
— Ну, например, то, что я вдруг научился говорить. Ведь до сих пор я, как бы это выразиться точнее… изъяснялся лишь на курином языке…
— Скажите, Фёдор, — вновь обрела голос почтенная дама, — вы действительно способны радоваться тому, что научились говорить… радоваться именно в такой момент, когда… — голос её сорвался.
— Извините, извините, — обиженно пошёл на попятную профессор, — я всего лишь попытался влить каплю радости в нашу горькую чашу, но если вам не угодно… Я ведь и сам по натуре склонен к пессимизму…
Снаружи настала тишина. Перестрелка как по команде прекратилась.
Беглецы приникли к прутьям корзины. Глазам их предстал лунный пейзаж. Всё, чем можно было пулять, расстреляно; всё, что можно разбить, — разбито, что можно опрокинуть, — опрокинуто, развалено, рассыпано, разбросано.
— Конец! — встрепенулась тётушка Тереза. — Отвоевались! Тогда пошли по домам.
— Какой там конец! — простонала Эмилия. — И не мечтайте. Это была всего лишь артподготовка. Вояки устроили себе передышку — надо же зализать раны, потолковать, посовещаться, а уж потом приступать к настоящим разборкам. Не вздумайте никуда выходить. Я же вам объяснила: пока заклятие в силе, ни на рынок, ни с рынка, все пути перекрыты.
— А из-за чего, собственно, они воюют? — спросила Дорка.
— Подумать только! — восхитился профессор Минорка. — Ещё ребёнок, а до чего мудра! Да, кстати, из-за чего сыр-бор?
— Из-за рынка, — коротко ответила Эмилия.
— Вот это да! — просиял Минорка. — В литературе нередко встречается упоминание о том, что войны ведутся из-за рынков сбыта.
— Точнее говоря, из-за крана, — мрачно продолжила фея.
— Воевать, сражаться ради какого-то крана?
— Давным-давно, в незапамятные времена, там, где сейчас торчит кран, из-под земли бил источник с прохладной, кристально чистой водой. Не было тогда здесь ни улицы, ни рынка, ни Восточного вокзала поблизости, не было ничего, кроме восхитительного источника. Каких только чудес ему не приписывали! Но, если верить легенде, стоило испить водицы из этого источника и произнести при этом заветные слова — самые простые, их и младенцу впору пролепетать, — и становился человек богатым, богаче некуда: источник одаривал его серебром да золотом, алмазами-топазами, сапфирами-зефирами, словом, всякими драгоценностями. Поговаривали, будто бы многие обогатились таким образом. Шло время. Появились новые люди, выросли высокие дома, был построен Восточный вокзал и основан рынок. Ключевую воду запрятали в трубу, сверху водрузили кран. Волшебные истории мало-помалу поглотило забвение, и люди выбросили из памяти заклинания, не помнили даже самые что ни на есть простейшие, из тех, что и младенцу впору освоить. Но однажды кому-то вдруг вновь взбрело на ум обогатиться за счёт источника. То ли этот умник наткнулся на старинную рукопись и там вычитал легенду, то ли некий злокозненный гном внушил ему эту пагубную мысль — кто знает…
А только с той поры торговки с мясниками непрерывно враждуют, за обладание краном готовы головы друг дружке поотрывать. Война за войной, месть за местью — и так без конца и края. Но главное, что борьба эта начисто лишена смысла, ведь волшебных слов заклинания теперь уже не знает никто. А если бы и знали — что толку? Родник давно заглох, и из крана течёт не та кристально чистая вода, как бывало, а обыкновенная, из городского водопровода. Оттого она и хлоркой воняет.
— Надо сообщить им об этом, тогда они перестанут сражаться, — вмешалась Дорка.
— Да знают они, знают! — горестно махнула рукой Эмилия. — Великая Кудесница самолично явилась к ним. Сперва пыталась добром урезонить их и установить мир. Обратилась с проникновенной речью, втолковывала, что враждовать нет смысла, из крана не польются золотые и серебряные струи, не посыплются рубины-изумруды, а потечёт обычная водопроводная вода. «Простая, НЕ волшебная вода!» — внушала им Великая из величайших фей и волшебниц, но мясники и торговки слышали одно. «Ах, вода?! Тогда — огонь!» И знай себе палить друг в дружку с новой силой. Теперь уже и воюют-то не ради серебра-злата, и даже не из-за воды, а из-за крана, потому как он на рынке один-единственный. Чаша терпения Великой Кудесницы переполнилась. Схватила она волшебную метёлку из белоснежных перьев и… Остальное вы знаете. Конечно, и после этого вражда не прекратилась, только не в открытую, а исподтишка. Ворчали-бурчали, скрипели зубами, ан поделать-то ничего не могли, покуда над головами у них колыхались белоснежные перья. Затаив дыхание, ждали: вдруг да кто-то разрушит заклятие, и тогда можно будет начать заварушку по новой. Ну, тут тётушка Тереза и подоспела… Теперь война в полном разгаре.
— Придумала! — воскликнула Дорка.
— Что именно?
— Выход из положения. Пусть будет на рынке два крана — у каждой из враждующих сторон по собственному крану. Вызвать водопроводчика, да и все дела! — девочка обвела присутствующих торжествующим взглядом.
— У ребёнка ума палата! — восхитился профессор Минорка.
— Да полно вам! — отмахнулась Эмилия. — Думаете, речь идёт о кране?
— А разве нет?
— Именно, что нет! При вражде речь всегда идёт не о том, о чём вроде бы идёт. Не будь крана, нашлась бы какая-нибудь другая причина. Ссорились бы не из-за воды, не из-за воздуха, так из-за Луны на небе или какой-нибудь крохотусенькой звёздочки, которую и ясной ночью-то едва разглядишь.
Воцарилось гнетущее молчание.
— С ума, что ли, они посходили? — хорошенько подумав, предположила тётушка Тереза.
— Похоже на то.
— Нельзя ли их хоть как-то примирить? — размышлял вслух профессор Минорка.
— Даже Великой Кудеснице это не удалось.
— Тогда как же нам быть? — тётушка Тереза вдруг сникла, даже широкие поля лиловой шляпы уныло обвисли. — Не сидеть же до скончания века под корзиной! Нам домой пора! — но как ни старалась она выговаривать слова с присущим ей апломбом, к концу тирады голос её сорвался.
— К сожалению, курам не пристало слёзы лить, — тихо вздохнул профессор Минорка, — однако поверьте, я чувствую себя как побитый пёс. Если, конечно, сравнение уместно в моём случае.
— Вполне уместно, — заверила его добрая фея. Какое-то время все молчали. Эмилия нервно шевельнула крылышками и наконец решилась. — Есть один-единственный выход, — чуть слышно вымолвила она. — Все дружно повернулись к ней, враз преисполнясь надеждой. — Необходимо отыскать метёлку, крутануть её и произнести волшебное заклинание.
— Только и всего-то? — оживилась тётушка Тереза. — Тогда, можно сказать, дело в шляпе! Дорка, не ковыряй пластинку, сколько раз говорить! Ну и где она, эта ваша метёлка?
— Откуда мне знать? Вы же сами, тётушка Тереза, выхватили её у меня из рук, так что это вас надо спрашивать, куда вы её подевали!
— Дайте вспомнить. Когда я её поворачивала, метёлка ещё была у меня в руках, когда я плюхнулась наземь, её уже не было… — тётушка вновь сникла. — Значит, в этот промежуточный момент она и пропала…
— В таком случае надо её отыскать! — практичности Дорке было не занимать.
— Что нам стоит?! Конечно, отыщем!
— Эмилия нам поможет, — подбадривали они друг друга.
Но у феи опять задёргались веки, дрогнули нос, ушки и — что самое ужасное — затрепыхались оба крыла.
— Я н-не п-пойду н-никуда. Н-ни-п-почём, н-ни за что н-на с-свете.
— В чём дело, что случилось? — сочувственно склонилась к ней Дорка.
— Н-нич-чего н-не с-случилось. П-просто я б-боюсь.
— Чего именно?
— В-всего… — у несчастной феи дрожали губки. — Э-эта в-война с-совсем м-меня д-доконала. Н-никуд-да я отсюда н-не п-пойду!
— В жизни своей не встречала такой пугливой феи, — заметила тётушка Тереза.
— Запросто сдрейфишь при таком шухере!
— Фи, Доротея, что за выражения!
— Ничего удивительного, что уважаемая коллега дошла до нервного срыва, — вступился за крылатого сородича профессор Минорка.
— Я уж лу-лучше тут пережду и ф-ф…
Что намеревалась выговорить бедняжка Эмилия, так и осталось невыясненным, поскольку, едва фею заело на звуке «ф-ф», Дорка вдруг отчаянно вскрикнула:
— Флейта! Флейта моя пропала! — Она ощупывала землю вокруг. — Наверное, так и осталась на том месте. Пойду поищу!
— Никуда ты не пойдёшь! — непререкаемым тоном заявила тётушка Тереза. — Сиди здесь!
Но Дорку было не удержать.