Звёздный зверь — страница 6 из 47

— Только задержись там больше трех дней, и я вычту их из твоего отпуска. — Мистер Кику отключил видеофон и вернулся к своим делам. Он ответил на десяток звонков, добрался до дна корзины для входящих, после чего та стала наполняться снова, и вдруг вспомнил, что пора встречаться с рарджиллианцем. От ужаса покрывшись гусиной кожей, он торопливо вытащил из стола одну из специальных таблеток. Врач не велел принимать их слишком часто. Только он ее проглотил, как на столе замигала лампочка и раздался голос секретарши.

— Сэр? Прибыл доктор Фтаемл.

— Проси, — сказал мистер Кику и пробормотал что-то на языке, которым пользовались его предки для заклинаний против тварей лесных — ну, например, змей. Дверь начала раздвигаться, и он придал своему лицу выражение, приличествующее хозяину, радушно встречающему гостя.

3. НЕУМЕСТНЫЙ ВОПРОС

Судебное слушание по делу Ламмокса из-за вмешательства Министерства космоса откладывать не стали, скорее наоборот.

Мистер Гринберг позвонил судье, получил разрешение на пользование залом суда и попросил вызвать завтра к десяти утра всех участников слушания — включая внеземное существо, из-за которого, собственно, и заварилась вся каша.

Последнее условие вызвало у судьи О'Фарелла некоторое сомнение.

— А это существо… без него что, нельзя?

Гринберг ответил, что присутствие ВЗС совершенно необходимо, ведь именно из-за него Министерство космоса и вмешалось в дело.

— Знаете, судья, наше Министерство не имеет привычки лезть без повода в местные дела. Скорее всего я просто взгляну на эту тварь, задам пяток вопросов и откланяюсь к обоюдному нашему удовлетворению. Я ведь и прилетел-то сюда только из-за этого предполагаемого ВЗС. Так что вы уж сделайте, чтобы зверюга тоже была на слушании. Хорошо?

— Дело в том, что для зала он малость великоват. Я не видел его уже несколько лет, и, боюсь, за это время он успел подрасти. Но даже тогда он был явно не комнатного размера. Может, вы его на месте посмотрите?

— Не исключено, хотя честно говоря, мне больше нравиться когда все, что относиться к слушанию, не разбросано по разным местам. А он где?

— Под арестом вместе с хозяином, прямо там, где и живет. Это в пригороде, отсюда несколько миль.

Гринберг немного подумал. Сам он был человек нетребовательный и не придавал большого значения тому, где приходится есть или спать, но когда дело касалось работы на Министерство, он предпочитал, чтобы беготней с места на место занимался кто-нибудь другой. Иначе со всей этой прорвой забот просто не справиться.

— Честно говоря, не очень бы мне хотелось участвовать в загородной прогулке, завтра к вечеру я собираюсь вернуться в столицу, даже свою машину отпускать не хочу. Там у меня довольно неотложное дело… сами понимаете, марсианский договор и все такое. — Эту откровенную ложь Гринберг использовал всякий раз, когда требовалось кого-то поторопить, естественно, если этот кто-то не принадлежал к родному Министерству.

Судья подумал и обещал все устроить.

— Хорошо, сделаем временный загон на площади перед судом.

— Вот и отлично. Тогда до завтра, судья. Спасибо за помощь.

Позавчера, когда Ламмокс отправился прогуляться, судья О'Фарелл провел день на рыбалке. К его возвращению все уже успели убрать и, по возможности, починить. Судья из принципа знать не хотел слухов, газетных и телевизионных сообщений и даже просто разговоров, связанных с предметом предстоящего слушания. Поэтому, позвонив шефу полиции Дрейзеру, он не ожидал, что возникнут какие-нибудь проблемы.

Услышав, в чем дело, Дрейзер взвился до потолка.

— Судья, да вы что, свихнулись?

— Не понимаю, дьякон, а что тут такого?

Дрейзер попытался объяснить, но судья с ходу отмел все возражения. После чего каждый из них позвонил мэру. Однако мэр, тоже присутствовавший на вышеупомянутой рыбалке, взял сторону О'Фарелла.

— Шеф, — сказал он Дрейзеру, — вы меня удивляете. Нельзя допустить, чтобы важный столичный чиновник подумал, будто у нас здесь полное захолустье и даже с такой ерундой мы справиться не можем.

Застонав, вконец отчаявшийся полицейский позвонил в фирму «Сталь и сварка».

Шеф Дрейзер решил провести операцию до рассвета, чтобы Ламмокс был надежно заперт еще до того, как на улицах появятся люди. Только вот никто не подумал дать знать об этом решении Джону Томасу. Его разбудили в четыре часа ночи, вытащив из какого-то кошмарного сна; сперва он не мог ничего понять и решил, что с Ламмоксом произошло что-то страшное. Но даже когда Джон Томас осознал ситуацию, толку от него не было никакого. Есть люди, у которых в крови по утрам пониженное содержание сахара; не позавтракав, они ровно ни на что не способны. Вот к этим-то несчастным и относился Джон Томас; теперь он требовал, чтобы ему дали позавтракать.

Шеф Дрейзер раздраженно нахмурился. Миссис Стюарт, придав своему лицу выражение «уж маме-то лучше знать», сказала:

— Дорогой мой, а может, тебе все же лучше…

— Нет, я буду завтракать. И Ламмокс тоже.

— Молодой человек, — вступил в разговор Дрейзер. — Напрасно вы так себя ведете. Смотрите, опомниться не успеете, как вляпаетесь в куда большие неприятности. Так что собирайтесь. Позавтракать можете и в городе.

Но Джонни стоял на своем.

— Джон Томас, — резко сказала миссис Стюарт, — я не собираюсь этого терпеть, ты слышишь? Ты становишься ничем не лучше своего отца.

Упоминание об отце разозлило Джонни еще больше.

— Значит, и ты, мама, против меня? — обиженно спросил он. — Между прочим, нас в школе учили, что полицейский не имеет права действовать так, как захочет его левая нога, и вытаскивать гражданина из дома, когда ему это заблагорассудится. А ты почему-то помогаешь не мне, а ему!

Мать пораженно уставилась на сына: ведь он всегда был таким покорным и безответным.

— Джон Томас! Ты не имеешь права так разговаривать с матерью!

— Точно, — поддакнул Дрейзер. — Ну-ка, повежливее с матерью, а то сейчас как вмажу — неофициально, конечно. Чего не могу терпеть, так это когда такой вот сопляк грубит родителям. — Дрейзер расстегнул китель и вытащил сложенный лист бумаги. — Сержант Мендоса все мне рассказал о твоих штучках, так что я приготовился. Вот ордер. Ну как, пойдешь сам или придется тебя тащить?

Он стоял, похлопывал ордером по ладони, не пряча его, но и не предлагая Джону. Однако, когда тот потянулся за бумагой, Дрейзер не стал возражать и терпеливо ждал, пока мальчик не дочитает. После этого он спросил:

— Ну что? Доволен?

— Это судебная повестка, — сказал Джон Томас, — обязывающая меня явиться и привести с собой Ламмокса.

— Вот именно.

— Только здесь сказано: «к десяти часам». А про то, что я не имею права позавтракать, ничего нет.

Шеф глубоко вздохнул. Лицо его, и без того розовое, стало багрово-красным. От ответа он воздержался.

— Мама, — сказал Джон Томас, — я пойду приготовлю завтрак. На тебя делать?

Та взглянула на Дрейзера, потом на сына и нервно прикусила губу.

— Сиди, — сказала она, — я сама приготовлю. Мистер Дрейзер, вы выпьете с нами кофе?

— А? Очень любезно с вашей стороны, мэм. Не откажусь. С утра, знаете, на ногах.

Джон Томас посмотрел на них и сказал:

— Тогда я сбегаю, гляну на Ламмокса. — Помявшись, он добавил: — Мама, прости, пожалуйста, что я с тобой говорил грубо.

— Давай сейчас не будем это обсуждать, — холодно ответила она.

Джон Томас хотел добавить что-то еще, но понял, что лучше не надо, и молча вышел.

Ламмокс мирно похрапывал, одна половина в доме, другая снаружи. Как обычно во время сна его сторожевой глаз был слегка приподнят над шеей. Когда Джон Томас приблизился, глаз повернулся и внимательно его оглядел; та часть Ламмокса, которая стояла на страже, признала в мальчике Джона, и звездный зверь просыпаться не стал. Джон Томас успокоился и вернулся в дом.

За завтраком атмосфера разрядилась: к тому времени, когда Джон Томас загрузил в себя две тарелки овсянки, яичницу, гренки и залил все это пинтой какао, он был уже готов согласиться с тем, что шеф Дрейзер просто исполняет долг и даже, возможно, не бьет ногами собак для собственного удовольствия.

В свою очередь шеф, раздобрев от съеденного и выпитого, пришел к выводу, что в мальчишке, пожалуй, нет ничего такого, что не исправила бы твердая мужская рука да пара хороших порок. Жаль, что матери приходится мучиться с ним одной, похоже, она славная женщина. Подчистив хлебом остатки яичницы, он сказал:

— Теперь вроде получше, миссис Стюарт, это точно. Вы не представляете себе, что такое для вдовца — поесть домашнего. Но моим ребятам говорить об этом не стоит.

— Господи, — миссис Стюарт испуганно приложила ладонь ко рту, — я же совсем о них забыла! Я в момент сварю еще кофе. Их там сколько?

— Пятеро. Да вы не переживайте, мэм, ребята позавтракают после дежурства. — Дрейзер повернулся к Джону Томасу: — Как, готовы, молодой человек?

— Ну… — Джонни вопросительно посмотрел на мать. — Мама, а может сделать им завтрак? Все равно надо еще будить Ламмокса и кормить его.

К тому времени, как Ламмокс был разбужен, накормлен и Джон Томас все ему объяснил, а каждый из пяти полицейских, плотно позавтракав, приканчивал по второй чашке кофе, происходящее больше напоминало прием гостей, чем арест. Только в восьмом часу процессия направилась в город.

Когда Ламмокса посадили наконец в клетку, сооруженную перед зданием суда, стрелки перевалили за девять. От аромата стали пленник был прямо в восторге, он все порывался отщипнуть кусочек от своего застенка; вот уж где Джону Томасу пришлось проявить непреклонность. Войдя в клетку вместе со своим другом, он, где лаской, где сказкой, успокаивал его как мог, пока сварщики заделывали намертво дверь. Джон Томас, еще только первый раз посмотрев на массивную стальную решетку, понял, что дело плохо; он ведь так и не успел сказать шефу Дрейзеру, что против Ламмокса хуже стали и быть ничего не может.